Звездочка - Василенко Иван Дмитриевич - Страница 5
- Предыдущая
- 5/16
- Следующая
Двадцать человек дружно подхватили:
И колонна строевым шагом двинулась во двор.
В палате ремесленники пытались расположиться в порядке, но было тесно, и все сгрудились между кроватями. Чтобы поставить перед Глебом Ивановичем коляску, пришлось отодвинуть к стене тумбочку.
Старик прижал единственную руку к груди и, потрясенный, бледный, молча смотрел на ремесленников. Губы его вздрагивали.
Сжатый со всех сторон товарищами, Саша протиснулся вперед, перешагнул через коляску и вынул из нагрудного кармана голубенький билетик.
— Глеб Иванович… — начал он ломким голосом и испуганно оглянулся. Но опасаться не было причин: сзади с бумажкой в руке стоял Ваня Заднепровский, готовый в любой момент подсказать, если б оратор сбился. — Глеб Иванович… — повторил Саша уже более решительно, кашлянул в кулак и с неожиданными для товарищей басистыми нотками в голосе без запинки проговорил все до конца: — Вы проработали сорок три года за станком, вы пострадали от фашизма, лишились родной семьи. Мы, ваши младшие братья, а вернее сказать, ваши дети, всем училищем решили взять над вами шефство. Теперь мы вроде вашей семьи. Чтоб вы могли ездить, куда вам захочется, и все видеть, даже, к примеру, отправиться к речке Ветлянке лещей удить, мы изготовили вам всем училищем коляску собственной конструкции. Не сомневайтесь: работа прочная, все равно как по государственному заказу. Просим вас принять от нас подарки: сахар, пряники, литературу. Еще просим приехать к нам на собрание и на вечер самодеятельности.
И Саша протянул Глебу Ивановичу пригласительный билетик.
Глеб Иванович поднял руку, но рука задрожала, и билет упал ему на грудь.
— Детушки… родные… — только и мог он проговорить.
4. МАРУСЯ ЧТО-ТО О СЕНЕ ЗНАЕТ
Пока ремесленники делали коляску, об исчезновении Сени Чеснокова почти никто из них не вспомнил. Но вот коляска построена, наступили обыкновенные дни, и опять пошли о Сене толки, пересуды, догадки. Почему ушел? Куда? Зачем? Может, и правда, что его сманил цыганенок? А может, он просто раздумал стать рабочим и подался к матросам? Он не раз хвалился, что переплывет все моря.
Паша слушал все эти разговоры и еще более досадовал на Марусю. Какого потеряли парня! Но тут же он ловил себя на мысли, что именно эта девчонка нашла Глеба Ивановича и подняла все училище на очень хорошее дело. И, как всегда, когда Паша сталкивался с каким-нибудь противоречием, которого не мог объяснить, им овладевало тяжелое недоумение, как бывало, когда сделанный точно по чертежу валик почему-то не входил в шестерню. А тут еще развесили в коридорах плакаты, напоминавшие, что сегодня состоится конкурс-конференция на лучшую группу токарей и лучшего в училище токаря. Сеня всегда давал на таких конкурсах точные ответы. Теперь Сени не было, и у 5-й группы уменьшатся шансы на победу. «И чего я тогда не сказал Михайлову! — упрекнул себя Паша. — А теперь, когда она так отличилась перед всем училищем, даже неловко говорить про нее худое».
Из состояния нерешительности его вывел сам Михайлов. Увидев Пашу в коридоре, комсорг что-то вспомнил и хмуро спросил:
— Что это там говорит твой Хмара? Будто Родникова подбила… А ну-ка, зайди ко мне.
«Вот как оно само собой получилось! — с облегчением подумал Паша, шагая вслед за Михайловым по длинному коридору в комитетскую. — Теперь все скажу».
— Садись, — показал Михайлов на табуретку.
