Паутина - "Сфинкс" - Страница 93
- Предыдущая
- 93/202
- Следующая
Только бы он не услышал, как колотится ее разбитое сердце. Лишь бы не понял, как у нее подгибаются ноги. Лишь бы не узнал, как ей больно просто находиться рядом с ним. Лишь бы не заметил слез, готовых сорваться с ресниц.
— Сядь, надо поговорить, — без намека на теплоту в голосе сказал слизеринец, засунув обе палочки в задний карман брюк. Лили от неожиданности сморгнула — куда сесть? Это была пустая комната, лишь стол посередине, на котором в том же обилии, что и на полу, лежали какие-то осколки, обрывки газет, сломанные перья, разбитые чашки. — Сядь.
Только тут Лили заметила стул справа от себя. Откуда он взялся? Вообще, что это за место? Из упрямства она не села и не спросила Малфоя ни о чем. У нее была только одна мысль — уйти, убежать, спрятаться и дать волю накипевшим слезам. Потому что от его холодности и насмешки было еще больнее. Он даже не притворялся, что она была ему дорога…
Он буквально за один шаг оказался перед ней и силой усадил на стул, нависая над ней. Его глаза были непроницаемы и полны гнева. Руки заставили поежиться. Он злится? ОН?! По какому праву?!
— Поттер, если ты сейчас сделаешь хоть одно лишнее движение, скажешь хоть что-нибудь, я заставлю тебя пожалеть о каждом дне, что ты вынудила меня сходить с ума. Я тебе обещаю, — процедил Малфой, заставляя ее поднять к нему лицо. — Я не шучу.
Она сглотнула, понимая, что все действительно так. Слизеринец был в бешенстве. Почему? И почему она должна ему подчиняться? Что такого он может ей еще сделать? Разве будет еще больнее? Нет, больнее уже не будет.
— Где мы? — Лили опустила голову, не собираясь давать ему шанс что-то прочесть на ее лице. Девушка смотрела на его ноги, черные форменные брюки были покрыты какой-то пылью. На нем не было мантии. Было очень неуютно от того, что он нависает над ней.
— Выручай-комната, — бросил он. Наверное, он смотрел на нее сверху вниз, но Лили упрямо не поднимала головы. Потому что чувствовала, что с ресниц уже падает слеза. Его запах, когда он стоял так близко, причинял новую боль, заставляя сдерживать рыдания, что уже неделю были готовы вырваться из ее груди. Но она стерпит, он не увидит ее боли.
— Не говори глупостей, она погибла много лет назад, — Лили упрямо прикусила губу — до боли, чтобы держать себя в руках.
— Глупости говоришь и делаешь ты, — Скорпиус фыркнул, но не двинулся, все так же стоял перед ней, засунув руки в карманы. — Это Выручай-комната.
— Тогда я хочу, чтобы здесь появилась открытая дверь, и я могла уйти, — проговорила Лили, отворачиваясь к пустой стене.
— Этого не будет, потому что я не хочу, — жесткий, бередящий душу голос слизеринца причинял почти физическую боль.
— Значит, ты мечтал о комнате, где куча хлама и голые стены? — оказывается, она еще может усмехнуться, хотя горло свело. Нужно бежать отсюда. Бежать.
— Я занимался уборкой, — Малфой сделал шаг вперед, встав прямо у ее коленей, и Лили сжалась, стараясь не дышать, потому что он был так близко. Ненавижу… Ненавижу… Ненавижу! — Посмотри на меня, я не привык разговаривать с затылком.
— Да иди ты, знаешь куда?! — огрызнулась она, все-таки подняв к нему лицо. От неожиданности она попыталась отпрянуть — потому что в его глазах не было стали, там была бездна льда.
Малфой схватил ее за подбородок, не дав отшатнуться. Лили закусила губу, чувствуя, как предательские слезы заскользили по щекам. И она не успела среагировать на быстрое движение слизеринца.
Он упал на колени и поцеловал ее, заводя ей за спину ее руки, потому что она попыталась его оттолкнуть. Она сопротивлялась до тех пор, пока его язык не проник глубоко в ее рот. Потом уже не было ни сил, ни желания оттолкнуть его.
В поцелуе не было нежности или привычной мягкости — лишь жадность и нетерпение. Его губы иногда причиняли боль, но это была спасительная боль. Потому что сердце не разрывалось на части от его предательства, оно лишь билось учащенно — все быстрее из-за его руки, гладящей ее по спине.
