Квинканкс. Том 2 - Паллисер Чарльз - Страница 6

Когда он ушел, я рассказала Папе о приходе Питера и о его совете держать язык за зубами. Папа нахмурился: Значит, положение еще хуже, чем я опасался. Старый Клоудир задумал оспорить наши права на наследство Хаффамов, так что, как только Кодацил будет принят Судом, Поместье немедленно перейдет в его руки. Видишь ли, брак моих родителей всегда оставался окутан тайной, поэтому те, кто желал бы отнять у нас наследство, заявляли, будто он не имел места. Старый Клоудир хочет не просто найти эту запись, ему нужно уничтожить все документы, имеющие отношение к их браку. Как я понимаю, он пересмотрел все приходские метрические книги в Лондоне и вокруг Хафема, но ничего не нашел, и, поскольку свидетелей, должно быть, давно нет в живых, доказать таким образом ничего не возможно. Убедившись, что слова Питера не были словами сумасшедшего, я рассказала Папе о том, что Клоудиры собирались меня убить. Это он тоже выслушал очень серьезно и поведал о слухах (переданных ему Мартином), что старый мистер Клоудир отравил свою первую жену, чтобы вступить в брак с богатой вдовой, которая потом тоже умерла. Он сказал: Не то чтобы я этому верил, но такие слухи говорят о том, какого люди о нем мнения. Твоя смерть в его интересах, поскольку, вспомни, мы с тобой должны умереть, не оставив наследников, пока жив старый Клоудир. (Как раз то же самое говорил мне мистер Эскрит!) Поэтому я думаю, что, представив в Суд Кодацил, я подвергну наши жизни серьезной опасности со стороны Клоудиров. Вот я и не намерен это делать. Пусть остается, где есть. Папа коснулся футляра на часовой цепочке. Кроме того, может, он мне и не понадобится. Помнишь, около месяца назад мне пришло письмо с печатью Момпессонов? Кое-кто из их домочадцев обещал добыть документ, в свете которого значение Кодацила сведется к нулю. Я стала его расспрашивать, но он замолчал.

Прошла неделя, поздним вечером я сидела в передней гостиной и читала. Внезапно от окна донесся легкий стук, словно ветки на ветру бились о стекло. Но только за окном ничего не росло. Я взяла свечу и подошла к окну, чтобы откинуть занавеску. Из темноты на меня глянуло дикими глазами чье-то бледное лицо. Я глухо вскрикнула и готова была позвонить в колокольчик, но тут узнала Питера. Несмотря на его безумный вид, я без колебаний пошла отпереть дверь, ведь все его прежние слова оказались правдой. Я вышла в холл, как можно тише отперла дверь вестибюля, ключ от которой (могу сказать) всегда оставался в замочной скважине, потом повернула громадный ключ в замке уличной двери и отодвинула тяжелые засовы. Он вошел и наскоро объяснил, что в последний раз его выслеживал тот высокий человек, которого заметила и я — тот самый, Джонни, которого ты видел в Мелторпе! Этот человек его поймал и отвел в дом Брата, где его заперли. Питер сказал: Чтобы я не сбежал снова, к двери приставили слугу. Потом послали за знакомым отца, который содержит частный дом для ума лишенных, и научили его выхлопотать поручение Канцлерской Комисии по делам ума лишенных, чтобы она меня освидетельствовала и, если я буду найден безумным, лишила всех Прав и отдала во власть моей Семьи. Сегодня эта Комиссия меня осмотрела. Подозреваю, что они подкуплены и вынесут вердикт против меня, поэтому решил не дожидаться его, а бежать. Питер заранее подготовил путь бегства через окно и сумел выбраться на свободу. Он продолжил: Но, может, я в самом деле сумасшедший. Я начал сомневаться в себе. А как вы думаете, мисс Хаффам? Речь его, конечно, была очень торопливой и взволнованной, однако мне было совершенно ясно, что он не безумец, и я его в этом уверила. Я сказала, что его приход за помощью в дом моего Отца очень меня радует; он вначале настаивал, что явился только попрощаться, перед тем как покинет Англию, но я уговорила его подождать, пока я позову Папу. Он благодарен Питеру, сказала я, за его предостережение, и оба мы понимаем: его в тот раз схватили как раз потому, что он пришел нас предупредить. Я позвонила в колокольчик и распорядилась, чтобы позвали Отца. К моему восторгу, при виде Питера он расплылся в улыбке и обнял его. Дорогой мой мальчик, как же я вам благодарен. Вы поступили честно и великодушно, предупредив нас о планах вашего Отца. Папа настоял на том, чтобы Питер поселился у нас на правах гостя. Потом позвал мистера Эскрита, чтобы спросить его юридического совета. Они пришли к заключению, что Питеру в нашем доме ничто не грозит, даже если Комиссия решит не в его пользу. Папа собрал слуг и попросил их молчать.

