Бега [Скачки] - Хмелевская Иоанна - Страница 37

• Предыдущая
• 37/60
• Следующая

Кошмар быстро прекратился, потому что комиссия выразила протест, это было вывешено на табло и высказано в мегафон. Ещё пару минут все спорили, кто выступил с этим протестом, комиссия или жокей, потому что Ровкович, съезжая с дорожек, поднял руку.

— Что-то там с ним сделали — предполагал Вальдемар — По башке ударили или что, но старт он принял сразу, а потом стал отставать.

— Никаких штучек не было — решительно протестовал пан Здись. — Я все время на него смотрел — Может, подпруга лопнула?

— Тогда жокей слез бы, а он ехал до конца!

— Он притворяется, специально придержал коня, а теперь боится дисквалификации…

— Да, они такие пугливые, вы же знаете.

— Снимут четвёрку — Тогда Виола будет Шесть-один!

— Шесть-один — это целое состояние — с запалом объявил пан Здись.

— Сто миллионов, — ехидно подсказала я — Пока что пришло четыре-шесть..

— У меня обе есть, — сообщил Юрек. — Но что-то должны сделать, раз объявили протест, только не знаю, кого они выкинут.

— Я проиграла, — изумлённо сказала Моника Гонсовская. — Вы были правы, надо ставить третью сторону треугольника, но с этой лошадью определённо что-то случилось. Он так выглядел, словно внезапно страшно захотел спать. Я спущусь, посмотрю поближе…

Техническая комиссия решила вопрос полюбовно. Заезд не отменили, просто дисквалифицировали Полонеза, что встретило полное одобрение народа. Возврат ставок спасал деньги.

— Ну и привет, — сказала Мария — Выигрыши объявят послезавтра.

— Но квинта будет страшная — с восторгом восклицал пан Здись. — В квинте нет возвратов?

— Факт — подтвердил Вальдемар. — Только квинты вовсе не будет. И посмотрите, я так хорошо начал..

— И последовательность будет колоссальным выигрышем… — начал пан Здись.

— Прекратите, не то я стану выражаться, — пригрозила я. — Какая последовательность, откуда у вас тут последовательность, возврат ставок за Полонеза — Двадцать тысяч, посмотрите — Двадцать тысяч козьих орешков..

— У нас ведь ещё возвраты, — объявила Мария — Пока мы ни одного триплета не проиграли. Метя, отрывай эти купоны Нет, погоди, этот мы выиграли, мы заканчивали его Хименой Последовательность подсчитали, двенадцать тысяч, триплет все ещё был недостижим Я схватила Метю за руку и потащила его вниз.

— У меня Вся жизнь отравлена этой опекой над тобой Будешь делать все то же, что и я, потому что мне уже терпения не хватает Или я не могу ставить как человек, или вся нервничаю, не пристукнул ли кто тебя!

Метя не протестовал, забота о его жизни доставляла ему явное удовольствие. Пятый заезд был наградным, именным, шли шесть лошадей, из которых ставить можно было на двух, Варраву и Стояна. Остальных словно не существовало. Оба фаворита отличались так, что не могли проиграть, и у меня кожа мурашками покрывалась при мысли о том, что я снова должна буду впихивать деньги в этих железных фаворитов. В нормальной ситуации как Сарновский, так и Бялас должны были бы остаться сзади, но поскольку по непонятным причинам они едут честно, нельзя рассчитывать на то, что они придержат лошадей.

Прежде чем вернуться наверх, я успела этого злосчастного Метю потерять. Тупорылый тип все время крутился около него, и это меня дополнительно напугало. Я бросилась к Ярковскому, решительно протестуя против возложенных на меня обязанностей, где-нибудь в другом месте — ради Бога, могу с него глаз не спускать, но уж не здесь! Старший комиссар на бегу меня успокоил, что за Метей следят очень старательно, и пропал в густой толпе. Мне ничего другого не оставалось, как только идти на своё место и ждать Божьей милости.

Метя сидел в своём кресле, отчего мне стало так хорошо, что я даже его не выругала. Вернулась Моника Гонсовская.

