Час ожидания - Бёлль Генрих - Страница 2

Носильщик. Вот вы упомянули вашу матушку и знакомую девушку. Они знали, что вы уехали навсегда?

Хрантокс. Я ни с кем об этом не говорил.

Носильщик. А вдруг они живы?

Хрантокс. Маловероятно. (Тихо.) Ведь столько людей погибло в войну, и вообще...

Носильщик (тоже тихо). Да, многие погибли и в войну, и вообще.

Хрантокс (тем же тоном). Вы... кого-нибудь потеряли?

Носильщик. Да, сына... Его убили.

Хрантокс. Пал смертью храбрых?

Носильщик. Так говорят. Я называю это иначе.

Хрантокс. Сколько ему было лет? Может, он мой ровесник?

Носильщик. Он был моложе. Теперь ему было бы сорок.

Хрантокс. Как моему младшему брату.

Носильщик. У вас были братья и сестры?

Хрантокс. Да, два брата и сестра, но...

Носильщик (тихо). Что?

Хрантокс. Но только об одном из них хотел бы я знать, жив ли он, — о Крумене, моем младшем брате. Из-за него я чуть было не остался.

Носильщик. Крумен?

Хрантокс. Да, мы его так звали. Собственно, его настоящее имя было Герибер, но оно ему не нравилось... Крумен, Крумен... Он стоял у дверей, когда я уезжал, хотел сесть со мной в машину; обычно я брал его с собой, и мы мчались по шоссе на полной скорости, а он все подзадоривал меня: жми, жми! Но в тот вечер я не взял его с собой.

Носильщик. Сколько ему было лет?

Хрантокс. Четырнадцать, а мне — семнадцать.

Носильщик. Он плакал?

Хрантокс. Нет. Я сказал ему: «Нет, Крумен, сегодня я тебя не возьму... Сегодня — нет...»

Носильщик. У вас в семнадцать лет была своя машина?

Хрантокс. Нет, это была машина моей матери. (Тихо. Напряженно.) Где-то в Арденнах я пустил ее в пропасть. Она расплющилась в лепешку, весь красный лак осыпался.

Носильщик. Девушка, деньги, машина, брат.

Хрантокс. Да, да. Но не из-за всего этого я уехал, не из-за этого.

Носильщик. А из-за чего же?

Хрантокс (со смехом). Вы спрашиваете меня, словно отец, но мой отец так не спросил бы.

Носильщик (тихо). Неужели вам не хочется узнать, кто из ваших еще жив?

Хрантокс. Только о Крумене.

Носильщик. Ваши родители были живы, когда вы ушли из дома?

Хрантокс. Матери было тогда сорок пять. Теперь ей... семьдесят один год.

Носильщик. И вы не хотели бы повидаться с матерью?

Хрантокс. Нет.

Носильщик. Опомнитесь — это же ваша мать. Давайте я сдам багаж, и вы поедете к вашей матушке.

Хрантокс. Не будем спешить. Не будем спешить.

Носильщик. А отец?

Хрантокс. Ему было бы семьдесят три.

Носильщик. Было бы, было бы! Может, он еще жив и ждет, двадцать шесть лет ждет вас!

Хрантокс. Наверно, ждет, если жив.

Носильщик. Было бы... если... Я вас просто не понимаю!

Хрантокс. Может, потом поймете. Я все забыл... Все и всех. Даже Крумена, Анну, название города. Только когда объявили, что поезд прибывает сюда, я кое-что вспомнил.

Носильщик. Вам туго пришлось там, на чужбине?

Хрантокс. Нет, легко. Я, правда, много работал, но мне неизменно сопутствовала удача. У меня почти всегда были деньги, да и сейчас есть. Мне просто везло. За что бы я ни брался, все получалось. Я ни на что не претендовал, хотел быть простым официантом или простым батраком, но стоило мне поступить в ресторан, как меня тут же сделали администратором, стоило наняться батраком, как я стал управляющим, а став управляющим, я вскоре и сам приобрел небольшую ферму. Кстати, носильщиком я тоже был, носильщиком и рассыльным, как и вы, правда только один день...

Носильщик. Вы в самом деле были носильщиком?

