Дом с волшебными окнами. Повести - Эмден Эсфирь Михайловна - Страница 16

• Предыдущая
• 16/86
• Следующая

И Мурина мать, надев Петрушку на руку, заставила его поклониться Муре, что тот исполнил с большой неохотой.

— Фу, чёрт какой-то! — кривилась Мура.

Она сердито глядела на Петрушку и вдруг хлопнула себя рукой по лбу:

— Придумала! Будет шикарно! Я пойду на бал с этим — как его — Петрушкой, как будто это театр. И он будет со всеми раскланиваться! А? Здорово? И получу первый приз!

— Вот видишь, как хорошо, Мурочка, а ты огорчалась! Конечно, получишь первый приз. И платье у тебя шикарное, и сама хороша, и Петрушка этот, смотри, как одет! Прямо под цвет твоего лица!

— Как! — снова завизжала Мура. — Что ж у меня, лицо синее, что ли?

— Да ну что ты, Мурочка, я оговорилась — я хотела сказать: под цвет твоих глаз.

Ах, как ярко горели люстры, как переливалось в их свете разноцветное конфетти, как весело гремела с подмостков музыка, когда Мура — в накрахмаленном ситцевом платье колоколом, с жемчугами на шее и золотыми часами на руке, в серебряных туфлях на ногах и с Петрушкой в руках — входила в зал.

Ей казалось, что она в своём наряде похожа на принцессу на балу и её сразу же заметят.

Как ни мало читала в своей жизни Мура, особенно после окончания школы, но сказку о Золушке и прекрасном принце она знала. И, оглядываясь вокруг, она ждала и принца и восторгов. Но вокруг было так много других и куда более привлекательных Золушек!

Все они пришли вовремя, к самому началу бала, потому что не хотели упускать ни одной весёлой минутки.

А Мура считала, что приходить вовремя — не по правилам хорошего тона. И она пришла на бал очень поздно и вошла в зал с таким видом, как будто всё это — и цветы, и наряды, и музыка — ей давно наскучило.

Она считала, что такой поздний её приезд будет особенно эффектным.

Но никакого эффекта не получилось.

Вокруг, как мы уже сказали, было много других Золушек. Все Машенькины подруги, в славных, собственноручно сшитых ситцевых платьях, танцевали и веселились от души. Веселились или делали вид, что веселятся, и девушки, похожие на Муру (а таких было, по правде говоря, тоже немало). И все они танцевали, и ситцевые их платья развевались по залу, и зал был похож на большой цветник, когда по нему пробегает тёплый ветер.

Но вот музыка замолчала, и Мура решила действовать: она пробралась поближе к эстраде и остановилась там, на виду у всех в самой красивой позе. И её сразу заметили! Вернее, заметили Петрушку, которого она держала в руках. На это и рассчитывала Мура.

— Кукольный театр! Сейчас будет кукольный театр! — послышались голоса.

Весёлые Золушки и танцевавшие с ними принцы густой толпой придвинулись к эстраде. Одни стали хлопать в ладоши, другие — останавливать их, и наконец наступила тишина: все ждали начала представления.

А Мура, сначала очень обрадованная этим вниманием, совершенно растерялась: от неё ждали какого-то кукольного представления!

Она неуверенно подняла Петрушку, и тот сейчас же, по своей давней театральной привычке, раскланялся с публикой. Раздался одобрительный смех и весёлые аплодисменты.

Но что делать дальше, Мура решительно не знала.

— Петрушечка, — сказала она своим неприятным голосом, — поклонись ещё раз публике!

Но Петрушка больше не хотел кланяться. Он упирался и вертел головой.

Снова раздался смех и послышались аплодисменты. Но впервые в его театральной жизни они были неприятны Петрушке.

— Товарищи, пропустите, пожалуйста! — раздался вдруг из задних рядов чей-то звонкий голос. — Пропустите меня вперёд!

Голос был такой звонкий и вместе с тем такой требовательный, что все стоявшие позади расступились, и прямо к Муре стала пробираться… кто бы вы думали? Машенька!

^{Наступила тишина: все ждали начала представления.}

Оказывается, Машенька пришла на бал ещё позже Муры. Но сделала она это не по правилам Муриного «хорошего тона», а просто потому, что только что смогла закончить своё бальное платье. И какое же это было милое платье!

