Драконы Пропавшей Звезды - Уэйс Маргарет - Страница 8

• Предыдущая
• 8/105
• Следующая

Длинные волосы мага, прежде черные как вороново крыло, были теперь заметно тронуты сединой. Лицо, хотя и сохранившее прежнее изящество линий, сильно постарело. Бледная кожа туго обтягивала скулы, отчего лицо казалось не живым, а словно выточенным из слоновой кости. Орлиный нос вытянулся и загнулся книзу, подбородок заострился. Одеяние висело на похудевшем теле, как на вешалке. Когда-то изящные кисти стали костлявыми, суставы пальцев распухли и покраснели. Рисунок набрякших вен на тыльной стороне рук складывался в грустную карту горестей и болезней.

Палин всегда восхищался Даламаром, сам не понимая почему. Их взгляды на жизнь были сугубо различны. Даламар служил Нутари, Богу темной луны и покровителю черной магии. Палин же был слугой Солинари, Бога серебряной луны и магии Света. Оба испытали глубочайшее отчаяние, когда Боги покинули Кринн, забрав с собой магическую силу. Палин ушел на поиски той магии, которую называли «стихийной», а Даламар удалился и от магов, и от мира вообще. Он искал магию в темных зерцалах.

— Вы не ранены? — холодно спросил маг. В его голосе сквозила не столько обеспокоенность, сколько недовольство. Кажется, его тревожила мысль о том, что в случае ранения Палин может претендовать на какое-то внимание или заботу со стороны эльфа.

Палин с трудом попытался встать. Говорить он почти не мог, горло болело не утихая.

— Со мной все в порядке, — прохрипел он, глядя на Даламара с той же враждебной подозрительностью, с какой следил за ним эльф. — Благодарю за помощь, нам...

Даламар пресек дальнейшие изъявления благодарности резким движением бледной длани. Черный цвет одежд темного эльфа подчеркивал белизну его кожи настолько, что она казалась мертвой.

— Я сделал лишь то, что потребовал кавардак, который вы устроили. — Худая рука скользнула змеей и ухватила Таса за воротник. — Пойдем со мной, кендер.

— Я буду рад пойти с тобой, Даламар. Между прочим, это действительно я, Тассельхоф Непоседа, так что не надо называть меня «кендер», да еще таким противным тоном. Мне приятно снова видеть тебя, только не щиплись, пожалуйста, мне больно.

— И помолчи, — потребовал Даламар и настолько умело перекрутил воротник на рубашке Таса, что кендер, чуть не задохнувшись, был вынужден последовать за ним. Таща за собой визжавшего Тассельхофа, маг пересек узкую комнату и подошел к тяжелой деревянной двери. Небрежный жест бледной руки — и дверь бесшумно отворилась.

Продолжая крепко держать Таса, Даламар остановился на пороге и обернулся к Палину.

— Вам придется за многое ответить, Маджере.

— Подождите! — прохрипел маг, морщась от боли в горле. — Где мой отец? Я только что видел его.

— Где? — сурово спросил Даламар.

— На верхней ступеньке лестницы, — тут же встрял Тассельхоф. — Мы оба видели его.

— В таком случае, я понятия не имею, где он. Я его не посылал, если вас это интересует. Хотя, — продолжал он, — его помощь была уместна.

Даламар вышел, дверь со стуком захлопнулась. Испуганный, охваченный паникой, чувствуя, что задыхается, Палин бросился за магом.

— Даламар! — кричал он, колотя по деревянной двери. — Не оставляйте меня здесь!

До него вновь донесся голос Даламара, тот произносил слова заклинания.

Заклинания заточения.

Силы покинули Палина, он соскользнул вниз и рухнул на холодный каменный пол.

Узник...

В предрассветных сумерках Гилтас, король Квалинести, стоял на балконе своей опочивальни, вглядываясь в сонные улицы столицы. Правильнее было бы сказать, что, хотя тело короля и не покидало дворца, душа его бродила по притихшему городу. Она заглянула в каждую улочку, помедлила у каждого порога, постояла под каждым окном. Она видела новобрачных, заснувших в объятиях друг друга. Она видела сонную мать, сидевшую в кресле-качалке и баюкавшую на руках ребенка. Она видела двух маленьких братьев, заснувших в обнимку с огромной гончей. Всем троим снился один и тот же сон, в котором они наперегонки бежали по солнечному лугу. Душа Гилтаса наблюдала, как дремлет пожилой эльф в спальне старого дома под портретом умершей много лет назад жены. В этом доме когда-то так же дремал отец, а до него — дед эльфа. На втором этаже спал с молодой супругой сын, которому предстояло прожить здесь всю свою жизнь.

