2/3 успеха - Хмелевская Иоанна - Страница 29
- Предыдущая
- 29/68
- Следующая
— Прекрасная идея! — сдержанно похвалила Яночка, и этого скупого признания было достаточно, чтобы Стефек, сорвавшись с места, перемахнул комнату и со всего размаху бухнулся в кресло, в результате чего на него свалилась повешенная Павликом над креслом для украшения ржавая подкова. Вертя подкову в руках и сверхчеловеческим усилием удерживая себя от того, чтобы взглянуть в лицо Яночке, он сдавленным голосом поинтересовался:
— А что? Это вам пригодилось?
— Ещё как! — выкрикнул простодушный Павлик, но Яночка снова постаралась сдержать эмоции, почти холодно заметив:
— Мы ещё не знаем, может, и пригодилось. И спросила Павлика:
— Как ты думаешь. Очкарик не его ли ждал? Павлик, напротив, эмоций не сдерживал.
— Теперь точно знаю — его! Ждал как нанятый и так и не дождался!
— Тогда, надо полагать, у них что-то не получилось.
— Не получилось, факт! Ну, что дальше было?
Безуспешно пытаясь разрезать ножницами подкову, Стефек сообщил;
— Ну а дальше я притворился жутко больным…
Заметив, чем занят его приятель, Павлик отобрал у него подкову. Яночка подумала, что следовало бы отобрать ножницы, но ничего не сказала.
— А что у тебя заболело? — допытывался Павлик.
— А, всякое такое… — уклончиво ответил Стефек. — Приступ у меня случился, так он собрался вызывать «скорую», а потом принялся меня лечить — воду кипятил, лекарства всякие подсовывал. Я, значит… того… болел, а он порядок в доме наводил, мы там здорово повеселились, говорю вам, все вверх дном. Порядок наводил один. Когда вверх дном переворачивали, я ему помогал, а тут не мог, ведь у меня схватило… В общем, совсем я помирал.
Тень одобрения, промелькнувшая в глазах девочки, привела к тому, что несчастный влюблённый чуть не отстриг себе уха. Только тут Павлик сообразил отобрать у приятеля опасный предмет.
— А самое интересное было напоследок, — не удержался от самодовольной улыбки Стефек. — Вышел он наконец из дома, не мог я больше там его держать. Вышел, значит, а я за ним увязался…
И Стефек в красках отрапортовал о том, как он вцепился в Зютека, в результате чего тот опоздал на первый автобус, как обманул его с такси, как целенаправленно действовал в истории с кляссерами, как продуманно опрокинул на противника мусорный бак, облив вышеупомянутого противника прогорклым маслом и прокисшим повидлом, так что тот уже никак не годился для поездки в город. В общем, хитроумная операция, заранее разработанная и продуманная во всех деталях, была осуществлена… неплохо?
— Ты что! Классно! — в восторге выкрикнул Павлик, чем воспользовался его приятель и снова завладел ножницами.
Руки теперь были заняты делом и, обрезая одну за другой кисти гардины в попытке подавить так и бьющее из него торжество, Стефек спросил как можно безразличнее:
— Вот я и хотел с вами посоветоваться — что мне дальше с ним делать? Если что надо — говорите! Правда, возможно, он теперь будет меня остерегаться и я немного рискую, ведь у такого наверняка и пушка припасена, да уж чего там!
Простодушный Павлик не щадил похвал для приятеля:
— Да ты и так здорово нам помог! Надо же, как все у тебя получилось.
— Нам и впредь нужна будет твоя помощь, — снизошла Яночка, и влюблённое сердце мальчика преисполнилось мужеством и готовностью жертвовать собой. Он не успел отреагировать, как девочка добавила:
— Но тогда тебе придётся снова к нему как-то подлизаться.
Стефек был поражён мудростью своего кумира, до такой степени поражён, что на какое-то время лишился способности и мыслить, и говорить.
Говорила Яночка, обращаясь к брату:
— Как ты думаешь, марки? Павлик скривился.
— Жалко мне марок. Массовка его не прельстит, а хорошие жалко. Не Меркурия же ему отдавать.
— Кто говорит о Меркурии? У нас есть Ливия. Ведь от пани Амелии мы получили прорву ливийских марок. Дадим ему немного, пусть подавится.
— Тогда только гашёные, — решил Павлик и добавил:
— И ещё попросим у Рафала Венесуэлу. Тот столько писем получает от своего приятеля из Каракаса, что уже перестал отклеивать марки.