Оно походило на самый скромный и застенчивый и поэтому самый милый лесной букет. Сшито оно было так просто, что фасон его совсем не был заметен, а заметна была только его скромная и весёлая расцветка.

По светло-зелёному ситцевому полю, похожему на молодую весеннюю травку, рассыпались белоснежные головки ландышей и веточки первых синеватых фиалок. Сама молодость, свежесть, весна вместе с Машенькой вошли в зал, и все это сразу почувствовали. Все головы повернулись к Машеньке, и про Муру с Петрушкой все сразу забыли. Но Машенька пробиралась именно к ним.

— Это Петрушка моей знакомой девочки — как он сюда попал? — звонко и горячо говорила она окружающим. — Это тот самый Петрушка. Я сама ему недавно сшила костюм!

— И прекрасно сшили, — подхватил чей-то приятный мужской голос, и юноша в спортивной куртке с молниями, с фотоаппаратом через плечо появился возле Машеньки. — Вы, может быть, и своё платье шили сами?

— Ну конечно, сама, — засмеялась Машенька.

— В таком случае, я должен вас сфотографировать для нашей газеты. Извините, я прошу вас об этом! — поправился юноша, и нахмурившаяся было Машенька опять засмеялась и пошла за принцем… то есть, извините, за фотографом в спортивной куртке.

— Ой, подождите, — вдруг вспомнила она. — Тут Петрушка!

— Хорошо, снимем и Петрушку, но только сначала вас, — сказал юноша и увлёк Машеньку в другой конец зала.

И все Золушки и принцы хлынули вслед за ними. Все надеялись, что, может быть, их тоже снимут. И Мура осталась одна.

Она поспешила сначала за всеми, — ведь это была её самая страстная мечта — появиться на страницах газеты! Но ей и поворачиваться было трудно в стоявшем колоколом платье… А фотограф уже снимал Машеньку. И снимал её подружек. И опять Машеньку.

— Всё, — сказал он, щёлкнув ещё несколько раз. — Теперь и я имею право потанцевать.

Он склонил перед Машенькой голову, и она сейчас же положила ему на плечо руку…

А с эстрады полились увлекательные мерные звуки вальса, и Золушка, то есть Машенька, умчалась с принцем в спортивной куртке, и вслед за ними закружились другие пары.

И Мура опять осталась одна. Или, вернее, вдвоём с Петрушкой. И на него первого обрушился её гнев.

— У, чёрт противный! — прошипела Мура и со злостью швырнула Петрушку в первый попавшийся угол, побежала вниз по лестнице, в раздевалку.

Когда она бежала вниз, с её ноги упала серебряная туфля, и старые часы, висевшие в гардеробной, начали отбивать двенадцать часов.

— Гражданочка, башмачок потеряли, — сказал старый клубный швейцар Непейвода.

Он хотел подать Муре туфлю, но она сама схватила её, замахнулась ею на швейцара и, вырвав из его рук пальто, выбежала на улицу.

Когда за ней с грохотом захлопнулась входная дверь, старый швейцар покачал головой и почесал в затылке. Вид у него был недоумевающий, — казалось, он силился что-то вспомнить или решить какую-то задачу.

Может быть, и он читал в детстве сказку про Золушку и сейчас вспомнил её?

Как ни трогательно подобное предположение, но надо сознаться, что старый швейцар размышлял о чём-то совершенно другом. И мы с вами должны без его помощи решить, какая девушка в этот вечер больше походила на Золушку из старой сказки: та ли, которой сшила платье добрая и весьма дорогая фея, — платье, в котором эта девушка убежала, уронив туфельку, около двенадцати часов ночи. Или та, которая сшила себе платье сама, без всякой помощи фей, и танцевала сейчас в зале с милым юношей из местной газеты, очень мало, в сущности, похожим на принца.

Для меня-то этот вопрос уже решён, и поэтому, пока вы будете его обдумывать, я могу заняться иными героями этой книги: немного уже позабытой нами девочкой Сашей и окружающими её людьми.

• Предыдущая
• 16/86
• Следующая