Преступный викинг - Хилл Сандра - Страница 12
- Предыдущая
- 12/80
- Следующая
Губы Селика цинично искривились, хотя он должен был заметить, как изменилось ее лицо.
— В тот день мне повезло больше других. Айвар хотел вырвать мне глаза, но оставил на память только это. — Он прикоснулся к длинному шраму.
Рейн протянула руку, чтобы погладить его, но он оттолкнул ее.
— Побереги свою жалость для других.
— Я только стараюсь понять тебя и то странное время, где я оказалась, Селик. Я знаю, что все время, вроде, обвиняю, но…
— Избавь меня от объяснений, женщина. Меня не волнует, что думаешь ты или кто-нибудь еще. Моя голова лежала на плахе в тот день, и с тех пор я никогда не боялся глядеть в лицо смерти. Я приветствую ее.
— Твоя голова лежала на плахе? — задохнулась Рейн.
— Да. — Жесткая усмешка скривила его губы. — Ты хочешь послушать об этом?
Рейн в ужасе смотрела на него, а он беспощадно продолжал:
— Я был чертовски красив в те дни, твоя мать так говорила, и тщеславен, как петух. Когда пришла моя очередь, я смеялся над Айваром, прося, чтобы мне подняли мои красивые волосы во время казни и не запачкали их кровью.
Вспоминая, он провел рукой по своим длинным волосам.
— Селик, я не хочу больше ничего слушать. Остановись.
Он не обратил внимания на ее мольбу.
— Толпе, которая наблюдала за казнью известных рыцарей Йомсвикинга, понравилась моя дерзость, и они уговорили Айвара удовлетворить мое желание. Он вызвал вперед воина из дворян, одного из своих самых храбрых рыцарей, и приказал ему встать впереди и держать мои сплетенные волосы, освобождая шею для палача. В последний момент я вполне обдуманно рванулся назад, и меч отрубил рыцарю руки.
У Рейн перехватило дыхание, и она в ужасе закрыла рот ладонью. Ее вскрик, как эхо, повторили те женщины, которые подошли поближе послушать рассказ Селика. Селик, казалось, не замечал никого, погрузившись в страшные воспоминания.
— Несмотря на злость, народ приветствовал мою храбрость и потребовал от Айвара сохранить жизнь мне и остававшимся в живых рыцарям, в том числе и твоему отцу. — Вернувшись в настоящее, Селик гордо задрал голову, и голос у него звучал язвительно. — Теперь ты знаешь историю моего шрама. Ты счастлива, Дождик, что твои ехидные вопросы разбудили мою кровавую память?
— Нет, Селик не счастлива. Иногда я говорю не подумав, — устало сказала она, но не удержалась и коснулась слова «месть» на его мускулистом предплечье. — А когда ты сделал себе этот шрам?
Глубокое рычание, похожее на рев разъяренного медведя, родилось в груди Селика, прокатилось по гортани и вырвалось яростным криком. Он прыгнул вперед, схватил Рейн за плечи, оторвал от земли и поднял так, что ее глаза оказались на уровне его глаз. Она почувствовала его дыхание, когда он яростно прорычал:
— Никогда, никогда не спрашивай меня об этом. Если тебе дорога жизнь, презренное отродье Локи, не пытайся об этом узнать, или, клянусь, я сверну тебе шею, как жалкому цыпленку. — Он встряхнул ее так, что, казалось, все мозги должны были вылететь у нее из головы. — Ты поняла, женщина?
Рейн не могла выдавить ни звука сквозь сжатые зубы, но все-таки нашла в себе силы кивнуть.
— Хозяин, хозяин!
Селик замер, когда резкий окрик проник в его затуманенное яростью сознание.
— Проклятый, вонючий ад! — выругался он, осторожно опуская Рейн на землю и поворачиваясь к человечку, похожему на гнома, который спешил к нему на кривых ножках. Его скрюченные руки и сутулые плечи совершенно определенно говорили Рейн о том, что у него артрит. Ему было лет сорок, не большее, несмотря на такой внешний вид.
— Слава Богу, наконец-то я догнал тебя, хозяин, — проговорил человечек, с трудом переводя дух.
— Убби, какого черта ты здесь делаешь? Разве я не приказал тебе оставаться в Йорвике?
— Ю-би, Ю-би. Рейн тихонько покатала языком странное имя.
— Но, хозяин, я услышал о битве и подумал, что могу понадобиться тебе.
— Я не твой хозяин, Убби. Сколько раз тебе говорить.