У Стефека наконец прорезался голос, и он рассказал ещё об одном из своих сегодняшних подвигов — о бабе из редакции газеты и имеющихся марках, которыми готов пожертвовать для блага общества.
— Марки от бабы мы сначала сами просмотрим, — сказала Яночка, и Стефек ещё раз подивился её гениальности. — Пока отдадим ненужную нам Ливию и ненужную Венесуэлу. А ты не будь дураком, всего сразу не отдавай, на несколько раз тебе хватит. Разум все ещё не очень повиновался Стефеку, его целиком вытеснило чувство. Под его воздействием мальчик очень старательно изрезал на мелкие ровные кусочки прикроватный коврик, за чем Павлик следил с изумлением, а Яночка — с пониманием. Ни один из них не сделал гостю замечания, ведь тот проявил себя просто героем! И все-таки оба с облегчением вздохнули, когда герой отбыл, снабжённый большим конвертом с марками и множеством ценных советов.
— Совсем офонарел малый, — произнёс Павлик, с ужасом обозревая ущерб, нанесённый приятелем его имуществу. — Смотри, на кусочки изрезал! О, и все кисти у штор! Не понимаю, что на него нашло?
— Не обращай внимания, — ответила сестра, прекрасно понимая, что именно нашло на бедного малого.
— Тебе хорошо говорить — «Не обращай внимания»! — кипятился Павлик. — Гляди, и провод перерезал! Да что же это такое? Ведь у меня другого нет. Что на него накатило? Был парень как парень, а в последнее время совсем крыша поехала!
Яночка выдвинула предложение:
— В следующий раз надо будет ему подсунуть что-нибудь ненужное, пусть режет.
— Ну уж нет! — разбушевался Павлик. — В следующий раз мы придём к нему домой, пусть там хоть все на свете на куски порежет! Пожалуйста, тогда я могу и не обращать внимания!
Вот так великая любовь Стефека то проявлялась в поистине героических подвигах на благо правому делу, то наносила ощутимый материальный вред им с Павликом. На всякий случай Яночка решила оставить опасную тему и переключить внимание брата на более важные и срочные дела.
— Ну ладно, сейчас тут приберём, ничего не поделаешь. А пока давай подумаем над тем, как нам отыскать Очкарика.
— Нет проблем! — фыркнул Павлик. — Приехал он на машине, сам сидел за рулём, значит, машина его. А номер я записал. Через два дня узнаю адрес. Спорим?
Спорить сестра не собиралась. Как же, станет она заниматься пустяками, когда столько дел!
— Ещё надо убедиться, что они знакомы. Зютек и Очкарик. Мы думаем, что знакомы, но надо знать наверняка. И знаком ли Очкарик с паном Файксатом.
— А это нам скажет Хабр при первом же удобном случае.
Яночка продолжала:
— И ещё надо узнать, кому продал пан Спайер свои марки, Баранскому с улицы Бонифация или ещё кому… Слушай, неувязка получается!
— Какая неувязка?
— Пани Амелия говорила, что её дядя продал марки… вернее, разбогател двенадцать лет назад. А ведь пан Спайер умер двадцать лет назад!
— Кто это тебе сказал?
— Как кто? Ты!
— Я? — изумился Павлик.
— Кто же ещё? Вспомни, ты рассказывал, как наследники кричали о сестре покойного, что она вообще тут ни при чем и завещание недействительно, потому что муж умер двадцать лет назад. Ты так сказал!
— Какой муж? — не понял Павлик.
— Ты что, совсем обалдел? Муж покойницы с Саской Кемпы, пани Спайеровой!
Павлик напряжённо пытался восстановить в памяти то, что слышал тогда на лестнице дома на Саской Кемпе.
— А, вспомнил… Не совсем так, как ты говоришь. Они действительно кричали, что нечего ей соваться со своим завещанием, что уже за давностью лет оно недействительно. А двадцать лет я тебе просто сказал в переносном смысле, в смысле, что уже очень давно. Я же не сказал — сто!
— В следующий раз не выражайся в переносном смысле, — холодно произнесла сестра. — Даты — дело точное, а то у нас концы с концами не сойдутся. Видишь, я даже все записываю, чтобы не ошибиться, а ты — «в переносном»! А теперь пошли пораспрашиваем дедушку.
- Предыдущая
- 29/68
- Следующая
