Волшебный кинжал - Уэйс Маргарет - Страница 34

• Предыдущая
• 34/128
• Следующая

— Вот как? А что барону понадобилось во дворце?

— Регент Кловис пожелала с ним встретиться.

— На какой предмет?

— Извините, господин Ригисвальд, но вопросы сейчас задаю я.

— Ты мне уже задал один вопрос. Я ответил. Ответ тебе не понравился, но это уже не моя вина. Если у тебя есть еще вопросы, я с удовольствием отвечу и на них, однако тебе, скорее всего, опять не понравится ни один из моих ответов. Поэтому я не вижу смысла продолжать наш бесплодный разговор. Я изрядно утомился и рассчитываю успеть выспаться еще до того, как город будет осажден. Счастливо оставаться, Тасгалл. Говорю тебе это вторично.

Ригисвальд обошел боевого мага, который даже не пытался удержать его. Старик был почти у двери, когда Тасгалл нарушил молчание.

— Кем бы ни был на самом деле барон Шадамер, трусом его не назовешь. Думаю, вам известно, что мы служили с ним в одном полку. Я собственными глазами видел его стойкость, решимость и мужество. Я не согласен с теми, кто утверждает, будто бы Шадамер не прошел Трансфигурацию из трусости.

Ригисвальд остановился.

— И при чем здесь все это? — полуобернувшись, спросил он.

— А вот при чем. Я видел Шадамера и в бою, и во время пирушек. Но я никогда не видел его испуганным. Там, во дворце, я вдруг впервые увидел на его лице страх. Что-то испугало его настолько, что барон опрометью бросился к окну, разбил толстое стекло и выпрыгнул с пятого этажа. Я хочу знать, что именно.

Ригисвальд покачал головой и сделал шаг к двери.

— Тогда скажите мне другое, — продолжал Тасгалл. — Часть священного Камня Владычества, переданная когда-то людям… она сейчас у барона Шадамера?

Ригисвальд сделал еще несколько шагов.

— Господин Ригисвальд! — Тасгалл старался говорить спокойно, но только воля помогала ему сдерживать ярость. — Я отвечаю за жизнь горожан, жизнь Почтенных Братьев, не говоря уже о жизни малолетнего короля. Если вы знаете нечто такое, что могло бы помочь спасти эти жизни, но упорствуете и молчите, ваши руки обагрятся кровью ни в чем не повинных людей.

Ригисвальд вновь обернулся.

— Вам незачем так беспокоиться за жизнь юного короля. Юный король мертв.

— Быть этого не может! — с жаром воскликнул Тасгалл. — Я только что из дворца. Когда я уходил, король спокойно спал.

— Куда уж спокойнее, — сказал Ригисвальд. — На речном дне, должно быть, и впрямь спокойно. А тот юный король, которого вы видели во дворце, — это врикиль.

У Тасгалла отвисла челюсть. Темные глаза вспыхнули гневом.

— Где барон Шадамер? — сдавленным голосом спросил он.

— Ну вот, с чего начали, к тому и вернулись, — вздохнул Ригисвальд. — Я буду вынужден опять сказать тебе, что не знаю, где барон. Ты назовешь меня лжецом. Мне ничего не останется, как уйти отсюда.

— Нет, господин Ригисвальд, — сказал Тасгалл. — Это мне ничего не остается, как уйти отсюда.

Он прошел мимо Ригисвальда, вышел за дверь и скрылся в темноте коридора.

— Я же говорил, что тебе не понравится мой ответ, — бросил ему вдогонку Ригисвальд.

Тасгалл не обернулся.

— Да помогут нам боги, — пробормотал Ригисвальд.

Впервые в жизни он был почти готов молиться.

Дагнарус, Владыка Пустоты, стоял на западном берегу реки Арвен и глядел на Новый Виннингэль — город, который он собрался завоевать. Он был один, невидимый для посторонних глаз. От них его заслоняла магия Пустоты.

Поодаль в ночной темноте ярко горели костры. Вокруг них сидели тааны и наперебой говорили о своих грядущих подвигах, которые они совершат, едва только прозвучит сигнал к наступлению.

Дагнарус смотрел на Новый Виннингэль, но города не видел. Он видел другой город на берегу другой реки. Город, опоясывающий белые мраморные скалы, город водопадов и радуг. Дагнарус видел тот Виннингэль — его родной город. Город, где он был рожден, чтобы повелевать миром.

