Рой - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 71
- Предыдущая
- 71/83
- Следующая
Но знать бы, где упасть! На следующий же день, как сожгли пасеку Заварзиных, в Стремянку нагрянула эпизоотологическая комиссия и начала проверку пасек. И от пристрастности, с которой пять женщин в белых, пропахших карболкой халатах искали клеща, стало ясно, что послана она с целью – доказать непригодность местности для племенного разведения пчел. А варроатозом оказались заражены почти все пасеки – одна больше, другая меньше, но это уже ничего не значило. Комиссия ездила на микроавтобусе, и за ним, как почетный кортеж, тянулся хвост из легковушек. Пчеловоды, у кого уже нашли клеща, теперь ради любопытства таскались за комиссией, напряженно ждали, пока шла проверка, и если варроатоза не оказывалось, то возникало какое-то разочарование. К вечеру они проехали все пасеки и остановились у последней – ревякинской. Хозяин хоть и был предупрежден, но куда-то исчез, заперев калитку и пропустив ток по проволоке. Кого-то уже ударило, и тогда мужики, не долго думая, набросили на колючку железный обруч от бочки, замкнули систему, отчего из сарайчика, где стояла станция, ударил сноп искр. Затем плоскогубцами сделали проход и запустили комиссию. В первом же улье у Ревякина тоже нашли варроатоз, для верности проверили еще пяток и напротив его фамилии в ведомости поставили крест.
В тот же день Стремянку объявили очагом заражения и наложили карантин. Пчеловоды гадали, откуда на сей раз свалилась на них беда, но ничего путного придумать не могли. Однако кому-то в голову пришла мысль, вернее, вывод: клещ был только на тех пасеках, которые чаще всего зорил стремянский костоправ. И наоборот, вообще не было его, где не бывал медведь. Значит, переносчиком заразы оказался он, и тут к месту вспомнили Артюшу. Неужто дурачок прав, и в самом деле это оборотень? После того, как Артюша стрелял в него возле омшаника, медведь пропал. Но вместо медведя на гарях появился другой зверь – огромная черная собака. Ее видела жена Михаила Солякина, когда мужики жгли заварзинскую пасеку. Собака прибежала к пасечной избе и стала ласкаться к хозяйке, тереться о ноги и заглядывать в глаза. Жена сообразила, что такого пса неплохо бы привязать и оставить для охраны, раз он ходит без хозяина по гарям, и пошла искать веревочку. Собака же в этот момент схватила молодую ярку, по-волчьи забросив на спину, помчалась в шелкопрядники. Когда хозяйка снова вышла во двор, черный пес уже был далеко. От этих бабьих рассказов несло какой-то чертовщиной, и мужики пока только посмеивались: дескать, пасеки-то собака трогать не станет.
Однако варроатоз сейчас занимал пчеловодов больше всего. Выходов было только два: либо начать лечение, в пользу которого мало верили, либо продать пасеки на тепличные комбинаты для опыления цветов. Последний вариант предлагали женщины из комиссии. А представитель управления сельского хозяйства Мутовкин уже больше ничего не предлагал. Он взял копию акта обследования пасек и уехал в область. Надо было полагать, что вопрос о строительстве пчеловодческого племенного совхоза отпал сам собой. Сутки спустя трактора нефтяников уже вышли пахать раскорчеванную зимой гарь. Впрочем, связывать это с комиссией и поражением интересов управления сельского хозяйства было бы неверно; скорее всего нефтяники просто ждали, когда подсохнет и окрепнет изорванная ножами и гусеницами жирная, мягкая земля.
Мужики сбивались кучками по два-четыре человека, думали, мараковали, что делать дальше. И только Барма, у которого пасека оказалась стерильно-чистой, ходил по селу с гармонью и пел песни.
– Я секрет, секрет знаю! – кричал и дразнил он мужиков. – Слово-слово такое! Почему у вас зараза-то? Почему? А по науке держите! По науке пчелу-пчелу нельзя держать! Ей воля-воля, нужна!
