Рисунки На Крови - Брайт Поппи - Страница 34

• Предыдущая
• 34/105
• Следующая

Найдя в кухне сравнительно чистое посудное полотенце, он подставил его под струю холодной воды и, вернувшись в гостиную, накрыл им лицо Тревора. Тревор вяло поднял руку, чтобы смахнуть полотенце, но даже не донес ее до лица, и она упала на пол, будто дохлая белая птица.

— Расслабься, — сказал ему Терри. — Не отрубайся.

Остановившись у стереопроигрывателя, он осмотрел часть своей необъятной коллекции пластинок, которую уже успел сюда перетащить, размышляя, под какую музыку Тревор предпочел бы прийти в себя. Джаз был одним из немногих жанров, отсутствующих в его коллекции. Джаз Терри нравился, но себе альбомов он так и не собрал, поскольку всегда полагал, что нужно быть спецом, чтобы разбираться в такой музыке или даже просто получать от нее удовольствие.

Наконец он нашел старый альбом Тома Уэйтса, опустил иглу проигрывателя на пластинку и, как любезный хозяин, удалился на кухню.

Тревор очнулся и обнаружил сырую с кислым запахом мембрану у себя на лице и странный гортанный голос, стонущий в ушах. Он принялся лихорадочно сдирать мембрану, и та наконец оказалась у него в руках — холодная, неприятно мокрая и вонючая. Сколько он пробыл в отключке? Казалось, несколько минут, но вполне мог быть и час, не больше: освещение не изменилось.

Стены высились над ним, уходя к бесконечно высокой точке над головой. Украшены они были старинными кислотными рок плакатами, кричащие краски вращались, а названия групп насмехались над ним: “Experience, Captain Beefheart” Джими Хендрикса, “Alarm Clock” “Строуберри”. Все это было в коллекции пластинок его родителей.

И комната была обставлена почти так же, как гостиная в доме его детства в Остине: книжные полки из ДСП, удобный диван с продавленными подушками и протертыми подлокотниками, стол, похожий на беженца с какой-то мусорной свалки. Ранний “Голодающий художник” или “бедность деко”. Тревор увидел разбросанные по комнате части ударников Терри: цимбала в углу, малый барабан прислонен к стене между книжным шкафом и дверным проемом. Было лишь одно различие между этим чужим домом и тем, где жила его семья, каким он его помнил: этот почему-то казался надежным и безопасным. Дом его родителей тоже когда-то казался надежным, но это было так давно, что Тревор едва это помнил.

Он попытался сесть и понял, что его снова уносит в эфирные дали. В голове у него возник обрывок диалога из “Сумасшедшего Кота”. “Только пре'ставь, как твой “экотоплазм” носится кругами в'круг бесконечного эфира — надо ж”. “Нерв'роятно”.

“Нерв'роятно” оно и было. Но, похоже, он упал в обморок в гостиной Терри или чья там эта гостиная. Неловко, однако. Терри поблизости не было. Тревор подумал, что, когда он сможет встать, ему, пожалуй, стоит ускользнуть из этого безопасного места, пройти пешком до города, а оттуда выбраться на Дорогу Скрипок.

Да, так он и собирался сделать — пока не почувствовал доносящийся с кухни аромат. Запах пригвоздил его к полу, заставил раздуться ноздри и с надеждой запульсировать что-то в голове. Маслянисто-темный, насыщенно-горький, бесконечно зовущий.

Кофе.

Приготовив два внушительных сандвича, Терри налил две кружки кофе, подхватил одной рукой тарелку, а другой — две дымящиеся кружки и, рискованно балансируя посудой, двинулся через кухню в гостиную, где протянул одну из кружек Тревору.

— Тебе сахар или…

И вновь его ожидал сюрприз: мальчишка схватил кружку и как будто одним глотком выпил горячий черный кофе. Терри поморщился, представив себе, как горький настой льется по его собственному обожженному дымом горлу, но Тревор только со вздохом облизнулся и протянул ему пустую кружку.

— Можно мне еще?

— Может, принести сразу весь кофейник?

— Да.

Ответ прозвучал совершенно серьезно. Так что Терри сходил на кухню за кофейником, а также за пакетом сахара и парой ложек. Тревор налил себе еще чашку, размешал в ней жалкие пол-ложки сахара — и то больше по обязанности — и разом выпил половину налитого. Терри сделал первый глоток.

— Я подумал, тебе стоит перекусить.

— Что это? — Тревор впервые обратил внимание на тарелку с сандвичами.

— Оливковое тесто и горчица на хлебе из цельного зерна.

— Оливковое тесто?

— Да, это что-то вроде местного фирменного блюда. Некоторое время назад Кинси решил устроить в “Тисе” вечер новоорлеанской кухни и подавать муффулетта, так? Но он не знал, как готовят итальянский оливковый салат. Поэтому он изготовил странные сандвичи из рулетов с вареной ветчиной, кусков пепперони и промоченных оливковым маслом крошек. На вкус получилось ужасно, но нам все-таки удалось их проглотить. С тех пор я вроде как полюбил их.

Взяв сандвич, Тревор осторожно откусил с самого краю и остался сидеть с невозмутимым видом — ему даже удалось не передернуться. Потом он, казалось, втянул в себя воздух, и все прошло. Он взял вторую половину сандвича и повторил процесс, потом налил себе еще чашку кофе.

— Хочешь, я сготовлю тебе еще кофейник джава?

— Не знаю. — Тревор поднял взгляд, и по лицу его скользнула непонятная тень. Как будто ему удалось расслабиться на несколько минут, чуть-чуть опустить забрало, а потом он внезапно вспомнил, что ему нужно совершить нечто ужасное. — Может, мне лучше пойти.

— Да все в порядке, приятель. Я никуда не спешу. В том и смысл держать собственное дело, знаешь: сам себе устанавливаешь рабочее время и хорошо платишь людям, и никто на тебя не орет, если ты чуть опоздаешь. {Или явишься чуть подкуренным.)

Зачерпывая ложкой молотый кофе из вакуумной упаковки, Терри размышлял над загадкой у себя в гостиной. В этом парнишке было что-то очень странное: он казался нервным и отчужденным и в то же время — ужасно одиноким. Как будто у него не было никаких навыков общения, как будто он пришелец из космоса, который много читал о людях и их привычках и обычаях, может, даже хотел бы узнать побольше, но только сейчас устанавливает первый контакт.

И кофе он заглатывает столько же, сколько колымага Терри машинного масла. Интересно, чего ради он бодрствует?

Одно ясно наверняка: Потерянная Миля обзавелась еще одним чудаком.

Тревор задержался ровно настолько, чтобы почти до дна выпить второй кофейник. Терри прикончил косяк и самым дружелюбным образом болтал обо всем на свете — о музыке, городке, даже о комиксах, как только выяснил, что Тревор их рисует. Тревор обычно об этом не говорил, но Терри задал столько вопросов, что на некоторые пришлось ответить.

По крайней мере Терри не помянул Бобби Мак-Ги, но, с другой стороны, “Птичья страна”, вероятно, была не в его вкусе. Вполне предсказуемо, он любил “Потрясающих братьев-придурков”. Но, как правило, те комиксы, что ему нравились, были о парнях в плащах и длинном нижнем белье, которые били ребят в черном. (Тут повисло неловкое молчание; потом Тревор, не в силах что-либо с собой поделать, пробормотал “ненавижу это дерьмо”. Терри только пожал плечами.)

• Предыдущая
• 34/105
• Следующая