Пристрастие к смерти - Джеймс Филлис Дороти - Страница 46

• Предыдущая
• 46/125
• Следующая

Сначала голос матери:

— Я думала, ты захочешь получить опеку над детьми. Ты же их отец.

— И, освободив от всякой ответственности, предоставить тебе возможность наслаждаться жизнью в Калифорнии? Ну нет, моя дорогая, это ты хотела детей, ты их и получай. Полагаю, Фрэнк не станет торговаться из-за двух приемных крошек? Что ж, они — его. Надеюсь, он их полюбит.

— Они англичане. Их место здесь.

— Что ты ему сказала? Что приедешь без иждивенцев? Немного потрепанная, но не обремененная детьми? Их место там, где их мать. Даже у суки есть материнский инстинкт. Забирай их, или я не дам развода.

— Господи милосердный, они же твои дети! Неужели тебе все равно? Неужели ты их не любишь?

— Может, я и любил бы их, если бы ты не мешала и если бы они меньше походили на тебя. А к таким, какие они есть, я, признаться честно, равнодушен. Ты жаждешь свободы, я — тоже.

— Ладно, тогда разделим их. Я возьму Барби, а ты — Дикко. Место мальчика — рядом с отцом.

— Тогда мы в затруднительном положении. Тебе лучше посоветоваться с его отцом, если ты, конечно, знаешь, который из них — его отец. В любом случае пусть забирает Дикко. Я не стану препятствовать. Если бы в этом мальчишке было хоть что-то от меня, я бы заметил. А он — карикатура.

— Боже, Дональд, ты ублюдок!

— О нет, моя дорогая. Ублюдок в этой семье не я.

«Мне не нужно было это слушать и запоминать, тогда не пришлось бы думать об этом», — мысленно упрекнула себя Барбара и нажала на пульте кнопку «звук» — озлобленные голоса ударили ей в уши, поэтому она не услышала, как открылась дверь, но вдруг увидела перед собой продолговатое пятно света, а в нем — Дикко, в халате до колен, с нимбом спутанных волос вокруг головы. Он молча наблюдал за ней некоторое время, потом босиком прошлепал к кровати. Матрасные пружины заскрипели, когда он уселся на постель напротив нее.

— Не можешь заснуть? — спросил он.

Барбара выключила телевизор, испытывая привычное чувство вины.

— Я думала о Сильвии и папе, — сказала она.

— О каком именно? У нас их столько было!

— О первом. Настоящем.

— Нашем настоящем отце? О нашем никуда не годном отце? Интересно, он уже умер? Рак был для него незаслуженной милостью. Не думай о них, думай о деньгах. Это всегда успокаивает. Думай о том, что теперь ты свободна, сама себе хозяйка. Думай о том, как тебе идет черный цвет. Тебе ведь не страшно, правда?

— Нет, конечно. Чего бояться? Дикко, возвращайся в постель.

— В его постель. Ты ведь знаешь, не так ли? Знаешь, где я сплю? В его кровати.

— Мэтти это не понравится, леди Урсуле — тоже. Почему ты не можешь спать в свободной спальне? Или не вернешься к Бруно?

— Бруно не хочет, чтобы я у него жил. Никогда не хотел. Там тесно. И мне там неудобно. Ты же хочешь, чтобы мне было удобно? И потом, я немного устал от Бруно. Мое место — здесь. Я твой брат. А этот дом теперь твой. Не очень-то ты гостеприимна, Барби. Я думал, ты будешь мне рада. Вдруг тебе захочется поговорить ночью, довериться кому-нибудь. Ну же, Барби, как ты думаешь, кто его убил?

— Откуда я знаю? Кто-то вломился, полагаю, — вор, еще какой-нибудь бродяга, кто-то, кто хотел украсть церковную утварь. Не хочу об этом говорить.

— А полицейские тоже так думают?

— Наверное. Я не знаю, что они думают.

— Тогда я тебе скажу. Они думают, что для ограбления это неподходящая церковь. Что там красть?

— Ну, есть какие-то предметы в алтаре, разве нет? Подсвечники, крест. В той церкви, где мы венчались, были.

— Я не присутствовал на твоем венчании, Барби. Ты меня не пригласила, помнишь?

— Пол хотел, чтобы церемония была тихой, Дикко. Да какое это имеет значение?

