Знамение - Хенриксен Вера - Страница 14

• Предыдущая
• 14/59
• Следующая

Сигрид продолжала молчать.

— Я понимаю, что ты знаешь многое о христианской вере, — продолжал он. — Но Йон говорит, что ты говоришь о боге Эльвира, как о христианском Господе, а у короля такой Бог, которого он использует в интересах укрепления своей власти.

— Я оговорилась.

— Я не сомневаюсь, что ты высказала мысли, о которых хотела бы промолчать. Но поскольку есть повеление короля, что ты должна быть окрещена, мой долг узнать, во что ты веришь.

Его голос звучал дружелюбно, глаза изучающие и серьезные. Сигрид вздрогнула. Ей показалось, что он превратился в оборотня. Это был епископ из Мэрина, тот самый, который служил мессу перед бедными, искалеченными людьми, оставшимися в живых после приведения в исполнение королевского приговора. А сейчас он сидел здесь серьезный и настойчиво допрашивал ее.

— А что изменится от того, если я скажу, во что я верю? — твердо спросила она. — Как вы думаете, во что верили люди, присутствовавшие на мессе в Мэрине?

Она заметила, что он сжался, как от удара.

— Они не хотели признать учение Христа, — коротко ответил он.

— Никто не может принудить или заставить под страхом смерти взрослого человека верить в Христа, — ответила она словами Эльвира.

Он откинулся на спинку почетного сидения хозяина дома, положив локти на подлокотники, скрестив при этом пальцы рук. Взгляд был устремлен на отверстие для выхода дыма, когда он ответил.

— Мне неясно, что у тебя свое и что ты впитала от других, — медленно промолвил он. — Но все это не так просто, как ты представляешь.

Возьми человека, заставь его ходить в церковь, стоять коленопреклоненным перед Богом, видеть, как верят в Бога другие. И через определенное время он заинтересуется и подумает, что в учении, может быть, есть крупица истины. Поклонение Христу станет привычкой и, в конце концов, для многих настанет день, когда они окончательно поверят вопреки самим себе.

И если этого не случится, если первое поколение будет уничтожено, то дети будут спасены для Господа Бога.

Сигрид почувствовала себя неуверенно. И хотя она знала, что произошедшее в Мэрине было ужасно, она не могла ответить ему. Епископ видел ее нерешительность и, чтобы закрепить победу, продолжил отеческим тоном;

— У тебя довольно правильные представления о христианстве, Сигрид, но многого ты не понимаешь. Позволь нам помочь тебе найти путь к истине.

Этот человеческий тон явился последней каплей, переполнившей чащу ее терпения. Уже не думая о поступках, она вскочила со скамьи и остановилась прямо перед епископом. В глазах ее горела злость.

— Если мы говорим о Христе, который любит людей, и предпочел распятие на кресте оружию, то Он должен был бы в отвращении отвернуться от короля, уничтожавшего людей Его именем!

Гримкелль внимательно посмотрел на нее, но не рассердился.

— Несколько дней тому назад я была в церкви, — продолжала она, — и видела короля коленопреклоненным перед алтарем, тогда как он поступил противно тому таинству, которое должно быть повторением жертвы Христа, принесенной Им во имя любви. Я слышала пение священников, но их псалмы в моих ушах прерывались криками из Мэрина. Я видела, как Эльвир, названный королем язычником, стоял на коленях в церкви, отдавая дань почтения этому таинству. Я слышала, что он говорил о любви Бога и рассказывал о святом Иоанне, сказавшем, что люди должны любить друг друга.

Я обещала Эльвиру перед смертью, что приму сама крещение, и не намерена нарушить последнее обещание, данное ему. Но если я буду верить в Бога, то в Того, о котором рассказывал Эльвир. И я никогда не поверю в то, что вы, епископ Гримкелль или конунг Олав, называете истиной.

Епископ сидел спокойно, давая ей возможность высказаться.

— Сядь, — сказал он, — и расскажи мне о том, во что верил Эльвир.

Сигрид собиралась уйти, но дружелюбное спокойствие епископа было для нее неожиданным, и она почти против своей воли села. Но ничего не сказала.

— Поскольку ты рассказала мне так много, то рассказ об остальном не нанесет тебе вреда, — произнес он.

