Знамение - Хенриксен Вера - Страница 21
- Предыдущая
- 21/59
- Следующая
— Убирайся домой в Эгга, Сигрид! — тут же воскликнул Блотульф. — Мы не нуждаемся в жалости и тем более в людях, руны которых отданы лендману короля.
Сигрид задохнулась:
— Значит, люди считают, что я все о них докладываю Кальву!
— Стал бы король возвращать тебя сюда еще более богатой и могущественной, если бы ты не обещала ему ничего в замен? Люди не настолько глупы, как ты представляешь, Сигрид!
— Блотульф, я…
— Хочешь знать, что думают о тебе? — прервал он ее. — Мы не боимся, что ты пожалуешься на меня Кальву Арнисону.
— Да.
— Тьфу! — Он плюнул по направлению звука ее голоса, но в нее не попал.
Она была слишком потрясена, почувствовала, что вот-вот заплачет. Поэтому быстро повернулась и ушла.
На обратном пути она остановилась в том месте, откуда открывался самый прекрасный вид на фьорд.
Вот уже почти тринадцать лет эти несокрушимые низкие горы служат ей защитой. И сейчас, как и прежде, они стоят надежно, словно говоря ей: «Что тебе люди? Взгляни на нас, мы остались прежними, такими же, как ты увидела нас, приехав сюда. И на следующий год, через десятки лет, через сотню, когда ты уже будешь покоиться в земле, мы не изменимся».
И ей захотелось заключить в объятия фьорд и небо, и горы, ибо они были открыты ей и принимали ее, ибо они, в противоположность людям, не меняли своего отношения.
В это время Сигрид сблизилась с Кальвом. А он после разговора в первый вечер в Эгга, просил ее рассказывать о законах и обычаях.
Она отвечала на его вопросы, как умела, удивляясь тому, сколь много она знала.
Эльвир часто рассказывал ей о вещах, интересовавших его большую часть жизни. А она, сама того не сознавая, многому научилась у него за прошедшие годы.
Сигрид оценила любовь и заботу, которую Кальв проявлял по отношению к ней. И это, на фоне холодного отношения других, доставляло ей радость, которая заставляла ее притворяться, что любит она его больше, чем чувствовала на самом деле.
Однако она иногда не могла отказаться от попыток воспользоваться властью, которую обрела над ним. Она прибегала к ней в тех случаях, когда могла заставить его поступить по-иному, чем хотел король, правда, лишь в довольно мелких делах.
Искала она и встреч с Йоном-священником, беседовала с ним. Мессы она посещала чаще, пытаясь обрести то счастье веры во Христа, о котором ей говорил Энунд. Но оно к ней не приходило. Даже вечерняя трапеза не приносила ей спокойствия.
Она спросила об этом Йона.
— Важно, что ты приходишь к Богу, — ответил он. — Тебе лишь нужно следовать правилам, которые предписывает церковь, и на тебя снизойдет милость Божия. При этом тебе не придется испытать чего-либо особенного.
Правил, которым нужно следовать, было огромное множество, среди них были и посты, и религиозные праздники. Сигрид почти не понимала, как можно выполнять работы по хозяйству, поскольку люди обязаны были отдыхать каждый седьмой день, да и по всем святым праздникам. Она злилась и на то, что по выходным дням ей запрещали ткать — это работой она не считала.
Кроме того, она была обязана исповедоваться и каяться, и все это она должна исполнять, как предусмотрено правилами, во время богослужения. Йон говорил, что ей исключительно важно вовремя преклонить колени и в нужное время встать, ибо владельцы Эгга должны служить примером для людей, живущих в округе.
Кальв часто ходил к мессе, постился и строго соблюдал правила выходного дня, предписанные церковью.
Сигрид пыталась поговорить и с ним о нетерпеливом ожидании знамения от Бога, о том, что Он принял ее в свое лоно, или свидетельства, что Он находится рядом.
— Бог рядом с тобой во время вечерней трапезы, — говорил Кальв.
— В куске хлеба? — Она знала, что Эльвир чувствовал близость Бога в причастии, а она этого не испытывала.
— Да. И когда приняла тебя церковь, принял и Бог.
Она рассказала, о чем говорил ей Йон.
— Но для того, кто нарушит обеты и правила христианской веры, должно быть нечто большее, а не один лишь страх перед гневом Божьим. Если это все, то христианство не лучше богов, в которых мы верили раньше, когда нас преследовал страх наказания, если мы не станем приносить им жертвы.