«Нет! Он предал тебя!.. Да! Ты не можешь без него… Нет! Он лишь играл с тобой и продолжает играть… Да! Ты умираешь без него… Нет! Остановись… Да! Ты не можешь этого остановить…».
Борьба в душе Лили шла будто бы сама собой, а сама она уже отдалась на милость победителю, понимая, что он все равно сможет сделать с ней все, что захочет.
Он тяжело дышал, когда отстранился. Лили открыла глаза и увидела, как плещется серебро в любимых глазах.
Малфой перевел дыхание, но рук ее не отпустил, словно боялся, что она снова начнет сопротивляться и отворачиваться. Лили не могла, она уже почти утонула в серебре.
— Послушай, Лили, — голос его звучал неожиданно глухо, — я не знаю, что там говорит и планирует мой дражайший папочка, но я никогда не давал согласия на помолвку вообще с кем-либо, тем более с Забини.
Она хотела кинуть ему в лицо слова, что носила в себе все эти дни: «Предатель! Лжец! Лицемер!» — но как она могла это сделать, глядя в жидкое серебро его глаз? Хотелось верить, но разум еще делал попытки сопротивляться.
— Твой отец бы не стал говорить об этом, если бы не был уверен, что ты этого хочешь.
— Мерлин, ты говоришь о Драко Малфое, а не о Гарри Поттере, — фыркнул Скорпиус. И девушка заметила, что его лицо стало принимать привычные ей черты: строгие линии чуть смягчились, взгляд снова стал покровительственно-насмешливым, лоб разгладился. — Не меряй ценностями своей семьи мое семейство, там все и всегда стояло ра… вверх ногами.
Он говорил, а сам стирал пальцами дорожки слез с ее лица. Она прикрыла глаза, наслаждаясь этой желанной лаской. Ей нужны были эти руки, этот голос. Пусть он говорит, пусть убедит ее в том, что все написанное — ложь, что он не играл, что он действительно принадлежит только ей.
— Твоя невеста… — тихо проговорила она и почувствовала, как он отпустил ее заведенные за спину руки.
— Нет у меня никакой невесты, — снова фыркнул он, вставая и отряхивая брюки. — Забини может хоть на лбу себе татуировку сделать — «будущая миссис Скорпиус Малфой», это ничего не изменит.
Лили проследила за ним глазами. Странно, но за несколько минут комната поменяла свои очертания. Осколки и мусор исчезли, зато появился камин с играющим в нем пламенем и тикающими часами на каминной полке. Малфой дошел до стола и сел на него, не спуская взгляда с девушки.
— Значит, это ложь? Твой отец солгал? Но, Скорпиус, об этом теперь знает все сообщество волшебников!
— Да мне плевать. Отец сам заварил эту кашу, пусть сам и давится теперь. Хочу посмотреть на то, как папа Драко будет объясняться с родителями Забини, — хмыкнул слизеринец.
— Просто, это не укладывается в голове, — Лили встала, не в силах больше сидеть. Она вдруг поняла, что внутри уже нет этого надсадного звука бьющегося хрусталя, только зарождающееся глубоко внутри тепло. Она верила ему, она хотела верить. — Ведь он не может просто заставить тебя…?
Скорпиус скептически поджал губы:
— Он не может меня заставить что-то сделать уже лет пять, — слизеринец протянул к ней руку, и Лили взяла ее, встала перед ним, позволив ему обнять себя. Опять этот запах, который опьянял ее. Если он и лгал, то бежать было поздно. Теперь она уже не сможет заставить себя не верить.
— Помнишь, приезжал мой папа? — она подняла руку и провела пальцем по его шее вдоль расстегнутого ворота рубашки. — Он сказал, что к нему приходил твой отец. Они поссорились. Видимо, твой откуда-то узнал… о нас.
— Откуда-то… — усмехнулся Скорпиус, глядя на нее. — Известно, откуда. Без Забини тут не обошлось. Тогда понятно, с чего бы это папочке Драко тут же орать перед журналистами о моей будущей помолвке. Не хватает ему тонкости…
— Что же ты будешь делать? — обеспокоено спросила Лили.
— В данный момент я собираюсь взять с тебя весь твой долг за прошедшую неделю, — он хитро поднял брови, — а потом, я думаю, стоит пойти на ужин, потому что, насколько я знаю, ты в последние дни почти ничего не ела… Что у вас, Поттеров, за привычка: морить себя голодом по любому поводу?
- Предыдущая
- 93/202
- Следующая