В ближайшие дни Питер никуда не выходил, и правильно делал, так как мы заметили, что у дома днем и ночью маячат посторонние, в том числе уже знакомый мне долговязый субъект. Папа по уши ушел в какие-то таинственные дела с мистером Эскритом; я догадывалась, что они связаны с письмом, на котором стоял герб Момпессонов. По этой причине мы с Питером много времени проводили вместе и вскоре убедились, что наши чувства друг к другу остались прежними. Жестоким ударом для нас стал выпуск судебного приказа о признании Питера ума лишенным. Питером со временем овладела меланхолия: он не видел выхода из своего положения и стыдился того, что живет из милости у посторонних, по существу, людей, хотя и родственников. Он заявил, что в данных обстоятельствах — признанный сумасшедшим, без гроша за душой и без возможности найти себе занятие — не имеет права питать ко мне нежные чувства. Но под конец он преодолел свои моральные сомнения и попросил моей руки, и я, конечно, ответила согласием. Вопрос заключался в том, как эту новость примет Папа. Вообрази же себе нашу радость, когда мы услышали, что он в восторге и все получилось так, как он и надеялся. Я заплакала от счастья и кинулась в его объятия. Я знаю, Папа любил Питера и считал, что тот хорошо поступил по отношению к нам. Так что, видишь, Джонни, они с моим отцом друг друга очень любили и уважали. Никогда в этом не сомневалась.

К нашему удивлению, папа сказал: Свадьба должна состояться как можно скорее. О предварительном оглашении, Питер, нечего и думать, а то тебя найдет твой отец. Имея судебный приказ против тебя, он может предотвратить ваш брак, но если церемония состоится, ему до тебя уже не добраться. Помимо прочих соображений, он захочет помешать бракосочетанию хотя бы потому, что ваши дети закроют ему путь к наследству. Он призвал мистера Эскрита, и тот объяснил, что все, в чем мы нуждаемся, это специальная лицензия от Докторз-Коммонз с указанием церкви. Папа сказал: Все будет в порядке. Мы с Питером заулыбались. Свадьба пройдет в тесном кругу. Я, как отец невесты, конечно, буду присутствовать. Шафером будет мистер Эскрит, свидетелей найдем в церкви. Даже наша прислуга не будет знать. Вот что! Скажем им просто, чтобы приготовили в этот день званый обед, и по какому случаю праздник, объявим, когда вернемся из церкви. Тут Папа меня удивил: Я приглашу на обед Мартина с его невестой. А какое событие мы празднуем, они узнают на месте. Он держался очень загадочно, и я не знала, что думать о его намерении возобновить старую дружбу. Пригласить на мою свадьбу Мартина с молодой женой! На следующей неделе я несколько раз заставала Отца беседующим с мистером Эскритом и Питером, и при моем появлении все трое с виноватым видом замолкали. Я беспокоилась, так как знала из опыта, что в делах, связанных с Процессом, Отцу может запросто изменить благоразумие. Все шло, как было задумано, приглашение было послано, Мартин его принял. В условиях строжайшей тайны явился художник-миниатюрист, чтобы сделать наши портреты для медальона, который я тебе показывала.

Наступил день, который должен был стать счастливейшим в моей жизни, — 5 мая. Погода стояла прекрасная, церемония прошла замечательно. Пополудни мы вернулись в отцовский дом на свадебный завтрак. Папа объявил слугам новость, они очень обрадовались, особенно когда услышали, что, подав обед, на остаток вечера могут быть свободны. Тут Папа сказал, что намерен передать Питеру одну важную вещь, чтобы он хранил ее для меня. Речь шла о Кодациле, который он поместил в серебряную шкатулку для писем — ту самую, что у нас когда-то украли. По его требованию я пообещала свято беречь документ и использовать его в интересах моих наследников. Туда же он вложил письмо, в котором, как он сказал, объяснялись юридические вопросы. Вечером прибыли Мартин и миссис Фортисквинс и услышали новость о свадьбе. Я не осмеливалась поднять глаза, но говорили они то, что полагается в таких случаях; потом, правда, я поймала на себе странный взгляд Джемаймы. В целом обстоятельства были не совсем ловкие, но за обед мы сели в довольно хорошем настроении. Тем не менее, даже в этот день разговор, как всегда, свернул к Процессу — Мартин завел речь о Момпессонах: Позавчера я побывал на Брук-стрит и застал там полнейший кавардак. Почему, я тебе расскажу, если сам правильно понял. Но кстати, Джон, я принес тебе… Папа довольно резко его оборвал, и меня поразило, что он вообще способен остановить начавшийся разговор о Процессе. Ладно, дружище. В такой день давай не говорить о Делах. Мартин явно удивился, но промолчал, хотя в ходе дальнейшей беседы я заметила, что его жена не сводит глаз с него и Папы. Когда подошло время десерта, Отец позвал горничных и кухарку и дал им четыре бутылки вина, две шампанского и две мадеры, чтобы они выпили за невесту и жениха. Он сказал, что на весь вечер их отпускает. Они пришли в восторг и поспешили исполнить его распоряжение. Мы пили вино, закусывали орехами и фруктами, и тут между Отцом и Питером вспыхнула ссора. Произошло это так внезапно, что причины я не поняла. Меня поразило то, что ни он, ни Папа ни разу на меня не взглянули.