Рождение Темного Меча - Уэйс Маргарет - Страница 15

• Предыдущая
• 15/95
• Следующая

В ту ночь в соборе никто не спал. Все, от младших послушников до кардинала государства, бодрствовали всю ночь напролет, молясь Олмину. Парящий в вышине императорский дворец теперь сиял огнями; по контрасту с холодными звездами их свет казался особенно ярким и теплым. К рассвету из дворца еще не поступило никаких известий. Когда звезды померкли, словно застыдившись перед встающим солнцем, каталистам позволили оторваться от молитв и вернуться к исполнению своих обязанностей — но кардинал призвал их непрерывно возносить молитвы в сердце своем.

Сарьон, не имевший никаких конкретных обязанностей — он ведь был здесь гостем, — провел большую часть времени, бродя по собору и с неослабевающим интересом разглядывая через хрустальные стены бесчисленные чудеса города. Он смотрел на проплывающих мимо людей; они спешили куда-то по своим обыденным делам, и тонкие одеяния ниспадали мягкими складками, окутывая тела. Он смотрел на повозки и впряженных в них невиданных скакунов. Он даже улыбнулся шутовским выходкам студентов университета; студенты предвкушали близящиеся празднества и резвились вовсю.

«А мог бы я жить здесь? — спросил себя Сарьон. — Мог бы я оставить свою тихую жизнь ученого и окунуться в этот мир пышности и веселья? Месяц назад я сказал бы: «Нет». Меня вполне устраивала моя жизнь. А теперь — перестала. Я никогда больше не смогу войти во Внутреннюю библиотеку без того, чтобы не взглянуть на запечатанную палату с рунами на двери. Нет, это лишь к лучшему, — решил Сарьон. — Епископ совершенно прав. Я слишком глубоко погрузился в свои изыскания. Я позабыл о мире. Теперь я должен снова стать его частью и позволить ему стать частью меня. Я буду посещать вечеринки. Я буду стараться выдвинуться. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы меня пригласили работать в какое-нибудь из благородных семейств».

Теперь Сарьон искренне радовался переменам в своей жизни. Единственное, что его беспокоило, так это то, что он совершенно не представлял обязанностей домашнего каталиста в Мерилоне. Он решил при первой же возможности обсудить этот вопрос с дьяконом Далчейзом.

Однако такая возможность представилась не скоро. В полдень обоих кардиналов вызвали во дворец; при отбытии вид у обоих был мрачный. Прочих каталистов снова призвали на молитву. К этому моменту по городу поползли слухи, и вскоре весь Мерилон знал, что роды у императрицы проходят тяжело. Музыка стихла. Всеобщее веселье сменилось подавленностью. Люди собирались в кучки среди роскошной обстановки, негромко переговаривались и с опасением поглядывали вверх, на дворец. Даже «Шелковый дракон» не стал сегодня щеголять своей расцветкой, а притаился в тени, ибо погодные маги, Сиф-ханар, спрятали сверкание солнца за покровом жемчужно-серых облаков, дающим отдохновение глазу и помогающим сосредоточиться на молитве и медитации.

Спустилась ночь. Дворец осветился зловеще яркими огнями. Каталисты, снова призванные для молитвы, собрались в соборе. Стоя на коленях на мраморном полу, Сарьон то и дело клевал носом; он смотрел через хрустальный потолок на огни дворца и пытался сосредоточиться на них, чтобы не уснуть.

На следующее утро колокола императорского дворца разразились победным звоном. Магическая сфера, окружающая город, расцветилась огненными и шелковыми полотнищами. Жители Мерилона плясали на улицах: из дворца пришло сообщение, что императрица благополучно разрешилась от бремени сыном, и что мать и ребенок чувствуют себя хорошо. Обрадованный Сарьон поднялся с пола и вместе с прочими каталистами отправился во внутренний двор — полюбоваться на зрелище. Но сами они к веселью не присоединились. Пока что. Хотя Испытание Жизни было всего лишь формальностью, каталисты всегда праздновали рождение ребенка лишь после того, как было доказано, что он и вправду Жив.

Впрочем, на протяжении ближайших десяти дней после рождения императорского наследника Сарьона занимали отнюдь не мысли об Испытании. Однажды, когда они с дьяконом Далчейзом спускались по мраморной лестнице на потайной уровень собора, Сарьон спросил:

— А какие обязанности должен исполнять святой отец, живущий при благородном семействе?