Хрантокс. Да, но только один день. Я обслужил только трех клиентов. Для первого я отнес на почту заказное письмо и, вернувшись в зал ожидания, вручил ему квитанцию; второму я поднес к поезду чемодан, сумку и коробку с ботинками. Третий велел мне позвонить какой-то даме, по имени Зейла, изменить голос, назваться Гарри и попросить у этой Зейлы свидания. Зейла назначила время, но на свидание я не пошел, а господин этот нанял меня в слуги, потом я стал его секретарем и даже другом, но мне и это вскоре надоело, и я ушел от него. Жили мы тогда в поместье, где все разговаривали друг с другом так, словно они выучили по какой-то книге, как люди должны друг с другом разговаривать. В то время я еще иногда вспоминал о доме.

Носильщик. Подумайте о ваших родителях. Ох, нелегко быть отцом или матерью! Ох, нелегко!..

Хрантокс. А сыном быть легче? А братом? Крумену еще не исполнилось пятнадцати, когда я ушел. Мне было семнадцать, Анне — шестнадцать. (Тихо.) Скажите, главное городское кладбище, то, что за городом, еще существует?

Носильщик. Существует.

Хрантокс. Оно все такое же, как было?

Носильщик. То есть как такое же?.. Там теперь во много раз больше покойников. Вы хотите поехать на кладбище?

Хрантокс. Да. Сдайте багаж. Мы возьмем такси.

Носильщик. Возьмем?

Хрантокс. Да. Я поехал бы вместе с вами — не хочу быть там один.

Носильщик. Но я ведь в униформе. Как же мне ехать?

Хрантокс. Послушайте, разве я вас не нанял?

Носильщик. Наняли. Значит, мне ехать с вами по долгу службы?

Хрантокс. Само собой, а как же еще? Пошли.

Носильщик. Вы настаиваете?

Хрантокс. Да, настаиваю.

Носильщик. Ладно, пошли.

Их удаляющиеся шаги заглушаются грохотом поезда, потом, когда грохот стихает, шаги снова доносятся отчетливей и вдруг затихают — Хрантокс и носильщик остановились.

Уличный шум. Рокот автомобильного мотора.

Носильщик. Почему вы прежде всего решили ехать на кладбище?

Хрантокс. Потому что кладбище — самое надежное справочное бюро, во всяком случае для тех, кто жил на Софиенштрассе. Там на них заведена каменная адресная книга, а визитные карточки из белого мрамора приделаны к памятникам у входа в склепы. (Шоферу.) Пожалуйста, не гоните так.

Шофер. Можно и помедленней.

Хрантокс. В самом деле много понастроили, и все-таки город мало изменился. Видите вон то здание? Я ходил туда шесть лет.

Носильщик. Это гимназия имени Гете. Мой парень тоже там учился, и был в числе лучших. Хотел стать врачом, и получился бы из него отличный врач...

Хрантокс. Он какого года рождения?

Носильщик. Семнадцатого.

Хрантокс. Крумен тоже с семнадцатого и тоже учился в гетевской гимназии. Как звали вашего сына?

Носильщик. Бруно... Бруно Планер. А как ваша фамилия?

Хрантокс. Теперь моя фамилия Хрантокс, но прежде была Донат. Нет, я никогда не слышал имени вашего сына от Крумена.

Носильщик. Донат... Софиенштрассе... Значит, ваш отец был очень богат.

Хрантокс. Да, он был очень богат. А ваш сын никогда не говорил о Крумене?

Носильщик. Нет. Он никогда не упоминал фамилии Донат. Он приводил к нам много своих друзей, но Крумен... Донат... Гериберт... Нет, этих имен он не называл. Вот мы и подъехали к кладбищу. А моего мальчика так и не похоронили, он остался лежать где-то под Ленинградом, они его бросили. А нам переслали недописанное письмо.

Голос Бруно (на это время затихают шум улицы и рокот мотора). Дорогой отец, дорогая мать. Бельдонг убит. Помните его? Такой белобрысый, небольшого росточка, которому я помогал по немецкому языку, сын лоточника с угла Вюльнергассе. Помните? Бельдонг убит. Его убили вчера. Он не пал. Почему вы позволяли, чтобы вам врали, чтобы говорили о солдатах, «павших» на войне. Можно подумать, что солдат убивают только когда они идут в атаку, но все, кто погиб на моих глазах, были убиты лежа, ни один из них не пал здесь — ни один. Бельдонг убит, я не могу это вынести, не могу. И если я не умру тут от холода, то умру от ненависти, да, от ненависти, а может быть, от того и от другого. Я не паду, и вы... и вы...