Бега [Скачки] - Хмелевская Иоанна - Страница 31

• Предыдущая
• 31/60
• Следующая

— За ними тоже вдет наблюдение. Они вроде бы сбиты с панталыку и растеряны. Такое впечатление, что они утратили влияние на жокеев.

Я удивилась.

— Они утратили? У нас-то было такое впечатление, словно это жокеи перестали получать от них деньги. В среду все поехали поразительно честно, никто не придерживал лошадь. Я вот дожидаюсь субботы, чтобы увидеть, что же будет дальше. О, так ведь суббота уже завтра…

— Подожди-ка, то, что ты говоришь, очень важно. Все сходится. Мафия никого не подкупила, жокеи не получили денег, возникает вопрос: по чьей инициативе? Ломжинские идиоты лезут со своими деньгами, жокеи этих денег не берут, получается, что сами жокеи что-то комбинируют? Завтра, пожалуйста, приглядись как следует.

Я ехидно спросила, не лишились ли, часом, зрения подчинённые старшего комиссара Ярковского, заверила, что присмотрюсь со всем тщанием, и поинтересовалась, что сделали с машиной Завейчика. Ведь не оставили же они её перед Центральным вокзалом на разграбление ворам?

— Нет. Её отбуксировали в участок, где обследовали салон. Мы установили, что она стояла там с субботнего вечера, стало быть, последним человеком.., нет, предпоследним, потому что последним был Завейчик.., так вот, последним пассажиром, который в этой машине ехал, была эта самая Моника Гонсовская. Её вызвали пока для разговора, результатов не знаю.

— Ещё Метя. Его — на убой?

— Извини, что?!..

— Я тебя культурно спрашиваю, на убой вы Метю предназначили или нет. Если он не скажет, что знает, мерзавцы эти его прикончат, а вы все медлите. Неужели он вам так не понравился, что вы его хотите раз и навсегда стереть из списка живых?

— Наоборот. Метю сторожат, как брильянт короны. Он пользуется своей больной головой и сидит дома, ты об этом сама знаешь, а люди вокруг ждут, чтобы к нему кто-нибудь пришёл.

— Я тебя предупреждаю, что завтра он уже наверняка выйдет из дома.

— Дай ему Бог здоровьица. Эскорт у него будет что у королевы. А на беседу мы уже с ним уговорились, на понедельник. Это мы специально сделали, после субботы и воскресенья что-нибудь, глядишь, и проявится…

— Я только одно знаю, что пропало моё одеяло, — печально сказала Моника Гонсовская ещё до первого заезда. — Ни за что другое я ручаться не могу, потому что не обращала внимания, а одеяло я купила всего лишь днём раньше, в пятницу. И оно мне ужасно нравилось! Я его оставила в машине, мне как-то показалось глупо приходить с одеялом на бега, и теперь я на этом одеяле, ясное дело, могу крест поставить.

— А вы им об этом сказали?

— Конечно! Они меня для этого из Лонцка вытащили, но я и так бы приехала, потому что тётка бьётся в истерике. Что такое этот Завейчик мог натворить, как вы думаете?

— Мне кажется, убежать. Единственное логичное предположение…

— Слушай, что тут творится? — изумлённо спросил Юрек, садясь в своё кресло. — Какое-то помешательство на пятый номер во втором заезде. Я до него пальцем не дотрагивался, а тут вижу, что ставят на пятёрку по десять, по двадцать раз. Что бы это значило?

Я забыла Монику, одеяло и Завейчика, потому что появилась более важная тема. Я тоже пятого номера не касалась и сразу решила, что не буду, ещё не заглянув в программку.

— Коллективное сумасшествие, — категорически осудила я. — Кацперский на Ватмане, глупость длиной отсюда до Америки, а то и дальше. Правда, на арабах Кацперский ездить умеет…

— Ничего не понимаю, до сих пор Ватман был четвёртым, а то и пятым. Откуда они его взяли?

— Сумасшествие, ты же сам сказал. Без этого была бы одна Пальма в фаворитах.

— Ты что, никто на неё не ставит. А у меня она есть. По родословной она самая лучшая…

— Но едет Сарновский, люди привыкли, что Сарновский на фаворитах не приходит…

— Так ведь он не фаворит!

— Ну и что? Должен в таком раскладе оказаться фаворитом. Пальма у меня тоже есть, хотя не знаю, хорошо ли это. А, черт с ними, пусть этот Кацперский без меня выигрывает.

