Тайна - Хмелевская Иоанна - Страница 51
- Предыдущая
- 51/58
- Следующая
— Вот. Смотри! Оба смотрите! Я, часом, и спятить могла! Говорите, что тут видите!
— О Господи, это он! — крикнул Павел.
— Покажи… Иисусе! — запричитала Зося. Ничего не нужно было объяснять. Хорошо, привезла две газеты, одну разорвали бы на клочки.
— Это невозможно, — нервничала Зося. — Слушай, вдруг нам только так кажется — просто случайное сходство…
— Учти, у меня приличная зрительная память. Когда ты описала этого типа впервые, мне постоянно лезло в голову: не могла я его где-то не видеть! Клёцка, очень порядочная. Тысячи раз видела эту харю, только вспомнить не удалось, а здесь он весь как на ладони!
— Второй слева товарищ Анастазий Суш-ко, — прочёл Павел.
— Что?!..
— Ну, этот самый. Второй слева, раз, два, это он. Товарищ Сушко.
Я почувствовала удар в голову, только не снаружи, а изнутри. Зося и Павел читали подпись под снимком: торжество по поводу каких-то наград. А я не удосужилась и подпись прочитать, вообще её не заметила. Боже милостивый, вот почему ищут мальчика по фамилии Сушко!..
— Зося, ты журналистка, — напирала я. — В редакциях все известно, только вы скрываете. Делай что хочешь, но разузнай, женат ли этот Суш-ко, есть ли у него дети и так далее! Все про товарища Сушко! И чем он сейчас занимается?!..
— А откуда мне знать, — нервничала Зося. — Ладно, я попробую, но не гарантирую… Зачем тебе, какое тебе до него дело?!
Не было сил в двух словах объяснить, какое мне до него дело, мешал гул в голове. Я уже интуитивно понимала ситуацию, предчувствовала разгадку, однако с уверенностью могу сказать — разум здесь был ни при чем.
— Когда-то в тебя был влюблён один тип, — влепила я не слишком тактично. — Однажды я его видела, ты сказала, он какой-то партийный деляга…
— Ну знаешь! — возмутилась Зося, искоса взглянув на Павла. Павел захохотал.
— Ладно уж, я оглох, ничего не слышал, только не делайте из меня идиота. Кроме того, всякий имеет право влюбиться в мою мать — законов на сей счёт нету. Я догадываюсь, о ком речь, такая маленькая гнида. Он, пожалуй, из тех, кто обо всем осведомлён, да на всякий случай не говорит. Неважно, я сам все разузнаю.
Зося слушала поначалу спокойно и вдруг сорвалась.
— Что это значит? Что ты разузнаешь? Павел, я не желаю, чтобы ты вмешивался!
Ну вот, ещё ссоры не хватало. Я призвала на помощь всю свою логику и напомнила Зосе, что Павел вмешался с самого начала и это по его милости мы попали на окольные тропки, ведущие в буераки и трясину. Умница, молодец, кроме того, год как живёт самостоятельно и справляется не хуже, чем мы обе вместе взятые. Не знаю, как выяснит, уверена, через молодое поколение… Павел кивнул с довольным видом.
— Правильно, через Адама…
Зося не выдержала, облаяла нас обоих, но скорее так, для острастки, без убеждения, чтобы разрядить эмоциональное напряжение. Я оставила им один экземпляр газеты, второй взяла обратно — достать сейчас «Трибуну» не было никаких шансов, а марки требовалось высушить. И вымелась от них — времени и так мало.
От дверей в квартиру меня окликнул Януш.
— Что случилось? Я ведь ещё слышу твои разговоры. Ждал твоего возвращения, ты же пулей вылетела из дому, что за открытие?
Я показала газету.
— Пожалуйста, вот портрет шефа мафии. Товарищ Анастазий Сушко. Зося и Павел его тоже узнали, я тебе говорила о нем, слово «шеф» сказано было лишь однажды, но и того довольно. Я уже чувствую ситуацию!
Януш посмотрел, прочёл надпись под снимком, помолчал.
— Порядок. Я тоже чувствую. Проверю все. Только умоляю, не говори об этом у себя дома!
— Самоубийства не планирую. Зато хотелось бы знать, когда демонтируется это тайное прослушивание. Или сделано на совесть, так просто не демонтируешь?
— Не думаю. Однако придётся подождать… Ты не знаешь этих людей!
— Не скажи, малость познакомилась с ними. Что будет? Посадят их наконец или нет? Сбегут? Переквалифицируются снова в этаких благодетелей общества? Поверят, что я возлюбила их больше жизни или у меня амнезия началась? Чего мне ждать?