И по тому, что сам он сел не рядом, а в свое деревянное скрипучее кресло, как бы отгородившись столом, Паша решил, что комсорг им недоволен.
— Что там болтают в вашей группе о Марусе? Сами не уберегли Чеснокова, а на девушку сваливают!
Паша думал, что расскажет Михайлову все точно так, как готовился рассказать прошлый раз: последовательно, обстоятельно, не торопясь, но отчужденный и в то же время требовательный взгляд комсорга и в особенности его недовольный тон смешали все заготовленные слова.
— Товарищ Михайлов, — запинаясь, проговорил он, — вы не знаете… Я ее тогда толкнул… Она вам неправду сказала. А Хмара — он собственными глазами… он сам слышал, как Родникова сказала Сене: «Поезжай, счастливого тебе пути». Хмара…
— Подожди, подожди, — остановил Пашу Михайлов, глядя на него с живейшим интересом. — Так ты ее тогда все-таки толкнул?
— Толкнул.
— Но за что же?
— За то, что она всегда меня задевала, разыгрывала. Я терпел, терпел, а она все задевает, все задевает… — Паша густо покраснел, даже слезы показались на глазах. — Что я ей дался!
— Странно, — пожал Михайлов плечами. Он поднялся, обошел стол и сел рядом с Пашей. И от этого к Паше сразу вернулось самообладание. — Очень странно, — повторил Михайлов. — Как же она задевала? Ну-ка расскажи.
И Паша, вздохнув раз-другой, рассказал о всех своих столкновениях с Родниковой. Михайлов слушал внимательно, с серьезным лицом, но глаза его нет-нет да и засветятся улыбкой.
— Экая каверзная девчонка! — сказал он, и Паша не понял, чего было больше в его голосе — возмущения или добродушия. — Вот мы ее сейчас допросим. — Он открыл дверь в коридор и крикнул пробегавшей мимо ученице: — Прокофьева, позови ко мне Родникову!
Увидя у комсорга Пашу, Маруся неопределенно усмехнулась.
— Садись, — сказал Михайлов, опять переходя к своему креслу. Видно было, что он хотел казаться строгим. — Что же это ты ведешь себя с Пашей не по-товарищески? Зачем ты его преследуешь?
— Уже нажаловался! — презрительно прищурилась Маруся.
— Не нажаловался, а просто рассказал, — поправил Михайлов.
— И пошутить с ним нельзя!
— Так надо же знать шуткам меру.
Маруся комически вздохнула:
— Ну ладно, не буду. — Но вдруг вспыхнула и сдвинула черные шнурочки бровей. — А чего ж он такой!
— Какой? — с любопытством спросил Михайлов.
— То ходил рот раскрывши, а теперь… Ну, не знаю какой, только я таких не люблю. — Маруся придала своему лицу благоразумное выражение и передразнила: — «Сегодня маленький плюсик, завтра маленький плюсик…»
— А у тебя как? — покраснел от обиды Паша. — На прошлой неделе по технологии пятерка, а вчера по резьбе — двойка. Это правильно?
Маруся пренебрежительно фыркнула:
— Подумаешь, трудное дело — резьба! Подучу — и тоже пятерку получу.
— Слышите, товарищ Михайлов, слышите? — вскочил с табуретки Паша. — Вот она всегда так!
— Слышу, — огорченно кивнул комсорг. — Придется, Маруся, с тобой обстоятельно поговорить. Но это не все. Расскажи-ка, что ты знаешь о Чеснокове. Почему он исчез?
Маруся жалобно взглянула на Михайлова и по-детски вздохнула:
— Ой, товарищ Михайлов, я сама только о нем и думаю? Может, его цыган утопил…
— Что?! — откинулся Михайлов на спинку кресла. Некоторое время он молча смотрел на девушку, потом решительно оказал: — Значит, ты что-то знаешь… Павел, можешь идти.
- Предыдущая
- 5/16
- Следующая