Третья молодость - Хмелевская Иоанна - Страница 29
- Предыдущая
- 29/63
- Следующая
— Не нужны мне твои пропуска. Не дури себе голову. Надо совсем уже обалдеть, чтобы переться на закрытые пляжи.
А дело в том, что элитные пляжи имели большой недостаток — с двух до четырех закрывались. Людей изгоняли, и объекты запирались. Я собственными глазами видела, как толстая сторожиха в белом халате обыскивала все углы, заглядывала под лавки — не укрылся ли там какой подлец. Я не желала быть изгоняемой, и мы спокойно пользовались пляжем для черни, работающим бесперебойно день и ночь.
И на этом плебейском пляже лично я умудрилась вогнать Советский Союз в расходы.
«Объекты» на берегу разгорожены относительно невысокими заборами, а в море далеко вдавались молы. На дикий пляж приходилось идти довольно неблизко вдоль загороженного берега, затем спускаться к морю и возвращаться обратно метров сто. Однажды, уже собираясь домой, мы попытались сократить путь через пляж для заслуженных, по волнорезу. Выйдем — хорошо, а нет, так купим мороженое и вернёмся обычным путём.
Пошли, преград никаких, в конце у открытой калитки сидела сторожиха, мы сказали ей «до свидания» и удалились с берега. Такой более короткий путь нам понравился. На следующий день мы учинили то же самое, да условия изменились: сторожиха отсутствовала, а калитка была закрыта.
Ну закрыта, и ладно, две низенькие ограды — тоже мне, проблема. Когда мы перелезали через вторую, сторожиха уже летела — толстая, запыхавшаяся, в расстёгнутом халате. Наверное, ещё никогда в жизни она не бежала в таком темпе на рабочее место. Мы не стали её ждать, без труда форсировали преграду и ретировались домой.
Последующие события я изложу исключительно точно и подробно. На другой день мы явились на пляж без четверти одиннадцать, и нам предстала такая картина.
Бригада рабочих вбивала в морское дно очередную — пятую — сваю. Между тремя установленными сваями уже натянули сетку трехметровой высоты, навеки отгородившую дикий пляж от цивилизованного. Реакция властей на неуважительное отношение к низкой ограде оказалась молниеносной.
Однажды по пути домой мы решили для разнообразия съесть обед в огромном ресторане в саду. У калитки выстроилась очередь. Почему — непонятно, в саду уйма свободных столиков. Мы сели, прилетела официантка: нельзя занимать столик, пока не убрано, и вообще, не видим мы, что ли — стоит очередь. Идиотизм. Мы отказались от обеда, ограничились домашней едой.
Назавтра нас так и подмывало отправиться в этот ресторан. Очереди не было, все столики заняты, за некоторыми есть свободные места. Мы вежливо осведомились, не можем ли присоединиться. Пожалуйста, русский человек ничего против не имеет. Прилетела официантка с криком: нельзя подсаживаться! Господи Боже мой, что за страна!.. На сей раз я закусила удила, потому как хотелось есть, и потребовала старшую.
Примчалась старшая. Красивым польско-русским языком я произнесла целую речь.
— В чем дело? — с яростью осведомилась я. — Мы иностранцы, туристы, хотим есть — тут нельзя, там нельзя, да что же это такое, черт побери?! Ресторан здесь или тюрьма?! Где у вас можно пообедать?! Второй день не можем поесть!!!
— Один момент, — быстренько ответила она. — Сейчас, сейчас…
Она схватила нас за руки и отвела в беседку из зелени, где стояло два столика. Позвала официантку, говорившую по-польски. Что значит полное равноправие и демократия…
Обслужили нас мгновенно. Правда, мясо и здесь разжевать было невозможно. Как они его готовят и зачем столь упорно добиваются такой жёсткости?..
По возвращении домой мы рассказали об этом случае приехавшему Яцкевичусу, который очень оживился.
— Завтра иду с вами, — решительно заявил он. — Буду притворяться поляком, может, мне тоже удастся пообедать.
Он взял с собой сына, человека уже взрослого, велел ему молчать, и в беседку нас пропустили всех вместе. Официант, на этот раз простой человек, не полиглот, говорил по-русски. Яцкевичус изъяснялся только по-польски, по-русски он якобы не умел, зато прекрасно все понимал. Поели мы, во всяком случае, нормально, без всяких запретительных окриков и издевательств.