Ни на один из вопросов я не получила ясного и логичного ответа. Чёртова тайна снова запаскудила мне жизнь…
Информацию о товарище Сушко я получила в рекордном темпе с трех сторон. Особенно отличился Гутюша.
— Дела на них есть, то есть досье всяческие, — оповестил он меня с удовольствием, бросая в автомат по одному жетону. — Черт, и что мне делать с этой одной парой, дубль явно все сожрёт. Они угадали, это полная вошь. Смотри-ка, пробил!..
— Перебрось на кредит, — посоветовала я нетерпеливо. — И что из этого досье ты узнал?
— Первое primo — он сменил фамилию, последние три года ходит Татаровичем. Второе primo — у него была жена, оказалось, сумасшедшая. На винтики в семействе экономия, травилась, будучи молодой панной, так и осталась с приветом, а этот ухажёр ни бельмеса не раскусил. И женился, потому как её дедок в Лодзи камни из мостовой выворачивал в девятьсот пятом году. Эта парочка одна может человека заколотить, куда полагается. — Гутюша, в гроб меня вгонишь ты! Говори как-нибудь связнее, хоть про эту лодзинскую мостовую!
— Ну, интеллектуальная кондиция жены перестала ему соответствовать, подобрал ей местечко в дурдоме в Творках, а она возьми и роди. О черт, масть же!.. На кредит. Он с ней развёлся по-тихому, келейно, мышь под метлой в костёле. Ребёнок тоже насчёт винтиков сплоховал, остался с ней, потому как заартачилась, материнская истерика в ней взыграла, несмотря на сумасшествие, а может, именно потому. Алименты ради святого покоя платил ей через курьеров, у него уже времена наступали потруднее малость. Она из Творок сбежала, хотя её никто не преследовал, всякие разности в свою биографию вносила, а сорванцу папочку специально показывала — как ей это удалось, ума не приложу, я пока не спятил, логику набекрень не знаю. А вот через минуту-другую и впрямь спячу, ежели эта скотина не станет платить.
— Мой автомат тоже не даёт, я же не жалуюсь. Отсюда вывод, ты был прав, ребёнок увидел там папашу…
— Это не я прав, а мои приятели. Так вроде выходит.
— А что он теперь делает?
— Сидит в углу, будто его и нету. Нацепил маску, работает в управлении жилыми зданиями, не ориентируюсь, как и что, все равно ничего там не делает. Живёт в доме на Рацлавской, теперь оказалось, унаследовал его от предков. Предки прошли морфологию, и камни из лодзинской мостовой их уже никак не касаются, они всегда были за собственников. И достояние им вынь да положь. А про предупреждение это ты говорила или Пломбир?
Сперва я расшифровала, что морфология означает метаморфозу, затем впопыхах переключилась на другую тему.
— Пломбир. А что?
— Пузан здесь сидит. Пока живой. Я в спину ему тихонечко сказал, что сморчок наоборот, так он чуть с табурета не свалился. Не в курсе, видать.
Я вздохнула свободнее.
— Хорошо сделал, меня выручил. А о товарище Сушко все?
— В принципе все, нам ведь его медали ни к чему? Когда война кончилась, ему было два года, ну и партизанское прошлое приделать оказалось хлопотно. Такая тихая гнида он, что никто ничего о нем не ведает, они мне не хотели верить, когда рассказал. Кабы тебя не понесло в подвал, ничего бы не вышло на свет Божий, ну, и кабы не ребёнок, но про тебя он не догадывается, а за ребёнком охотится.
— Трудно сказать, догадывается или нет. Не помню, много чего дома трепала. Надо ехать за этим списком.
— За каким списком?
— Да тех, кто под шантажом! Пломбир составила список. Никакого терпения не хватает дольше ждать, к тому же шантаж — штука о двух концах. Шантажированных вопреки их воле и на нашу пользу можно подвигнуть, понимаешь, что я имею в виду? Не обязательно мы лично…
Гутюша подумал, понял и согласился со мной. Я предложила ехать прямо завтра.
— Далеко это?
— Около трехсот в одну сторону. Вечером вернёмся.
— Вроде можно и поехать. А сегодня надо бы поглядеть на проделки пузана. Не дурак, сразу жареное учуял, ручонки затряслись, а морда побагровела вроде апоплексии. Плохо, неведомо, где живёт.
- Предыдущая
- 51/58
- Следующая