Это, вспомнила она, был еще один обман Пола. Она представляла себе грандиозную свадьбу: вот она плывет по проходу между скамьями церкви Святой Маргариты в Вестминстере — сияние белого шелка, фата словно облако, цветы, толпы народу, фотографы… Вместо этого он предложил регистрацию в мэрии, а когда она запротестовала, настоял, чтобы венчание происходило в приходской церкви и было предельно скромным, словно их бракосочетание было чем-то чуть ли не постыдным, вороватым и неприличным.

До нее донесся вкрадчивый шепот Дикко:

— Но такие предметы не держат теперь в алтаре, во всяком случае, ночью. Кресты и канделябры прячут под замок. В церквах по ночам темно и пусто — никакого серебра или золота. Ничего. Не думаешь ли ты, что именно в это время их Бог сходит со своего креста, бродит по церкви, приближается к алтарю и видит, что это всего-навсего деревянный стол, покрытый вышитой тряпкой, пришпиленной по краям?

Она поежилась под простыней.

— Не будь дураком, Дикко. Иди спать.

Он наклонился вперед. Лицо, такое похожее на ее собственное и в то же время совершенно другое, замаячило в нескольких дюймах от ее глаз, она даже могла видеть, как блестят у него над бровями капельки пота, и чувствовала винный дух, от него исходивший.

— Эта сиделка, Тереза Нолан, та, которая покончила с собой… Отцом ее ребенка был Пол?

— Разумеется, нет. Далась вам всем эта Тереза Нолан.

— Кому далась? Полицейские тебя о ней расспрашивали?

— Не помню. Кажется, их интересовало, почему она ушла. Что-то вроде этого. Не хочу я об этом думать.

Его тихий снисходительный смех прозвучал заговорщически.

— Барби, думать придется. Нельзя прожить жизнь, не думая о некоторых вещах только потому, что они кажутся неприятными или неудобными. Это был его ребенок, ведь так? Вот чем занимался твой муж, пока ты кувыркалась со своим любовником, — трахал сиделку своей матери. А другая девушка, Дайана Траверс, та, что утонула? Что она делала в этом доме?

— Ты прекрасно знаешь, что она здесь делала — помогала Мэтти.

— Опасное, однако, выходит, занятие — работать на твоего мужа. Послушай, если кто-то действительно его убил, то человек этот очень умен и хитер. Он знал, что Пол будет в той церкви, знал, что под рукой окажется его опасная бритва, у него хватило духу пойти на такой огромный риск, и ему не внове было резать человеческую плоть. Ты знаешь кого-нибудь, кто соответствует этому описанию, Барби? Знаешь? Вам со Стивеном повезло, что у вас есть алиби, правда?

— У тебя тоже есть алиби.

— Да, и у Мэтти, и у леди Урсулы, и у Холлиуэлла. Немного подозрительно — столько железных алиби. А как насчет Сары?

— Я с ней не разговаривала.

— Будем надеяться, что у нее алиби нет, а то полиция заподозрит заговор. Когда ты позвонила мне и сказала, что он собирается выгнать тебя, я тебе пообещал, что все будет в порядке? Ну что ж, теперь все в порядке. Я сказал, чтобы ты не беспокоилась о деньгах? Теперь тебе не надо о них беспокоиться. Все твое.

— Не так уж много.

— Брось, Барби, вполне достаточно. Начать хотя бы с дома — он стоит не меньше миллиона. И Пол был застрахован, не так ли? В полисе есть пункт относительно самоубийства? Было бы некстати.

— Мистер Фаррелл сказал, что нет. Я спрашивала.

И снова этот вкрадчивый многозначительный смех — нечто среднее между хрюканьем и хихиканьем.

— Значит, ты уже разузнала насчет страховки! Ты времени даром не теряешь. Стало быть, адвокаты думают, что Пол сам себя убил?

— Адвокаты никогда ничего прямо не говорят. Мистер Фаррелл не велел мне разговаривать с полицией в его отсутствие.

— Семья предпочла бы, чтобы это оказалось убийством. Может, так оно и есть. Если бы он хотел покончить с собой, почему было не воспользоваться пистолетом? Пистолетом своего брата. Когда у человека есть пистолет, он не станет перерезать себе горло. И боеприпасы у него были, ведь правда?

— Боеприпасы?

— Патроны. Где пистолет? Все еще в сейфе?

— Нет. Я не знаю, где он.

— Что значит — ты не знаешь? Ты проверяла?

— Вчера, после того как он ушел. Я не пистолет искала, хотела посмотреть бумаги, его завещание. Открыла сейф — а пистолета там нет.

— Ты уверена?

• Предыдущая
• 46/125
• Следующая