Гнев Божий - Хиггинс Джек - Страница 25

• Предыдущая
• 25/48
• Следующая

— Это подарок от моего хорошего друга, — ответил я.

Она удивленно вскинула брови и слегка отпрянула от меня. Мексиканцы, будь они чистых кровей или метисы, одинаково относились к индейцам. Они их презирали. Теперь Чела, как я полагаю, стала смотреть на меня как на полукровку.

— Как я успел заметить, в ваших отношениях с Челой де Ла Плата пробежал холодок? — спросил Янош, когда мы возвращались.

Я обернулся к нему и, коснувшись рукой амулета, сказал:

— Похоже, я допустил промашку.

— Боюсь, что да, — ответил он. — Где-нибудь в Техасе или Аризоне тебя бы обозвали индейцем и вывезли из города по железной дороге, этому самому большому вкладу, внесенному великим народом в развитие мировой цивилизации. Тебе понравилось бы жить в Стране Прохладной Реки?

— Не знаю. Никогда там не был.

— А я попал к этим ряженым, как только прибыл в Мексику. У них не как у вас в Ирландии, уверяю тебя. Дикое пустынное место. Жуткий ландшафт. Сплошное холмистое плоскогорье из застывшей лавы с окаменевшими на нем деревьями. Им почти ежедневно приходится бороться за выживание.

— Что ж, звучит весьма заманчиво, — пошутил я.

— Из индейских племен здесь самые опасные — апачи, — продолжил Янош. — Однако и те побаиваются яаки. Прошло более четырехсот лет, как испанцы впервые покусились на их земли, и эти яаки борются с завоевателями, я бы сказал, вполне успешно. Столько лет здешнее правительство ведет политику на их полное уничтожение, но пока безуспешно. Это дикие и жестокие люди, Киф. Врагам, попавшим к ним в руки, отрезают конечности.

— Мне встречались такие калеки. Они выглядят, будто пострадали при взрывных работах на руднике, — сказал я и резко нажал на тормоз.

Перед нами, преодолев галопом невысокий холм, прямо на середине дороги появился всадник.

Я сразу понял, кто это. Никем другим этот человек быть не мог. С прямым корпусом и слегка откинутыми назад плечами, в седле он выглядел грациозно. На нем был френч и брюки, плотно обтягивающие ноги, — все черного цвета. Даже традиционных серебряных пуговиц, которые могли бы придать всаднику менее мрачный вид, на его одежде не было. Из-под черного сомбреро смотрело лицо надломленного жизнью человека. Взгляд его голубых глаз был совершенно пуст.

— Томас де Ла Плата к вашим услугам, джентльмены, — тихо произнес он.

— К вашим услугам, сеньор, — ответил ему Янош. — Меня зовут...

— Мне известно, кто вы такие и какова цель вашего приезда. Все это бред моего выжившего из ума отца. Разве не так?

Поначалу мне показалось, что Томас невооружен, но, когда он слегка наклонился вперед, я увидел у него на левом боку револьвер.

— Как же вам удалось это узнать, если мы даже не успели осмотреть рудник? — удивился я.

Он медленно покачал головой и, замерев, уставился глазами в пустоту. Лицо его оставалось спокойным. Похоже, Томас что-то выжидал. Более подходящий случай убить его, может быть, не представится, подумал я. Это должен был сделать я.

Тут с тополей, растущих вдоль холма неподалеку, взлетела стая потревоженных птиц. Нечто подобное этой картине, неожиданно представшей нашему взору, мне довелось наблюдать в небольшой деревушке графства Клер в самом начале Гражданской войны в Ирландии. Тогда один подлец, стоявший во главе отряда, завел нас в засаду. Мы были окружены. Помню, как из березняка с обеих сторон дороги, по которой мы двигались, с дикими воплями и оружием в руках выбежали бойцы противника. Минутной растерянности оказалось достаточно, чтобы полностью разгромить наш отряд.

Тот случай послужил мне хорошим уроком. На этот раз мы были окружены бандитами Томаса де Ла Плата.

— Ваша сестра хочет, чтобы мы завтра утром осмотрели рудник, сеньор, — вежливо сказал я.

— Вы уедете отсюда через два дня, и не позже. Я ознакомлюсь с вашим заключением до того, как оно попадет к сестре. Вы поняли?

Он поднял руку, и все шестеро всадников, выжидающих в тени посаженных вдоль дороги тополей, вскинув вверх винтовки, двинулись в нашу сторону.