Далчейз принялся было отвечать, но тут они добрались до незнакомого коридора, разделяющегося на три. Два дьякона остановились, растерянно озираясь. В конце концов Далчейз окликнул проходящую мимо послушницу.

— Прошу прощения, сестра. Мы ищем комнату, в которой будет проводиться Испытание царственного младенца. Не можешь ли ты подсказать нам, куда нужно идти?

— Я охотно провожу вас, дьяконы из Купели, — пробормотала очаровательная молодая послушница.

Она окинула взглядом рослую фигуру Сарьона, застенчиво улыбнулась и отправилась указывать дорогу, время от времени поглядывая искоса на молодого дьякона.

Сарьон заметил и ее взгляды, и веселую усмешку Далчейза. Он вспыхнул и повторил свой вопрос.

— Домашний каталист, — задумчиво протянул Далчейз. — Так вот что старина Ванье придумал для тебя! Вот уж не думал, что тебя тянет к подобной жизни, — добавил он, искоса взглянув на младшего дьякона. — Я полагал, что тебя не интересует ничего, кроме математики.

Сарьон покраснел еще сильнее и пробормотал нечто маловразумительное насчет того, что епископ решил, что ему, дескать, следует расширить кругозор, реализовать свой потенциал — ну, и прочее в том же духе.

Далчейз удивленно приподнял бровь — они как раз в этот момент спускались по очередной лестнице, — но явно заподозрил, что за видимыми причинами кроется какой-то подтекст, и не стал продолжать расспросы — к изрядному облегчению молодого дьякона.

— Имей в виду, брат, — очень серьезно произнес он, — работа каталиста при знатном семействе требует огромного напряжения сил. Как бы так это изложить, чтобы не напугать... Тебя будут около полудня будить слуги, несущие тебе завтрак на золотом подносе...

— А как же ритуал встречи рассвета? — перебил собеседника Сарьон. Он взирал на Далчейза с сомнением, словно подозревал, что тот над ним подшучивает.

По губам старшего дьякона скользнула презрительная усмешка — частый гость на лице Далчейза, которому из-за его острого языка и постоянной непочтительности, вероятно, предстояло оставаться дьяконом до конца дней своих. Его включили в состав епископской свиты лишь потому, что Далчейз знал чуть ли не поименно всех жителей Мерилона и был осведомлен обо всем, что происходило в городе.

— Рассвет? Чушь какая! В Мерилоне рассвет наступает в тот момент, когда ты открываешь глаза. Если ты повадишься вставать вместе с солнцем, то вызовешь смятение в доме. Хотя если хорошенько подумать, даже самому солнцу не дозволяется вставать с рассветом. За этим следят Сиф-ханар. О чем это я? Ах да! Первая твоя обязанность — выдать домашним магам их дневную порцию даров Жизни. Затем, когда ты отдохнешь от этой утомительной работы, которая займет у тебя целых пять минут, от тебя иногда может потребоваться проделать эту же операцию для мастера или мастерицы, если им предстоит сегодня заниматься чем-нибудь важным — например, кормить павлинов или менять цвет глаз миледи, чтобы он подходил к ее сегодняшнему наряду. Затем, если в семье есть дети, нужно провести для этих мелких шельмецов урок катехизиса, а потом выдать им достаточное количество Жизни, чтобы они могли носиться по всему дому, на радость родителям, и громить все вокруг. После этого ты можешь отдыхать до вечера, когда тебе нужно будет сопровождать милорда и миледи в императорский дворец, где ты должен будешь стоять на подхвате и помогать милорду создавать его обычные иллюзии, наводящие на императора зевоту, или предоставлять миледи Жизнь, чтобы она могла выигрывать в «Лебединую судьбу» или в таро.

— Ты что, серьезно? — встревожено переспросил Сарьон.

Далчейз взглянул на него и расхохотался, чем заработал осуждающий взгляд со стороны серьезной послушницы.

— Дорогой мой Сарьон, до чего же ты наивен! Возможно, старик Ванье прав. Тебе необходимо познакомиться с миром. Я преувеличил — но не сильно. И все-таки это идеальный образ жизни, особенно для тебя.

• Предыдущая
• 15/95
• Следующая