Она почувствовала себя пойманной и осознала, что не должна быть благодарна своей вспыльчивости. Все, что говорил Эльвир, чем он жил, она хотела сохранить при себе, думать об этом и пытаться помнить все хорошее. Последнее, чего ей хотелось, рассказать обо всем священникам короля Олава с тем, чтобы они смогли воспользоваться этим.

— Сигрид, — произнес епископ мягким и тихим голосом, — если Эльвир умер христианином, его следует похоронить в священной земле. Это последняя и лучшая услуга, которую ты можешь оказать ему. И если ты любила его, ты должна позаботиться об этом.

Епископ Гримкелль позвонил в колокольчик, и в комнату вошел один из его дружинников. Епископ что-то тихо сказал ему; тот поклонился и вышел. Вскоре пришла служанка с чашей пива.

— Тебе следует немного подкрепиться, — Гримкелль улыбнулся, когда служанка передала чашу Сигрид.

Она была вынуждена улыбнуться. Эльвир всегда прибегал к чаше с пивом, чтобы заставить собеседника разговориться. Но тут Сигрид подумала, как поступил бы Эльвир на ее месте. И внезапно поняла, что он, редко скрывавший свои взгляды, явно не согласился бы, если бы она поступила по-иному.

И она начала говорить.

Рассказала все, о чем узнала от Эльвира, о его обращении в христианскую веру, о его отступничестве, о священнике Энунде, о жертвоприношении в Хомнесе, об ужасе, который охватил осенью всю округу, об ответе Торы прорицательнице, о поездке Эльвира к королю, о болезни и о крещении детей, о том, как муж делился с ней своими мыслями, и, наконец, о его смерти.

Гримкелль некоторое время сидел молча. Он думал об исповеди Таральде, которую он слышал в Мэрине, и понял, что Сигрид говорит правду.

— Ты веришь в то, что Эльвир рассказывал тебе о христианстве? — спросил он наконец.

— Не знаю, — ответила Сигрид. — В последнее время произошло так много ужасных событий. Мне кажется, что Эльвир за свою веру заслужил нечто иное, а не предательство и смерть.

— Но пойми, он своей смертью одержал победу! — Голос епископа стал торжественным. Он привстал, и она увидела, как по-новому заблестели его глаза.

— Разве ты не видишь, как Господь смиренно дал понять Эльвиру, что предоставляет ему возможность покаяться в грехах на смертном одре!

Однако Сигрид взглянула на него непонимающе. И Гримкелль снова опустился на сидение.

— Нет, — произнес он. — Такое понятие тебе неведомо. Но Эльвир наверняка помнил о нем.

— Если бы Эльвиру позволено было остаться в живых, я бы стала верить в христианство, — воскликнула Сигрид.

— Ты должна верить, таково последнее желание Эльвира, — начал епископ. Но замолчал и удивленно оглянулся, ибо был прерван громким храпом. Священник Йон сидел на скамье и спокойно спал, сложив руки на животе. Гримкелль улыбнулся и продолжил:

— Если ты признаешь, что веришь в то, чему тебя учили Энунд и Эльвир, то без колебания примешь обряд крещения и будешь думать о другом. Ты сама говорила, что когда Эльвир был при смерти, то выразил желание исповедаться перед священником короля. Ты можешь поступить так же и признать тех священников, которых церковь назначила, чтобы помочь тебе!

Сигрид задумалась.

— Я никогда не смогу поверить в правильность того, как поступает король, насаждая христианство, — промолвила она.

Епископ Гримкелль взглянул на спящего священника перед тем, как посмотреть ей в глаза.

— Тебе и не нужно этого делать, — произнес он.

Сигрид уставилась на него. Но лицо епископа ничего не выражало.

— Надеюсь, ты разрешить мне рассказать конунгу обо всем, что ты мне сказала, — произнес он. И когда Сигрид взглянула на него с сомнением, добавил: — Обещаю, что ничего не скажу такого, что служило бы во вред тебе или твоим сыновьям. И, если это сможет помочь королю поступать в дальнейшем более мягко, то Эльвир умер не напрасно.

Сигрид кивнула головой в знак согласия.

— Эльвир будет похоронен в священной земле, — продолжал епископ. — Ты, Сигрид, чувствуешь готовность честно дать обет при крещении и что таково желание Эльвира?

• Предыдущая
• 14/59
• Следующая