Отшельник. (THE HERMIT) - Рампа Лобсанг - Страница 11

Старый отшельник вместе с молодым монахом отслужили Службу Освобождения Уходящих Духов и дали телепатическое направление его дороге в Небесные Поля. Снаружи разгорался свет нового дня. Птицы своим пением приветствовали его рождение, но здесь была смерть.

— Ты должен вынести тело, — сказал старый отшельник. — Тебе следует расчленить его на части и вынуть внутренности, чтобы грифы могли обеспечить его похороны.

— Но у нас нет ножа, Почтенный, — запротестовал молодой монах.

— У меня есть нож, — ответил старый отшельник, — я храню его для того, чтобы можно было организовать мои похороны. Вот он. Выполняй свой долг, потом вернешь его мне.

С большой неохотой молодой монах поднял мертвое тело и понес его вон из пещеры. Рядом с камнепадом он обнаружил большую плоскую каменную плиту. Юноша поднял тело, положил его на плиту и снял с него грязные лохмотья. Высоко над головой он услышал удары тяжелых крыльев — первые грифы слетались на запах смерти.

Весь содрогнувшись, молодой монах всадил острие ножа в истонченную брюшину и ввел его внутрь. Из образовавшейся раны показались кишки. Он быстро захватил скользкие кольца и вытащил их наружу. Он разбросал на скале сердце, печень, почки и желудок. Подрезая мышцы и выкручивая суставы, он отделил руки и ноги.

Потом, весь окровавленный, он торопливо покинул ужасное место действия и стремительно бросился к озеру. Зайдя в воду, молодой монах, набрав полные горсти песка, долго и старательно скреб свое тело. Затем тщательно отмыл нож старого отшельника и тоже почистил его песком.

Теперь он весь дрожал от холода и пережитого потрясения. Ледяной ветер обдувал его обнаженное тело. Стекающие капли воды казались ему когтями смерти, скребущими его вздрагивающую кожу. Он быстро выскочил из воды и стал отряхиваться подобно тому, как это делают собаки.

Оказавшись на тропе, он пустился по ней бегом и только тогда почувствовал, как в его тело возвращается тепло. У входа в пещеру юноша поднял и надел свою мантию, которую предусмотрительно сбросил, чтобы не запачкать при расчленении мертвого тела. Уже собираясь вернуться в пещеру, он вдруг вспомнил, что его задача еще не закончена.

Медленно он развернул свои шаги к камню, где грифы уже сражались за лучшие кусочки. Молодой монах с изумлением обнаружил, как мало осталось от тела. Некоторые грифы удовлетворенно восседали на соседних скалах и мирно чистили свои перышки, другие старательно долбили клювами, в надежде еще что-то отыскать среди обнажившихся ребер. С головы они уже склевали всю кожу, оставив голый череп.

Подняв тяжелый камень, молодой монах с силой бросил его в череп, который раскололся, подобно яйцу и — что и требовалось — предоставил мозг на растерзание еще не насытившимся грифам. Затем, взяв лохмотья и чашу умершего человека, он быстро направился к костру и бросил то и другое в ярко горящее пламя.

Сбоку, уже раскаленные докрасна, лежали металлические части колодки — последнего и единственного напоминания о том, кто когда-то был богатым ремесленником, имевшим жену, дом и владевшим высоким мастерством. Размышляя об этом, молодой монах медленно повернулся и побрел в пещеру.

Старый отшельник сидел, предаваясь медитации, но сразу обернулся к приближающемуся ученику.

— Человек не вечен, человек хрупок, — сказал он. — Жизнь на Земле — это только иллюзия, а Великая Реальность лежит по ту сторону. Мы должны быстро покончить с этим и продолжить передачу Знаний, потому что пока я не расскажу тебе ВСЕ, я не смогу покинуть свое тело. А потом я хочу, чтобы ты проделал с ним то же, что только что сделал с телом нашего друга. Однако давай теперь поедим, потому что мы должны как можно лучше поддерживать свои силы. Принеси воды и нагрей ее. Теперь, когда мой конец так близок, я могу доставить своему телу это небольшое удовольствие.

Молодой монах поднял жестяной сосуд, вышел из пещеры и стал спускаться к озеру, старательно избегая того места, где он смывал с себя кровь умершего человека. Он тщательно почистил сосуд изнутри и снаружи. Так же тщательно почистил чашу старого отшельника, а потом свою.