Группа отвратительного вида бандитов, в большинстве своем в батрацкой одежде, но вооруженные до зубов, объехала наш «мерседес» со всех сторон.

— Того священника, которого вы привезли, разрешаю забрать с собой — и только потому, что тот еще не разучился понимать шутки. Передайте это ему. Кроме того, он очень рискует, пытаясь общаться с населением Мойяды. Никаких служб или религиозной пропаганды я здесь не потерплю.

— Но мы не попечители его церкви, сеньор, — заметил Янош.

— Может быть, вы предпочитаете быть его прихожанами? — ответил Томас, мягко улыбаясь. — Ему здесь нет места и никогда не было, сеньоры. Если он останется, его ждет смерть.

Пришпорив коня, Томас де Ла Плата галопом поскакал вслед за своим отрядом.

Янош с облегчением вздохнул.

— В какой-то момент мне казалось, что ты его вот-вот прикончишь. Если бы ты это сделал, нас бы сейчас клевали вороны. Как ты догадался, что банда рядом?

— Они вспугнули птиц на деревьях, — пояснил я.

— Ну, сэр, вы, как я вижу, свое дело знаете твердо, — засмеялся он.

На этом наш разговор закончился. Сидя за рулем, я чувствовал, как по моей спине бежит пот. Рубашка и даже пиджак на мне были хоть выжимай, руки нервно дрожали.

Оставив Яноша устраиваться в гостинице «Каса Мойяда», я побрел по улице в сторону церкви. Я медленно шел по селению, куря сигарету и здороваясь со всеми, кто попадался мне на пути. Но никто так и не удосужился хоть как-то отреагировать на мои приветствия. После революции эти бедные люди продолжали влачить такое же жалкое существование, как и до нее, что давало повод с иронией относиться к ее идеалам. Действительно, никаких перемен в их жизни так и не произошло, ярким свидетельством чему служила сточная канава, проходившая посреди улицы, на которой, вдыхая зловонные запахи человеческих испражнений, беззаботно играли дети.

Стоки из этой канавы стекали в канализационный колодец, вырытый в самом центре небольшой площади. Впереди меня, согнувшись под тяжестью кувшина с водой, шла совсем древняя старуха.

Догнав ее, я, несмотря на протесты, забрал кувшин и пошел за ней вслед. Вскоре старуха свернула в сторону и скрылась в одной из хижин. Мне, даже с моим средним ростом, чтобы войти в ее жилище, пришлось согнуться. Войдя внутрь, я чуть было не задохнулся от спертого воздуха, ударившего в ноздри, а когда глаза привыкли к темноте, сумел разглядеть, что в комнате не было ни окон, ни мебели. В углу лежала стопка индейских одеял, служивших старухе постелью. Женщина в испуге склонилась над тлеющим очагом, а я, поставив кувшин на пол и сунув ей в руку пять пенсов, поспешно покинул ее жилище.

Оказавшись на улице, я увидел Ван Хорна. Тот стоял на ступеньках церкви и смотрел в мою сторону. На нем вновь была одежда священника.

— Добрый вечер, святой отец! — воскликнул я, подойдя к нему ближе.

— Мистер Киф, — произнес он и, повернувшись, направился к двери. — Что вы здесь делаете? Навещаете бедняков?

— Ну и лачуга, должен заметить, — сказал я. — Я много повидал на своем веку, но такой нищеты еще не встречал. Даже самые грязные трущобы Дублина в сравнении с тем, что сейчас увидел, кажутся раем.

— Да, жизнь здесь тяжелая, — согласился Ван Хорн. — Как я и говорил. А как дела на гасиенде?

Я подробно описал ему все, что с нами произошло, начиная со встречи с Юрадо и кончая неприятным разговором с Томасом де Ла Плата. Когда я закончил свой рассказ, Ван Хорн уселся на стол, стоявший у стены ризницы, и, сдвинув к переносице брови, задумался.

— Итак, два дня, — наконец произнес он. — У нас мало времени.

— Как ты думаешь, почему Бонилла скрыл от нас, что старик не в своем уме? Уж это он должен был знать. Черт возьми, он ведь прекрасно знает, что творится в этой семье.

Ван Хорн хмуро посмотрел на меня.

— Похоже, ты сам знаешь, почему?

— Так вот, — сказал я. — Уверен, что Бонилла отвел тебе основную роль в этой операции. Ты для Томаса — главная приманка.

• Предыдущая
• 25/48
• Следующая