Вскоре после нашего приезда нашёлся доносчик. Странный способ доносительства, когда все делается явно. Является такой тип к правонарушителю и сообщает, донёс, мол, на тебя, а жертве доноса полагается бить себя в грудь и орать: «Ты хороший человек, я — сволочь, убей меня». К Елене тоже явился доносчик с информацией: донёс, потому как нелегально поселила у себя иностранцев. То есть нас. Елена с торжеством объявила, что мы здесь находимся легальнее, нежели она сама, после чего мы все вместе пили в беседке красное вино, доставленное доносчиком.
Революцию, устроенную мной в продуктовом киоске, быстро подавили. Я стояла в очереди за чёрным хлебом, продавщица улаживала свои проблемы с чёрного хода, я запротестовала: она должна обслуживать покупателей, а не заниматься с посторонними людьми. Утихомирила меня общественность, весьма возмущённая моими замечаниями: мы тут прохлаждаемся в отпуске, а она ведь работает! Тот факт, что работает плохо, как-то не доходил до людей, и понемножку волосы у меня на голове начинали шевелиться.
Ну и наконец… уборные. Санузлов в Ялте действительно не имелось. Я написала об этом в книге «Стечение обстоятельств», но могу и повторить. Итак, в Ялте — я тщательно проверила — общественная уборная существовала одна, и принадлежала театру. Расположенная на свежем воздухе, в саду, постройка эта — деревянная будка — была крест-накрест забита досками. Кроме того, на природе, на территории вылизанного парка культуры, я разыскала ещё одну уборную. На сей раз будка не была забита досками, зато вообще не имела дверей.
Жуткая туалетная бумага типа наждачной в этих заведениях случалась и была разбросана повсюду. Ясное дело, использованная… Она вываливалась из поставленных кое-где проволочных корзин, в ней утопал любой ресторан, любое место, предназначенное для санузла. Впечатлений от подобного зрелища передавать, наверное, не стоит. Из-за вездесущей туалетной бумаги могла опротиветь вся страна.
Сделать выводы помог мне пляж. Точнее, абсолютное запрещение приносить с собой что-нибудь съестное.
Так вот: на мой взгляд, отсутствие дверей в уборных — лишь фрагмент антишпионской акции. Не сможет шпионская морда запереться и спрятать микрофильм в бачок. Вообще ничего не сможет — все всё видят, никаких послаблений шпионам! А другая морда не сможет этот микрофильм извлечь. И вообще — любое желание уединиться уже само по себе подозрительно.
Туалетная бумага, на мой взгляд, тесно связана с пляжными запретами, и все вместе основывалось на предпосылке, что общество — это скот и в умственном отношении остаётся на скотском уровне. Первый симптом, помните, я подметила в Болгарии. Невозможно ведь что-нибудь объяснить, например, корове. Не объяснишь и людям, чего нельзя бросать в унитаз. Эти якобы слишком узкие в диаметре канализационные трубы я лично считаю кретинизмом: если слишком узкие, почему их не заменить? На кой черт продолжают выпускать такие же трубы, повторяя ошибку при каждом очередном строительстве? Ложь все это — трубы нормальные, просто власти полагают, что народ, пожалуй, побросает в трубы все, начиная с костей из так называемого мясного рагу и кончая сломанным шкафом. И что тогда делать? Лишние заботы.
С пляжем то же самое. Разве объяснишь черни, что бумага, бутылки, яичная скорлупа, куриные кости, кожица разных фруктов и другие несъедобные отбросы — не самое лучшее украшение морского берега! А если люди оставляют за собой мусор, кто будет убирать? Насколько мне удалось понять, такие услуги — позор, и ни одна из властелинш, стерегущих «объекты», ни за какие сокровища в мире не согласилась бы на этакое унижение!
Каждая сторожиха — диктатор, правящий обществом. Одну сцену где-то в археологическом музее я наблюдала в полном остолбенении. И пыталась хоть что-нибудь понять.
В музее напротив входа висело большое информационное табло, нечто вроде карты, а разноцветные огоньки показывали, что, где и когда найдено. Вошёл парень лет двадцати, подошёл к табло, включил и начал сосредоточенно изучать. Примчалась сторожиха. Как всегда толстая баба в белом халате, наверно, их специально подбирали по габаритам. Она набросилась на парня, как крокодил — нельзя прикасаться к музейным экспонатам. Парень пытался объяснить — хотел по табло сориентироваться в находках, ни к чему не прикасался, только включил табло. Не помогло. Сторожиха полетела за помощью и вернулась с мадам хранительницей музея, такой же комплекции и, по-видимому, такого же умственного уровня. Две гарпии ринулись на парня с криком, тот не выдержал, бросил к черту археологию и сбежал.
- Предыдущая
- 29/63
- Следующая