Наполнив сосуд водой, он взял его в левую руку и отправился вверх по тропе, отклоняя правой преграждающие дорогу ветки. Одинокий гриф устремился вниз, чтобы посмотреть, что случилось. Тяжело приземлившись, он, прихрамывая, сделал несколько шагов, потом опять взмыл в воздух, резко вскрикнув, возмущенный тем, что его ожидания были обмануты.

Слева другой, объевшийся гриф тщетно пытался взлететь. Он разбегался, подпрыгивал и энергично молотил воздух крыльями — но он съел слишком много. Наконец, сдавшись, он стыдливо спрятал голову под крыло и сладко уснул, ожидая, когда Природа облегчит его вес.

Молодой монах усмехнулся от мысли, что даже гриф может съесть слишком много, и с тоской подумал, как хорошо было бы и ему иметь возможность съесть слишком много. Подобно всем монахам, он никогда не ел досыта, он всегда испытывал некоторый голод.

Однако время не ждало, нужно было приготовить чай. Поставив сосуд на огонь, чтобы нагрелась вода, он вошел в пещеру взять чай, масло, буру и сахар. Старый отшельник сидел, терпеливо дожидаясь.

Но нельзя долго сидеть за чаем, когда огонь жизни уже едва тлеет и когда жизненные силы пожилого человека медленно угасают. Старый отшельник заново пересматривал свою жизнь, пока молодой монах заботился об огне, драгоценном для Старца огне, после шестидесяти лет без огня, шестидесяти лет холода, крайнего самоотречения, голода и лишений, которым может положить конец только смерть. Лет, которые были бы полностью лишены смысла, если бы они не были скрашены теми знаниями, которые он нес в себе и передать которые было его ЗАДАЧЕЙ!

Молодой монах вернулся в пещеру и принес запах свежего древесного дыма. Он быстро опустился на землю перед своим учителем.

— Я отдыхал на этой странной металлической платформе, — продолжил свой рассказ старый человек, — в том далеком-далеком Месте так много лет назад. Человек, захвативший меня в плен, разъяснил мне, что я здесь нахожусь не для своего удовольствия, а для них, что я должен стать Хранилищем Знаний.

— Но как я могу проявлять разумный интерес, — сказал я ему, — если меня здесь держат как пленника, безвольного и безучастного пленника, который не имеет даже самого смутного представления о том, что его окружает или где он находится? Как могу я проявить какой-то интерес, если вы относитесь ко мне, как к праху у своих ног? Со мной обращаются хуже, чем мы обращаемся со своими умершими, отдавая их тела на съедение грифам. Мы выражаем свое уважение и мертвым и живым — вы относитесь ко мне, как к экскрементам, которые выбрасываются в поле без всяких церемоний. А еще вы утверждаете, что вы цивилизованные люди, хотя я и не знаю, что это означает!

Человек был явно потрясен, моя неожиданная вспышка произвела на него немалое впечатление. Я слышал, как он меряет шагами комнату. Вперед, потом скрип подошв, когда он на них разворачивался. Назад, потом опять вперед. Вдруг он остановился возле меня и сказал:

— Я должен проконсультироваться со старшим.

Он быстро двинулся прочь, и разговор его, по-видимому, был нелегким. До моего слуха доносилось «жжж-жжж-жжж», потом «хрр-хрр». Потом я услышал резкий металлический щелчок и стаккато звуков.

«Кто-то держит речь», — предположил я.

Приставленный ко мне человек говорил долго, издавая какие-то особые звуки. Понятно, это была дискуссия, которая продолжалась несколько минут. Со стороны машины донеслось щелканье, клацанье — и человек вернулся ко мне.

— Сначала я собираюсь показать тебе эту комнату, — сказал он. — Я собираюсь рассказать тебе о нас, кто мы такие, чем мы занимаемся, и, когда ты все поймешь, я рассчитываю на твою поддержку. Прежде всего, вот твое зрение.

Ко мне вернулся свет, ко мне вернулось зрение! Самое удивительное зрение: я видел нижнюю часть своего подбородка, я видел свои ноздри. Вид волосков внутри ноздрей почему-то меня развеселил, и я начал смеяться. Он наклонился ко мне — и один его глаз заполнил все поле моего зрения.