«Спите сегодня подольше, — шептала каждому из них душа Гилтаса. — Не торопитесь просыпаться, ибо, открыв глаза, вы увидите свет последнего дня. Солнце, которое встретит вас утром, несет вам не счастье, а горе. Дневной свет покажется вам ночью, а ночь станет тьмой отчаяния. Спите мирно. Позвольте мне хранить ваш покой, пока у меня есть для этого силы».

— Ваше Величество, — окликнул короля чей-то голос.

Гилтас медлил. Он знал, что, стоит ему отозваться, ответить, чары рухнут и его душа вернется в тело. Мирный сон над Квалинести будет прерван кошмаром огня и дыма, крови и лязга стали. Он попытался притвориться, что не слышит обращенных к нему слов, но яркий свет звезд уже стал меркнуть, а на востоке протянулась бледная полоска зари. Светало.

— Ваше Величество, — услышал Гилтас другой голос и неохотно обернулся.

— Приветствую вас, маршал Медан. — Голос короля звучал холодно. Он перевел взгляд с предводителя Неракских Рыцарей на стоявшего рядом с ним своего преданного слугу. — Здравствуй, Планкет. У вас, как я вижу, есть новости. Маршал, я выслушаю вас первым.

Алексиус Медан принадлежал к племени людей, ему исполнилось чуть более пятидесяти лет, и, хотя он сейчас почтительно склонился перед королем, настоящим правителем Квалинести был именно он. Войска маршала Медана вошли в эту страну более тридцати лет назад, в дни Войны с Хаосом. Всему миру Гилтас был известен как «король-марионетка». Рыцари Тьмы оставили на троне этого слабого и безвольного юношу, чтобы польстить эльфам и не ущемлять чрезмерно их гордость, дав им полную иллюзию независимости. Маршал Медан дергал за ниточки, заставлявшие двигаться короля, а префект Палтайнон, влиятельный член Талас-Энтиа (Эльфийского Совета), играл на дудочке, под которую несчастный король плясал.

И так случилось, что маршал Медан только вчера обнаружил свое заблуждение. Гилтас не был королем-марионеткой — он был талантливым актером. Образ слабого и неуверенного в себе короля был лишь маской, скрывавшей лик решительного главы повстанцев, участников эльфийского сопротивления. Гилтасу удалось одурачить маршала, марионетка обрезала ниточки, и теперь, если бы королю вздумалось танцевать, музыку Его Величество выбрал бы себе сам.

— Мы расстались с вами после наступления сумерек, и вы отсутствовали всю ночь, маршал. — Гилтас подозрительно смотрел на Медана. — Чем вы были заняты, если не секрет?

— Я посетил штаб-квартиру своих войск, Ваше Величество, как я и говорил вам перед уходом, — спокойно ответил Медан.

Он был высок и хорошо сложен. Несмотря на свои пятьдесят пять лет — а может быть, благодаря им, — он оставался в прекрасной физической форме, прилагая для этого, впрочем, немало стараний. Светло-серые глаза приятно контрастировали с темными волосами и такого же цвета бровями и придавали лицу выражение постоянной печали, не смягчаемой даже улыбкой. Лицо маршала носило следы сильного загара. В молодости Медан был наездником одного из драконов.

Гилтас бросил мимолетный взгляд на Планкета, тот ответил еле уловимым кивком. От наблюдательного маршала этот обмен знаками не укрылся, и выражение его лица стало чуть более печальным, чем обычно.

— Ваше Величество, я не вправе упрекать вас за недоверие ко мне. Не мной замечено, что короли не могут себе позволить роскошь быть доверчивыми, — произнес Медан.

— Особенно странным было бы доверие к тому, кто уже тридцать лет сжимает горло нашего народа железными пальцами, — перебил его Гилтас. В жилах молодого короля текли человеческая кровь и кровь эльфов, но преобладала последняя. — И, едва успев разжать свой кулак, вы протягиваете мне руку дружбы. Думаю, вы правильно поймете меня, если я скажу, что все еще ощущаю вашу хватку у себя на горле и не готов пожимать вам руку в знак дружбы.

• Предыдущая
• 8/105
• Следующая