Подземелье смерти (=Конан и Бог-Паук) - де Камп Лайон Спрэг - Страница 13

— Не обижайся, дружище, — серьезно сказал Конан. — Ведь я тоже служил наемником и кое-что знаю об их нравах.

Кузница помещалась в нижнем этаже и состояла из двух комнат: первая, попросторней, где был горн, — с дверью на улицу; вторая, поменьше, служила жильем кузнецу.

Конан вошел — и мальчик, что сидел, поигрывая прутиком, на наковальне, вскочил на ноги.

— Я — Пиал, новый кузнец, — объявил Конан.

— Меня зовут Лар, сын Яздаха, — сказал мальчишка. — Умоляю, господни Ниал, обучи меня кузнечному делу. Старый кузнец не позволял мне даже прикасаться к инструментам. Похоже, он боялся, что я вырасту и займу его место.

— Посмотрим, как у тебя будет получаться, — заметил Конан.

— О, я способный, поверь мне, господин. Я исподтишка учился сам, когда Парискаса не было дома. Порой он заставал меня за работой и награждал колотушками.

Мальчик пытливо взглянул на великана, которому предстояло стать его новым хозяином.

— Если уж тебе от меня достанется, — проворчал Конан, — то только не за то, что ты пытаешься учиться. Давай-ка взглянем на инструменты.

Конану не приходилось работать в кузнице с тех самых пор, как из-за распрей меж соседними кланами он покинул киммерийскую деревню. Но, взвесив на руке тяжелый молот и взявшись за массивные железные щипцы, он почувствовал знакомое волнение. Конану стало ясно, что не пройдет и нескольких дней, как прежние навыки восстановятся.

— Лар, — позвал Конан, — я отправляюсь в Кшесрон за вещами и лошадью. Пока я хожу, раскали горн; сегодня же примемся за работу. Кстати, куда девался весь этот скот, что вчера пригнали в Йезуд?

— Его загнали в храм с западного входа, — ответил Лар.

— Такой маленький городок, а брюхо бездонное… — покачал головой Конан.

— Стадо привели не для жителей, и даже не для жрецов, господин. Коровы предназначены в жертву Зацу.

— В самом деле? — изумился Конан. — Невероятно. Я бывал во многих храмах и видел немало жрецов. Везде, где в жертву божеству приносят животное, на алтаре сжигают кожу, кости и требуху. Мясо остается жрецам, которые пируют вдоволь. Почему ты думаешь, что в храме Заца другие обычаи?

— Но, господин, в Йезуде каждому известно, что скотина пожирается Зацем! Был ли ты в святилище храма?

— Нет еще. А что?

— Ты все увидишь сам, как только придешь на богослужение. Там находится статуя Заца, в облике гигантского паука, вырезанная из огромного камня. Туловище его такое огромное, а ноги… ноги…

Мальчик содрогнулся и замолчал.

— Статуя не может поедать коров, — возразил Конан, удивляясь ужасу мальчугана.

— Каждую ночь статуя оживает, — продолжал паренек. — Сквозь люк в полу святилища Зац спускается в подземелье, где хватает и пожирает приведенных для него животных. Так говорят жрецы.

— Много я встречал удивительного в своей жизни, — задумчиво проговорил Конан. — Но даже если это правда, слопает ли такой паук столько скота за один присест? Ручного паука я не держал, но знаю повадки животных. Думаю, половины быка ему хватило бы на полмесяца.

— Ах, господин, все это священные тайны! Слабому уму смертных не постичь их, — Лар коснулся лба указательным пальцем.

— Возможно, — хмыкнул Конан. — Берись за растопку горна, а я иду в гостиницу за пожитками.

Вскоре, ведя под уздцы Имира, Конан подошел к воротам храмовой конюшни, где для его коня отвели стойло. Пока Конан рассказывал конюху, как надо ухаживать за Имиром, в дальнем стойле послышалась возня. Лошадь вставала на дыбы и била воздух копытами с возбужденным ржанием.

— Что там такое? — спросил Конан.

Конюх обернулся.

— А, это тот проклятый жеребец, которого викарий купил в Туране, — ответил он. — С ним нет сладу: никого к себе не подпускает.

— Вот как! — хмыкнул Конан. — А можно взглянуть?

Подойдя к стойлу, он узнал Эджила. Конь радостно заржал и ткнулся в него носом. Не смея заговорить со своим любимцем, Конан обратился к конюху:

— Я ему как будто понравился, одному небу известно почему.