С Пальмой на устах влетел пан Здись и из чистой галантности разделил роскошные розы между представительницами дамского пола в ложе. Я помчалась к пани Ядзе за стаканом воды и поставила цветы на круглое окошечко возле Моники, потому что на парапете перед нами они заслонили бы поворот. Вальдемар требовал от пана Собеслава принятия мужского твёрдого решения.

— Так как же, в конце концов, с этой Пальмой? Последний момент, сейчас ведь закроют все кассы!

— Дороговато это для меня получается, пан Валь-дек, может, «верхом» на неё поставить…

— ., конь с облегчённым весом. В тридцать восьмом году Санлайт в Аскоте выиграл точно так же, платили семнадцать к одному…

— О Господи! — сказала Мария, швыряя на кресло сумку. — Уже завёлся?..

— Продолжает, — ответила я. — Он пришёл пораньше и сразу завёлся.

— ., на Триумфальной Дуге турф был просто как по заказу для Пейзаны, потому она пришла даже гандикапированная [2], — продолжал некто, на кого я смотрела бы с умилением, если бы он не болтал столько. Он был фигурой в своём роде исторической, представитель золотой молодёжи перед первой мировой войной, живая хроника бегов на всем полушарии. — Её мать была Вигесса, от Нижинского, из той же линии, точнее, Нижинский был её дедом…

— О чем вы говорите, плевать я хотел, что бегало при царе Горохе! — рассердился Вальдемар. — Мне нужно знать, что тут, в первом заезде будет! Ставить мне на Пальму или нет?..

— ..мартышка и попугай. Пролезли они на корабль, идущий в Европу, и плывут себе, плывут… — услышала я голос полковника. — Вылезли из укрытия и стали играть…

— ., на него одного! — объявил пан Эдя. — Репа сам на него вроде как двести поставил!

Тренер Репа вовсе не носил фамилию Репа, он был Кальреп, но не было тут человека, который правильно бы называл его фамилию. Репой остался он навеки.

— Только двойка! — бешено упрямился пан Здись. — Только двойкой начинаю, тут другой лошади нет!

— В первом?

— Конечно! Пора ей, пора, без веса лошадка вдет! Он совершенно выбил меня из колеи. Двойка, Нарбонна, входила в число моих обожаемых кобыл, я её забросила, чтобы не испортить ей карьеры, хотя в среду решила было поставить на неё одну. Тут я вспомнила, что не проверила заездов, посмотрела на табло и подскочила! Черт! На двойке ученик Осика!

— Звонок был?! — нервически завопила я.

— Давно уже, — сказала Мария. — Да успокойся, что упало, то пропало. Звонок был, когда я ещё по лестнице шла. Дай открывалку.

— Вот черт, — мрачно сказала я, копаясь в сумке. — Ведь я даже не поставила на эту Нарбонну… Ну да, в последовательность я её включила, но из квинты, из триплета выбросила, потому что боялась её сглазить.

— Не хочу, конечно, быть хамкой, но ты поглупела, — огорчилась Мария. — Она же тут выиграет только так!

— Она у пана Здися есть…

— Ну и что же? И пан Здись иногда выигрывает… Появился Метя, живой, здоровый и без видимых повреждений.

— Привет, девушки. Так что у нас приходит первым? Давай, Пальма!

— Метя, Бога ради…

— Погоди, дадим ему пива, может, он заткнётся.

— Метя, опомнись, Пальма бежит во втором, а сейчас первый. Принеси стакан…

Моника Гонсовская сзади осторожно коснулась моего плеча.

— Я тоже поставила на Нарбонну. Простите, пожалуйста. Она отлично выглядит. С Танзанией, два-шесть. Так у меня получилось по паддоку.

По счастью, на Нарбонну с Танзанией я тоже поставила, и меня это несколько обрадовало. Танзанией я начинала триплет и квинту и теперь с надеждой подумала, что, может быть, ученик Осика, несмотря на всю свою одержимость, все-таки не придёт первым, сделает хоть какую-нибудь ошибочку…

Завыл рупор, взмахнул флажок, черти-кони рванулись. Ученик Осика не сделал ни единой ошибки и выиграл в роскошном стиле от старта до финиша. Пан Здись впал в эйфорию, я выиграла последовательность, потому что, разумеется, Танзания пришла второй. Первый триплет и квинта у меня полетели к чертям. Мария не скрывала своего осуждения, настаивая, что у меня плохо с головой. Я ей не возражала.

• Предыдущая
• 31/60
• Следующая