— Бог добр, а те боги злы, — отвечал Кальв. — В этом огромная разница.
— Но почему и новый Бог, и те старые добры, когда живешь по их заветам, но становятся злыми, если нарушить хотя бы один…
Кальв рассмеялся.
— Ты спрашиваешь о необъяснимом, — сказал он. — Все, что я знаю, — это обет следовать заветам христианства, и я по возможности это делаю. А Белый Христос обладает огромной силой, я сам видел, как Он помогает королю.
Большего ни Кальв, ни Йон не могли рассказать Сигрид. Казалось, что она уперлась в стену, когда попыталась поделиться мыслями Эльвира. Оба заявили: конечно, это хорошо. Но самым важным для нее будет следование церковным заповедям.
Постепенно стало заметно, что Сигрид ждет ребенка.
Она надеялась, что женщины в усадьбе, заметив это, изменят отношение к ней в лучшую сторону. Но единственное, что происходило при ее появлении на кухне: они прекращали разговоры и молча смотрели на нее.
Однажды Сигрид не выдержала.
День был пасмурный, по крыше, покрытой дерном, бил дождь, со стрехи капало. Над землей нависли тяжелые тучи, мрачные и холодные. Сигрид казалось, что они слились воедино с неприязнью, проявляемой людьми по отношению к ней. Клочки облаков, застрявшие меж ветвей елей, опускающиеся на крыши домов, соединялись с вызывающей тошноту, отталкивающей манерой поведения окружающих ее людей, которая заставляла ее постоянно вздрагивать.
Однажды она вошла в кухню. Большинство служанок были там и готовили еду. Здесь же в обществе Гутторма Харальдссона и одного из его сыновей находились ее мальчики. Гутторм и Грьетгард играли в шахматы, остальные следили за игрой. Служанки тихо разговаривали между собой, стоя у дальнего очага. Сигрид услышала, что они упомянули ее имя. И в этот момент одна из них увидела ее и сделала знак остальным. Все тут же замолчали.
Сигрид направилась прямо к ним и спросила, о чем они разговаривали.
— Да так, ни о чем особом, — ответила одна из них.
— Я слышала, вы упомянули мое имя и хочу знать, что же это за «не особое».
— Говорили, что ты ждешь ребенка, — сказала другая служанка.
— Ну и что же? — не сдавалась Сигрид.
Ответа она не получила и почувствовала, что щеки ее покраснели.
— Я желаю получить ответ, честный ответ. В противном случае вы пожалеете! — Она сама испугалась резкости своего голоса.
Служанки что-то промямлили; никто не осмеливался говорить.
— Ты, Ингеборг? — Сигрид ткнула пальцем на одну из служанок, которая приехала вместе с ней из Бьяркея. Она близко принимала к сердцу, что даже ее девушки из Бьяркея отвернулись от нее.
Остальные вытолкнули Ингеборг вперед.
— Нам… нам интересно, кто отец твоего ребенка, — сказала та робко.
— Так кто же он? Меня ведь вы спросить не соизволили. — Глаза Сигрид сузились, а голос стал ледяным.
— Люди говорят… — Ингеборг замолчала.
— Что говорят люди? — Все повернулись, ибо прозвучал глубокий голос Гутторма. Он и мальчики поднялись и подошли к ним.
Ингеборг повернулась к нему:
— Говорят, что это может быть сам король после того, как Сигрид побывала в Мэрине.
Сигрид почувствовала, что теряет силы, и почти упала на скамью. То, что произошло в следующий момент, случилось так быстро, что она по-настоящему даже не успела увидеть. Послышался удар и крик. Ингеборг поднесла руку ко рту. Из губы текла кровь. Грьетгард стоял перед ней, побелевший от злости.
— Может, еще раз позволишь себе сказать такое о матери?
Гутторм вынужден был держать его, чтобы он не набросился снова на девушку.
— Я собственными ушами слышала, как она сказала, что с удовольствием примет короля, — промолвила Ингеборг.
— Я оставался в Мэрине, когда тебя и других отослали оттуда, и Турир был там. — Грьетгард пытался вырваться из крепких объятий Гутторма. — Мы все время были с мамой и в Каупанге. У малыша, которого она ждет, тот же отец, что и у нас. За это мы можем поручиться.
- Предыдущая
- 21/59
- Следующая