Конюх оперся на лопату, раздумывая. Наконец он пробурчал:

— Может быть, ты, господин, объездишь его? Возьмешься за это? Жрецы разрешат, я уверен.

Конану так и хотелось сказать «да!», но он боялся, что Харпагус тотчас догадается: новый кузнец и прежний хозяин Эджила — одно и то же лицо. И потому он ответил:

— Посмотрим. Сейчас у меня нет времени даже на Имира.

В Йезуде не было ни гостиницы, ни харчевни. Конану не хотелось всякий раз тащиться в Кшесрон, и он договорился с матерью Лара, чтобы она готовила для него пищу. Вечером Конан смывал с лица и рук копоть и шел вместе с Ларом в их небольшой домик, где жили мальчик и его рано овдовевшая мать. Свежевыбеленный домик был чист и уютен, с тенистым садом во внутреннем дворике.

Амитис, женщина средних лет, с морщинистым лицом и седыми волосами, готовила довольно вкусно, хоть Конан и ворчал, что нет пива — прихлебывать за ужином. Молча он слушал, как хозяйка болтает о себе, о своей родне и сыне, о незабвенном супруге.

— Нам приходится туго с тех пор, как он скончался, горемычный, — вздыхала она. — Но Лар получает как подмастерье, да еще заработок дочери в храме, да я кое-что зарабатываю, стирая белье, — вот и сводим концы с концами.

— У вас есть дочь? — с любопытством спросил Конан.

— Да, Рудабе — главная танцовщица храма; помимо того, на ней много других обязанностей. Очень смышленая девушка, счастлив будет тот, чьей женой она станет.

— Танцовщицам разрешается выходить замуж?

— Да, по истечении срока службы в храме. Жрецы поощряют брак: если девушка работала старательно, ее наделяют приданым.

— Как выбирают для храма танцовщиц? — спросил Конан, принимаясь за еду.

— Жрецы ежегодно устраивают смотр, — пояснила Амитис, — чтобы выбрать двух самых красивых девушек. Иные семьи приезжают из Шадизара, привозят дочерей, но в основном приходят жители округи. Считается честью, если дочь берут в услужение Зацу.

— Каков срок их службы?

— Избранницы работают в храме пять лет.

Конан взглянул на Лара:

— Почему ты не сказал мне, что у тебя есть сестра?

Мальчик скривил губы:

— Разве я думал, что такой великий человек заинтересуется какой-то девчонкой?

Конан обернулся к Амитис, чтобы скрыть улыбку от своего юного почитателя, и спросил:

— Ваша дочь когда-нибудь навещает вас?

— Да, примерно раз в неделю ее отпускают поужинать с нами. Не далее как три дня назад она провела вечер дома.

Конан лениво потянулся и поднялся из-за стола.

— Лар, — бросил он небрежно, — тебе придется взять меня в храм на службу и пояснить обряды. Викарий велел посещать храм не менее трех раз в месяц, мне следует повиноваться.

Попрощавшись с Ларом и Амитис, Конан вернулся к себе в кузницу. Он подумал, не пойти ли ему в гостиницу Бартейка, чтобы весело провести остаток вечера, но день работы с тяжелым молотом давал себя знать. И поэтому Конан улегся спать гораздо раньше, чем хотелось бы.

Весь следующий день Конан провел у горна и наковальни. Он подковал нескольких лошадей, перековал зазубренный серп, расправил вмятину на шлеме одного из бритунийцев и между делом выковал множество гвоздей самой разной величины; Лар при этом исправно раздувал мехи. Конану приятно было сознавать, что он не забыл ремесло, которому с охотой обучался еще мальчишкой.

Наутро Конан вместе с мальчиком отправился в храм Заца, народ стекался на богослужение со всего города.

И огромная входная дверь, и дверь в притворе были распахнуты. Стражи с алебардами стояли не шевелясь, но глаза их были скошены на хорошеньких женщин, сочетавших набожность с веселым нравом.

Возвышаясь над толпой, Конан вошел в святилище. Запах падали тут ощущался сильней, но Конан привык к запаху смерти на полях битвы и потому не почувствовал тошноты. Круглый зал святилища, располагаясь в центре храма, вмещал тысячи молящихся. Но так как до большого праздника было далеко, около сотни местных жителей собралось в огромной ротонде. Конан заметил, что весь пол украшен изысканной мозаикой в виде узора из паутинок. Каждая сеть была не шире, чем плечи человека; в центре одной из них поместился Лар и жестом пригласил Конана встать рядом.