А пока пчеловоды ломали головы, к вечеру явился Ревякин и заявил, что пасеку уже продал тепличному комбинату по сто рублей за семью. Мужики бросились на телефон, заказывали переговоры с комбинатом, но оказалось, что ревякинских пчел уже с лихвой хватит, чтобы опылить цветущие огурцы и помидоры во всех теплицах. Это разозлило пчеловодов, и они бросились искать Ревякина. Вдруг кому-то пришла мысль, что заражение клещом началось не с заварзинской пасеки, а с его, Ревякина, так как он приехал в Стремянку и привез с собой уже зараженных пчел… Именно его, Ревякина, пасеку чаще зорил медведь и разносил варроатоз по всем гарям. К тому же Михаил Солякин встал перед мужиками и покаялся:
– Видал! Сам видал, мужики! Ревякин пчел воровал! Рои чужие ловил! Однажды иду – в шелкопрядниках улей стоит. Ну, сделал засаду и скараулил Витьку! Он! На мотоцикле с роевней подъехал и пчел забрал! Я его за руку поймал!
Мужики онемели от такого сообщения. Тут же нашлись добровольцы и пошли искать Ревякина. Съездили к нему на пасеку, затем к Вежину, но не нашли. А руки! Ох, как руки чесались! Вот он, виновник всех бед стремянских. И как шустро все повернул! Всех обставил, все в дураках!
И навряд ли отступились от него в этот день и отложили бы спрос с Ревякина на завтра, если бы ко всему прочему узнали, что Витька, встретив Барму, прямо на улице сторговал его пасеку за двадцать пять тысяч и поехал к нему пить магарыч. Жена Бармы встретила Ревякина, как сына родного, как избавителя от всех бед и несчастий. А Ревякин, напоив и так веселого Барму, уединился с ним и стал выпытывать пасечные секреты.
Но Вежин не мог ждать до завтра. Он расспросил женщин у магазина и поехал к Барме. Барма уже спал, развалившись на траве между ульев, а Ревякин, пригнав откуда-то грузовики, ждал, когда наступит вечер и слетятся пчелы.
– Поехали со мной, – сказал Вежин и открыл дверцу машины.
– Хватит, я с тобой уже накатался, – недружелюбно проронил Ревякин и пошел по пасеке, приглядываясь к леткам, на которых суетились возвращающиеся пчелы. Вежин не отставал.
– Мужики считают, что клещ пошел от тебя. Хотят спросить.
– С меня спросить? – удивился Ревякин. – Пусть с Заварзина спрашивают. У него первого нашли. Я вообще думаю, он специально пасеку заразил, чтобы в Стремянке пчеловодства не стало. Помнишь, как он против выступал?
– Ладно, – сдержанно согласился Вежин. – Тогда откуда он у тебя взялся? До твоей пасеки от Заварзина сорок километров!
– А откуда у Заварзина? – вцепился Ревякин. – Расстояние одно и то же!
– Но до тебя у нас никакой заразы не было! – не стерпел Вежин. – Это ты клеща привез, ты! Почему ты не признался?
Шоферы сидели на крыльце избы и ели сотовый прошлогодний мед, запивая водой. Прислушивались к разговору, смотрели на Вежина с подозрительностью.
– Это еще перед кем? И с какой стати?
– Но мы же с тобой…
– Что? Республиканцы? – он вдруг засмеялся. – Лопнули твои эти прожекты! Ты еще не понял?.. Ладно, я тебе продам десяток семей из барминской пасеки. Можешь разводить.
– Мне твои подачки не нужны! – отрезал Вежин. – Так говоришь, мои прожекты? Ты что, Виктор? Как ты можешь?..
– Хороший ты мужик, Петрович. Но, похоже, засиделся в одиночестве… Муть все это голубая. Республика твоя, отшельники. Кто поедет? Кто сегодня согласится торчать на пасеке? Ну? Ты подумай!.. Контакт с природой! А где она здесь, природа? Я вижу только гари!.. Брось ты все это, Петрович. Нефтяников теперь не удержишь, они пашут. Поиграли в спасателей человечества, надо теперь за дело браться.
– Я не играл, – тихо вымолвил Сергей Петрович.
– Ну, ошибался!
– Эй, хозяин! – окликнул Ревякина один из шоферов. – Что этот мужик к тебе имеет?
– Сами разберемся, – отмахнулся Ревякии.
– Если надо – кликни, – отозвался шофер. – Ввалим, чтоб не цеплялся.
– Я не ошибался… Вернее, да, ошибался. – Вежин развернул к себе Ревякина, схватив за плечо. – Значит, клещ от Заварзина пошел… От него, от него пошел. А ты рои у него воровал! Ну? И клеща на свою пасеку вместе с ворованными пчелами принес! Солякин видел. Он тебя за руку поймал!
– Это не воровство, – пожал плечами Ревякин. – Рой улетел – я поймал. Только и всего. Все равно бы зимой в дупле замерз. Рой с пасеки улетел – значит, уже ничей.
- Предыдущая
- 71/83
- Следующая
