Русские горки. Конец Российского государства - Калюжный Дмитрий Витальевич - Страница 39

Для развития общества, будь то капитализм или социализм, у работника будут изымать часть его труда. При этом капиталист, хотя формально тратит этот прибавочный продукт на себя, на самом деле — на развитие общества. (Здесь не учитывается, что этот прибавочный продукт капиталист может тратить в другой стране, и тем самым способствовать развитию совсем не России — мы сегодня хорошо видим, как это происходит.)

Капиталисту, чтобы продавать свой товар, нужно богатое собственное население. Поэтому он будет стараться улучшить быт своих работников. (Опять же не учитывается, что если капиталист продаёт в основном сырьё и продукт низкого уровня переработки, то его совсем не волнует покупательная способность населения внутри страны, — и это сегодня мы также наблюдаем воочию.)

Капиталист заинтересован в квалифицированной рабочей силе, в повышении образования населения, так как это способствует движению производства вперёд, и тем самым, получению им дополнительных прибылей. (Современный опыт показывает, что возможно и другое поведение, — когда страна является сырьевым придатком, то развитие образования становится экономически невыгодным.)

Свои выводы либералы и ортодоксальные марксисты делали, наблюдая развитие капитализма в Европе. А мы уже говорили, что включение России в Европу делает её лишь сырьевым придатком западной мир-экономики. То есть это направление в теории — и не плохое, и не хорошее — не давало нужного решения именно для России.

Кстати, вот почему этих любителей схем и моделей не занимал земельный вопрос. Им, в общем, было ясно, что лишней земли в стране нет, а потому её делёжка между всеми переведёт сельское хозяйство к первобытному способу производства, а страна лишится единственного ресурса. Поэтому они предпочитали пустить решение этого вопроса на самотёк, надеясь, что земельные участки как-нибудь стихийно укрупнятся. Но вот что тогда делать с «лишними людьми», они даже не задумывались. А поэтому, если бы они победили, Россия пришла бы к очередной неустойчивости.

Если угодно, властители последних лет — Чубайс, Гайдар и иже с ними — есть ортодоксы, заложники схемы. Они пытаются сегодня реализовать программу 1917 года, и результаты, которых они очень скоро достигнут, у нас перед глазами — в учебнике истории. Вся-то разница, что вместо экспорта хлеба мы зарабатываем экспортом нефти.

И.Л. Солоневич писал: «Задача всякого разумного русского человека заключается в том, чтобы смотреть в лицо фактам, а не в рожу галлюцинациям. Сговориться мы можем только относительно фактов — пусть с оговорками, разницей в оценках и оттенках. Но нет никакой возможности сговориться о галлюцинациях — тех вариантах невыразимого будущего, каких ещё никогда не было, какие ни на каком языке действительно невыразимы никак».

Теперь рассмотрим второе возможное направление — строить социализм. Оно тоже было очень неоднородным, а главная идея заключалась в том, что если повезёт взять власть в свои руки, то удастся разжечь пожар мировой революции, а там развитие пойдёт по Марксу, и всем будет хорошо. Так что вожди этого направления в массе своей тоже предпочитали схемы, модели и галлюцинации, но хотя эти галлюцинации и отличались от тех, что были у буржуазно-настроенных деятелей, от этого предлагаемый ими путь не становился нетупиковым. Ведь то, что происходило в реальности, постоянно не соответствовало заранее заготовленным схемам!

Счастье страны было в том, что среди лидеров этого социалистического направления оказались люди, умеющие здраво оценивать ситуацию, а не следовать теоретическим догмам. Это преимущество и перевело ситуацию непредсказуемого выбора в ситуацию сознательного отбора. И чем больше проходило времени, тем более явным становилось преимущество одного направления перед другим.

Кризис пошел на убыль, когда большая часть власти поняла, что спасение только в учёте специфики и целей России, а стабилизации достигли, когда с властью согласилась основная часть народа.

Но это произошло не сразу.

Обычно любое, в том числе человеческое сообщество, находится в некой среде. Для того чтобы в ней существовать, оно должно уметь, с одной стороны, сохранять накопленную в прошлом полезную для своего развития информацию (опыт), а с другой — суметь понять сигналы, идущие от среды о том, в каком направлении нужно меняться.

Итак, в процессе эволюции сообщество должно быть одновременно инерционным и чутким к изменениям.

В биологии эта задача решена за счет двуполой системы, разделённой на две взаимосвязанные подсистемы — консервативную и оперативную. Первая (женская) отвечает за сохранение имеющейся информации, а вторая (мужская) — за приобретение новой. И это решение делает всю систему устойчивой, а элементарной эволюционирующей единицей оказывается не отдельная особь, а популяция в целом.

Таким образом, в разнополых системах потомство получает от своих родителей два разных типа информации: генетическую информацию, идущую от поколения к поколению, даёт мать (женщины в целом консервативнее), вторую — информацию от среды, из настоящего в будущее, даёт отец (мужчины более адаптивны).

Так вот, перед человеческими сообществами стоят те же задачи, и на примере того, как они решаются, можно проследить действие эволюционных законов. Например, в любой стране сельское население — наиболее консервативный элемент общества; крестьяне «отвечают» за память из прошлого в будущее. (Если крестьян свести на нет, их место займут другие — те, кто производит основной продукт страны, кто позволяет ей выживать.) А новая информация поступает в систему через элиту, которая «руководит» движением из настоящего в будущее.

А это значит, что на одной территории живёт два «народа»— правда, в отличие от биологического примера, они имеют мало возможностей для пересечения. Эти «два народа», оставаясь в рамках одной культуры, имеют совершенно разные жизненные установки, цели, мораль и виды на будущее.

Элита обычно подавляет народ, но бывает, народ «разгоняет» свою элиту. А почему же он её разгоняет?

Элита, как правило, живёт за счёт своей страны, то есть от прибавочного продукта, который даёт ей народ. Это не паразитизм, не нахлебничество, если она работает в интересах своей страны и её народа. Но вот если элита начинает действовать в интересах иных стран, то это катастрофа, однако такое тоже случается.

Конечно, народ может изгнать элиту или перестать её содержать. Но она — необходимый элемент общества. Не станет её — пропадёт и государство. То есть, ей нужно давать возможность жить ровно настолько хорошо (удобно, комфортно, сытно и т. д.), насколько она приносит пользу обществу. Когда же между разными классами страны нет «обратной связи», а своё содержание элита назначает сама себе и по собственному усмотрению, то страна в целом беднеет, а кто-то в частности богатеет. За счёт чего? За счёт обнищания большинства.

Так что главное не в том, чтобы изгнать негодную элиту, а чтобы правильно содержать годную.

История России XX века отличается от предыдущих времён одним очень важным обстоятельством. До этого основное богатство страны и основной её ресурс составляло крестьянство и оно же давало основную долю национального дохода. Считалось, что от сельского хозяйства можно забирать достаточно средств для решения текущих задач по той простой причине, что богатство села идёт от земли, и значит, неисчерпаемо. До революции наш золотой рубль держался на крестьянах. А элита при царе прожигала жизнь за границей.

Кто оплачивал её роскошную жизнь? Нищие крестьяне. Вместо того, чтобы быть им признательной, элита, сравнивая жизнь европейцев и русских, считала наших крестьян лодырями и неумёхами.

Уже в 1959 году сельские жители России составляли 48,0 % всего населения, в 1994-м — 27,0 %, а от трудоспособного населения — вообще 15,4 %. Естественно, падала и доля национального дохода, ими произведённого. В 1994-м она составила (по РФ) 8,2 %.