— Да, хозяин, то есть, да, мой лорд. О, ты знаешь мое мнение, — запинаясь, пробормотал Убби.
Селик застонал и устало поднял глаза к небу.
— Мне не хватало только слуги, которого я не хотел и не звал, и ангела-хранителя.
Убби в первый раз посмотрел на Рейн, и его глаза широко открылись в изумлении.
— Хозяин, это и есть твой ангел-хранитель? Глаза Селика, уже не бешеные, а блестевшие усталостью, встретились с глазами Рейн.
— Да, она говорит, что послана христианским богом спасти меня.
Убби перевел взгляд с Рейн на Селика, потом обратно на Рейн.
— От чего? — удивленно спросил он, ясно понимая, что женщина не очень-то поможет Селику в битве.
— От самого себя, — вяло ответил Селик.
Тут Убби удивил их обоих, важно заметив:
— Давно пора.
Селик воздел руки к небу, словно капитулируя перед этой парочкой. Потом он повернулся к Рейн.
— Покажи ему мой шатер.
— А куда мне девать Яростного? — робко спросил Убби.
— Яростного? Ты привел его сюда?
— Да. Я подумал, что, может быть, тебе понадобится твой конь.
— Яростный! Это на тебя похоже. Только ты мог дать своему коню такое имя, — заметила Рейн.
Селик презрительно махнул рукой, окинув ее негодующим взглядом.
— Иди и втыкай свои иголки в чьи-нибудь другие глаза — лучше бы в глаза саксов.
— Я не втыкала Тайкиру иглы в глаза, — сказала она, защищаясь, — но я с удовольствием воткнула бы одну тебе в глаз. И еще кое-куда. Ты что-нибудь слышал о вазэктомии? — спросила она невинно.
В ответ на его ошарашенный взгляд Рейн объяснила, к чему ведет вазэктомия. Она с удовольствием отметила, как побледнело лицо Селика при мысли об иглах, втыкающихся в него.
— Иголки? Глаза? — прошептал Убби, вертя головой то в одну, то в другую сторону.
— Ты воткнула их всюду, кроме глаз, — обвинил ее Селик.
— Он ведь жив, не так ли?
— Гм! Ты, несомненно, махала над ними своими проклятыми ангельскими крыльями.
— Ты просто не хочешь признать, что обыкновенная женщина может быть лекарем.
— Не будь смешной.
— Смешной? Ха! Я скажу тебе, кто смешон. Ты и другие воины темных веков, — крикнула она, махнув рукой в сторону огромного поля, заваленного убитыми. — Ты думаешь, что война и убийства решат твои проблемы? Вот это действительно смешно.
Убби, Сигрид, Ганвор и остальные зрители, толпившиеся вокруг, в ужасе уставились на нее — как она может кричать на жестокого рыцаря-изгоя, но хуже всего было то, что у Селика подозрительно подрагивали уголки губ. Кошмар! Она опять угодила в одну из его ловушек. Рейн молча обругала себя.
— О, я сдаюсь, — сказала она, в изнеможении опуская руки.
Потом она повернулась лицом к шатру Селика и позвала его слугу:
— Ладно, не стой, как статуя, Убби. Ты идешь?
— Я? — проскрипел Убби, весь дрожа от страха.
Селик широко улыбнулся.
— Да, ты, — рявкнула Рейн, схватив его за руку так, что чуть не оторвала его маленькое тело от земли. — Поговорим о смешных именах. Кто хоть раз слышал имя Убби?
— А что плохого в моем имени? — чуть слышно спросил Убби, стараясь успеть за ее широкими шагами.
— Звучит как дурацкая детская песенка. У-би, дy-би, ду.
Убби весело захихикал, прислушиваясь к мягкому пению Рейн.
— О хозяйка, слава Богу, что он послал вас спасти моего хозяина. Моему лорду необходимо, чтобы кто-то осветил его жестокую жизнь.
После того как Убби позаботился о Яростном, великолепном вороном коне с нравом, равным нраву его хозяина, они вошли в шатер Селика. Там Убби спрятал жалкий узелок со своим имуществом.
Потом он бросил озорной взгляд на постель.
— Миледи, для вашей нежной кожи эти шкуры были достаточно мягкими?
Рейн усмехнулась в ответ на прозрачный намек о прошедшей ночи.
— Нет, Убби. Прошлой ночью мы не занимались любовью.
Убби приложил корявую руку к груди в притворном испуге.
— О хозяйка, тысяча извинений. Я знаю, что вы не спали вместе.
— Ты знаешь?
- Предыдущая
- 12/80
- Следующая