Порабощенные сердца - Хилл Эдит - Страница 15

• Предыдущая
• 15/68
• Следующая

По всем правилам ее должны преследовать мысли о другом мужчине. Прошло всего пять лун, а она уже не в состоянии вызвать живой образ человека, чьей женой она была. Рика с трудом вспоминала его лицо и звуки голоса. Во имя богини! Десять лет он был ее мужем, женившись на ней сразу, как она вышла из девического возраста, в ее четырнадцатое лето.

Кейр не смог защитить ее, как не преуспел и еще во многом. Благородного рода, он, однако, не принял образа жизни своей семьи. Повзрослев, он отказался стать воином, выбрав судьбу пахаря. Как простой свободнорожденный работник, он пахал землю, принадлежавшую отцовскому клану, довольный своим решением.

Но в обществе, где война почиталась и была единственным достойным занятием для человека благородного происхождения, такой поступок считался позорным. Насмешка, с которой был встречен выбор Кейра, не исчезла со временем. Более двенадцати лет он оставался в немилости у своей семьи и вызывал возмущение воинов племени. Некоторые утверждали, что детская болезнь, которая чуть не лишила его жизни, отняла у него мужество. Рика слышала слухи и жестокие шутки за его спиной, но что могла она, по сути еще ребенок, знать о подобных вещах?

Отец Рики охотно согласился на брачный союз. После смерти жены он смотрел на дочь как на обузу. Потеряв надежду на сына, он увидел в этом браке последнюю возможность приобрести наследника. Кровь, которая будет течь в его внуке, быть может и подпорченная трусостью, все же будет королевской.

Рика тоже видела привлекательные стороны в этом союзе, несмотря на то, что Кейр был почти в два раза старше ее. Он был не похож на развязных бесцеремонных молодых людей, похотливо смотревших на дочь фермера. Когда они бывали вместе, гуляя вдоль реки или на уединенной поляне, его просто радовало ее общество, и он никогда не пытался приставать к ней.

Причина такой сдержанности вскоре стала очевидной. Слухи оказались правдой. Брачная ночь завершилась неумелыми и неудавшимися попытками близости между девочкой, которая боялась этого акта, и мужчиной, который не мог совершить его. Хотя он лишил ее девственности, но не смог оплодотворить своим семенем. Это повторялось каждый раз, а через несколько лет он постепенно потерял даже эту способность. Так что не было никакого внука, никакого сына. Ее жизнь с ним ничем не отличалась от той, которую она вела под отцовской крышей. Просто сменился объект ее заботы и власть над ней одного мужчины на власть другого.

Но с землей и фермой было иначе. Земля, на которой Рика работала с Кейром, была ее землей. И она строила свою жизнь. Но через три года после их свадьбы вернулся Маурик, по обычаю завершивший пребывание в клане матери. Он вернулся как воин, но насмешки, что он, быть может, не отличается от своего трусливого родственника, преследовали его. Защищая свою честь и репутацию мужчины, Маурик понял, что сможет прекратить насмешки, только если публично отречется от своего брата. Маурик не хотел терпеть его позор, а Кейр не мог сражаться за свое право остаться. И они с Кейром ушли. В другой деревне, в нескольких днях пути от крепости, они построили новую жизнь. Здесь они были в безопасности от Маурика.

Внезапно удар грома потряс хижину до самого основания. Будто в ответ на это, ребенок внутри нее шевельнулся. Рика положила руки на живот. Недавно она начала чувствовать движения крошечного существа, и правда об этой новой жизни наполнила ее сомнением и страхом.

Права ли она, что не избавилась от ребенка? Были способы, травы, известные друидам, которые могли отравить дитя, которое она теперь носила… Все же Рика не пошла к Мирддину. Почему? Может быть, из-за желания, которое пришло к ней давно — желания иметь ребенка, которого никогда не дал бы ей Кейр. Да, семя было от одного из насильников, но разве не она даст ему жизнь? И разве это будет не ее ребенок? Или она приняла такое решение, чтобы досадить Маурику? Это его отряд нашел ее, брошенную в лесу умирать. Какое презрение было в его глазах. Как и все, что он делал и говорил, клятва Маурика отомстить убийцам своего брата и позаботиться о его вдове, были просто хвастливым обещанием. Подобрав ее в лесу, Маурик был вынужден доставить ее снова в крепость. Так Рика вернулась в отцовский дом. Она сразу превратилась в предмет для сожаления и обсуждения, и Маурик снова страдал от ядовитых насмешек. На этот раз его имя опозорила вдова его брата.