Когда Дагнарус жил в Виннингэле, он даже не замечал ни мраморных скал, ни радуг. Он едва ли останавливал взгляд на водопадах. Те же скалы интересовали его лишь как удачное дополнение к оборонительным сооружениям города. И только потом, когда от Виннингэля остались одни развалины, он с тоской воскрешал в памяти знакомые очертания. В том числе и радуги. И то он запомнил не столько их, сколько восторженные слова Гарета, впервые обратившего его внимание на это чудо.

Вспоминая тот, прежний Виннингэль и глядя на нынешний, который построили в честь прежнего (и, конечно же, желая превзойти его величие), Дагнарус наконец понял, что не дает ему покоя, что наполняет горечью его мысли о завтрашнем сражении. Он, словно влюбленный ревнивец, мог бы взять предмет своей любви силой, но насилие уничтожало любовь. Нет, он хотел, чтобы возлюбленная сама пришла к нему; чтобы, исполненная желания, она смиренно простерлась перед ним и поклялась в своей любви и верности только ему и никому другому. Послать на завоевание города своей мечты армию таанов — все равно что связать возлюбленной цепями руки, натешиться вдоволь ее плотью, а потом бросить ее, обесчещенную и окровавленную, умирать на обочине.

Он мог бы сам отправиться к возлюбленной и попытаться завоевать ее сердце. Но что делать с несколькими тысячами таанов, жаждущих ее крови?

Дагнарус опустил руку на Кинжал Врикиля.

— Шакур, — позвал он своего главного подручного — первого врикиля, которого он сотворил этим кинжалом.

Шакур. При жизни — беглый солдат, потом — отъявленный преступник, превращенный Дагнарусом в свое послушное орудие.

Время медленно тянулось. Шакур не отвечал.

Дагнарус раздраженно позвал снова. Он был повелителем всех созданных им врикилей. Пусть о ком-то из них он забывал на долгие месяцы, но когда бы он ни позвал, каждый врикиль был обязан немедленно ответить.

— Слушаю, мой повелитель, — раздался наконец голос Шакура.

— Ты заставляешь меня ждать.

— Простите, мой повелитель, но здесь все время толклись люди.

— Надо было давно их отослать. Как-никак ты же король.

— Возможно, я и король. Но для них, мой повелитель, я — прежде всего ребенок, — ответил Шакур. — Эти глупцы кудахчут надо мной, точно старые клуши. Особенно сейчас, когда городу угрожает армия чудовищ.

— Какие настроения в городе?

— Страх, паника, — ответил Шакур. — Они ввели военное положение. Городом управляют боевые маги. На улицах полно солдат. Городские ворота закрыты. Никого не впускают и не выпускают. В гавани — ни одного корабля.

— Кто-нибудь еще раскусил тебя?

— Пока что только барон, но и он, скорее всего, уже мертв.

— Скорее всего? И ты не знаешь наверняка, так это или нет?

— Дворцовая стража продолжает искать барона, но пока не нашла. Я ударил его кровавым ножом. После таких ран не выживают.

— Мне остается лишь надеяться, что это так. Тебе же будет хуже, если нет.

Промашка Шакура сильно раздосадовала Дагнаруса. Когда-то Шакур был лучшим среди врикилей: самым сильным и безжалостным. Но с недавних пор он стал совершать промах за промахом, и все они дорого стоили Дагнарусу. Ничего удивительного: Шакуру почти двести лет. Только Пустота поддерживает его смердящий труп, не давая сгнить окончательно. Но теперь Шакуру требуется все больше и больше чужих душ, и потому он вынужден убивать все чаще и чаще. У него даже появилось нечто вроде сентиментальности. И беспечность, что уж вообще никуда не годится.

Дагнарус тронул пальцами лезвие Кинжала Врикиля, давшего Шакуру это жалкое подобие жизни. В любое мгновение Дагнарус мог ее оборвать.

— Когда вы собираетесь напасть на город, мой повелитель? — спросил Шакур, благоразумно решив направить разговор в другое русло. — Завтра утром?

— Я не собираюсь нападать, — ответил Дагнарус.

— Не собираетесь?

В голосе ошеломленного Шакура звучало неподдельное изумление. Ведь почти двести лет они с Дагнарусом делали все мыслимое и немыслимое ради этой минуты.

— Днем я въеду в Новый Виннингэль под белым флагом перемирия. Я потребую встречи с тобой — юным королем. Изволь сделать так, чтобы меня непременно допустили к тебе.

• Предыдущая
• 34/128
• Следующая