— Я все знаю, — сказала она. — Полонез получил снотворное. Я говорила, что он показался мне сонным. Не хвастаюсь, но я и вправду понимаю в лошадях, я среди них выросла, а иногда даже пробую что-то думать. А эти два фаворита мне вообще не нравятся, они вышли в паддок в отличной форме, а тут стали гаснуть на глазах. Я бы их сняла с заезда…

Тут рупор хрюкнул и объявил, что конь номер два, Стоян, и конь номер четыре, Варрава, снимаются с заезда дежурным ветеринаром. Секунду царила тишина, после чего вскочили все, спрашивая, закрыли уже кассы или ещё нет.

Звонка к закрытию ещё не было, поэтому я успела взять деньги обратно и поставить три последовательности на Битинию. Возле касс царил дантов ад. Моника Гонсовская похвасталась, что на этих коней она даже не ставила, а поставила только пять-три, на Битинию с Дельфином. Я позавидовала ей, на Дельфине ехал Куявский, и, если бы я успела подумать, тоже, наверное, поставила бы только пять-три. Скорек на единичке мне особого доверия не внушал, а ученик Мязга на шестёрке в принципе не имел шансов. Лошадь была неплохая, зато Мязга — ни к черту. После того как из паддока убрали фаворитов, не осталось никого другого, кроме Битинии и Куявскогр.

Битиния без проблем выиграла. Куявский был вторым. Мязга третьим, а Скорек последним.

— Что за кошмарный такой день! — сердился Вальдемар. — Уже объявили первый триплет или нет?

— Да куда там, я же говорила, — встряла Мария, — завтра скажут.

— Какой скандал, идиотизм, ведь бухгалтерия на пальцах считает — бесился Юрек, — Ну, есть у меня Битиния, и что? При таких возвратах не триплет будет, а кукиш с маслом! А квинта моя сломалась ещё на Химене, потому что у меня была Виола!

— Такой фукс вроде бы эта Виола, а у всех она есть! — ехидно заметил пан Эдя.

— А вы не узнали, пан Вальдек, почему тех двоих сняли? — спросил пан Собеслав.

— Больные они были…

— Не больные, а допинг получили, — поправил полковник.

— Наоборот, — тихо возразила Моника Гонсовская. — Не допинг, а антидопинг…

За столиком возле барьерчика все ещё сидел Капуляс в компании, которая разговаривала все более цветистым языком. По-хорошему, если бы вычеркнуть те слова, которых в словарях до сих пор днём с огнём не найдёшь, так в их речи уцелело бы едва ли каждое двадцатое. Капуляс принимал в беседе уже более активное участие, он все ещё держался неплохо, но явно начал расслабляться. К ним причалил Врублевский.

— И хорошо! — сказал он ожесточённо.

— Кому хорошо? — разозлился один из собеседников, после чего из цензурных слов в его речи остались одни только местоимения. Можно было считать, что он выражает общее недовольство всем на свете.

Врублевский был трезв.

— Заткнись, — предложил он. — Мне это не нравится. Увидим, что сейчас будет.

Мне стало не по себе. Я заглянула в программку. Метя вернулся на кресло с воплем «давай. Клубничка!» на устах. Клубничка принадлежала Врублевскому, ехал на ней Куявский после многочисленных любителей и учеников. Не дожидаясь, когда объявят выигрыши, я помчалась вниз.

— Вы куда-то пропали, а я вам хотела сказать, что в этом заезде можно рассчитывать только на одну лошадь, — сказала Моника Гонсовская, когда я наконец взяла деньги, поставила на заезд и убедилась, что за Метей следит Мария и оба подсматривают за Фигатом. — Лошадь номер шесть, это Клубничка, Я, правда, ничего не понимаю, поскольку вижу, что раньше она приходила максимум пятой, но она самая лучшая среди них и в замечательной форме. К ней приближаются две лошади: Граница и Юргельт. У Границы роскошные бабки. Я поставила и на третью сторону треугольника, но очень дёшево.

Зная собственную фортуну, я поставила на Клубничку со всеми остальными, и уверенность в безумии Мети стала решительно во мне ослабевать. В триплете у меня не было Клубнички, пока что мне возвращали все ставки из-за снятых с бегов лошадей, на остальное я махнула рукой. Мнение Моники напомнило мне кое о чем.

— Могу вам сказать, в чем дело. Продолжается честная езда на хороших лошадях, чего никто не понимает. У меня получается, что Клубничку до сих пор изо всех сил придерживали, может быть, сегодня ей удастся прийти первой..

— Давай, Клубничка! — заорал с восторгом Метя.

• Предыдущая
• 37/60
• Следующая