Единственная надежда, что разговоры со временем прекратятся сами собой, исчезла, когда ее живот начал расти. Если другие интересовались, кто отец ребенка, то Маурик, зная об импотенции брата, не сомневался, что ребенок появился в результате изнасилования.

В ярости он пришел к Рике, требуя избавиться от ребенка. Ведь она родит римского ублюдка — черноволосого младенца, о происхождении которого догадается каждый. Рика отказалась. По закону он не имел над ней никакой власти, пока был жив ее отец. В то время отец был уже болен. Но когда он умер в следующее новолуние, было уже слишком поздно. Травы Мирддина отравили бы и ее.

Крошечное создание внутри нее снова шевельнулось, и страхи вернулись. Рика молилась, чтобы ребенок не получил ничего от того, кто зародил его. Правильно ли она решила? Сможет ли она смотреть на него, если окажется, что у него темные волосы и оливковая кожа? Не почувствует ли ненависти, которую испытывает к его безликому отцу? Ребенка нельзя винить за обстоятельства его зачатия, но понимание и поступки — разные вещи. Сможет ли она любить этого ребенка? Или она будет похожа на Лунед, в сердце которой не было любви к своему сыну. Будет ли ее черноволосый малыш обречен на неприязнь и насмешки, как и блондин мальчик, спящий рядом?

Руки, лежащие на животе, сжались в кулаки. Что делать? Погруженная в море смятения, Рика была испугана и одинока.

Вспыхнула молния, и глубоко запрятанные воспоминания снова нахлынули на нее. Поток образов и звуков из прошлого… Шум дождя, который скрыл приближение лошадей, яростные раскаты грома, вспышки молний, которые сначала помогли ей убежать в лес, а потом выдали ее присутствие… Больше всего Рика запомнила их смех и кряхтенье, когда они лежали на ней. Но она одержала небольшую победу, заставив свое тело оцепенеть и не издав ни звука. Ее ненависть — ее доспехи. Римляне не смогли проникнуть сквозь них. Она не должна больше позволять себе вспоминать.

Но этой ночью доспехи подвели. Рика вспоминала. И на этот раз враг и захватчик был не снаружи ее щита, а внутри. Щеку ее обожгла одинокая слеза.

— Сомнения? — Фигура в белой мантии приблизилась к высокому светловолосому человеку, стоящему в проеме двери и смотрящему на бушующую за стенами хижины непогоду.

Церрикс отвернулся от затихающей грозы. Большие тяжелые капли, разлетавшиеся брызгами при ударе о землю, стали реже. Их сменил мелкий дождь. Ветер стихал, и можно было ожидать тумана.

— Не сомнения, Мирддин, — тихо ответил Церрикс, запахиваясь поплотнее, — заботы.

Он взглянул мимо жреца внутрь хижины, уютной от огня и разноцветных покрывал. Справа, сидя у ревущего очага, играли в кости, вырезанные из рога, полдюжины его слуг. Слева, за плетеной перегородкой, которая делила пространство на две половины, находилась его жена с несколькими прислужницами, держа на руках их дочь, Намор. На полу перед ней голышом на меховых покрывалах вместе с выводком щенков возились его сыновья — четырехлетний Траян и двухлетний Бричан.

— Судьба моих людей, моей семьи зависит от этого плана. Слишком многое поставлено на карту, Мирддин. Мне есть что терять.

Друид понимающе кивнул.

— Ты полагаешь, можно доверять этому римлянину, офицеру из Орлов?

Церрикс кивнул.

— Если бы обстоятельства сложились по-другому, я мог бы назвать его другом. Да, я могу доверять ему. Сомневаюсь в словах и действиях других. — Церрикс медленно обвел хижину главами, ненадолго остановился взглядом на жене и детях. Кивком указал на открытую дверь. — Выйдем.

Не ожидая ответа, Церрикс вышел в ночь. Серый цвет его плаща настолько слился с уже опустившимся густым туманом, что Мирддин чуть было не потерял его.

• Предыдущая
• 15/68
• Следующая