Закон постоянного невезения [Невезуха] - Хмелевская Иоанна - Страница 35

• Предыдущая
• 35/65
• Следующая

Я несколько угасла, так как вначале воспоминания о Доминике добавили мне адреналина, а теперь все это начало мне надоедать. Точно так же, как и он сам.

Майор с поручиком некоторое время сидели в полной неподвижности, и я даже слегка забеспокоилась, не подумывают ли они достать наручники. Утешала меня лишь мысль о том, что в камере наконец-то со мной не будет родни. Потом я вспомнила о детях.

— Господа, я вас очень прошу, не сейчас, — сказала я довольно нервно, — я никуда не убегу, но от семейного наследства зависит материальное будущее моих детей. Невинных, клянусь Богом. Как только все они уедут с убеждением, что я человек законопослушный и так далее, можете сажать меня, сколько хотите, но, ради всего святого, не сейчас!!!

Майор ожил.

— Да что вы! Никто вас не намерен сажать, напротив, вы нам очень помогли. Возможно, мы при случае зададим вам ещё парочку вопросов, вы же сами понимаете, нам все это нужно обдумать. А пока мы хотели бы вас сердечно поблагодарить…

К собственному удивлению я оказалась совершенно свободной, исполнительные власти уехали, я поставила машину в гараж и вернулась домой, даже позабыв о том, что меня там может ожидать.

— А я ей верю, — решительно сказал Гурский, сворачивая в Вилановскую аллею.

— Я тоже, — согласился с ним Бежан. — На этот раз она говорила правду и ничего не скрывала. Похоже, что женщины на самом деле дуры.

— Смотря с какой точки зрения. Когда какой-либо тип заморочит ей голову, она действительно последний разум теряет. Но бывает, что и она так заморочит голову мужику…

— И тогда он тоже теряет остатки разума. Ладно, о чувствах мы поговорим как-нибудь в другой раз.

А сейчас стоило бы найти этого, как там его, Мариуша Выгнанного…

— Влечоного…

— Один черт. Того, которого волочили. Головой ручаюсь, что Михалина Колек прекрасно его знала… Постой, постой! А ведь у неё там был какой-то Мариушек…

Роберт спешно покопался в памяти.

— О господи, был! Только никакая не выволочка, как же его… Холера, не могу вспомнить, от этого волочения у меня в голове все перемешалось. Но что Мариуш, это точно! Вот черт, не расспросили мы её как следует обо всех фамилиях…

— Я что-то сомневаюсь, что она всех этих людей знала. Она и вспомнила-то всего три штуки. Но мы их все равно найдём.

— Едем на фирму?

Бежан постучал себе по лбу.

— Сейчас? У тебя совсем крыша поехала? Хотелось бы время от времени поспать, завтра ведь тоже день будет. Причём вполне возможно, что трудный.

Не успеем оглянуться, как у нас отберут всю эту макулатуру, старик мне уже сегодня что-то там намекал. Нужно ещё фотографии просмотреть, у меня из головы не выходит описание того мужика из ресторана…

В доме царила тишина. Я слегка прислушалась к ней в передней, затем открыла дверь холла, из которого можно было войти во все остальные помещения.

И тут, черт бы его побрал, пронзительным звоном разразился старинный серебряный колокольчик для прислуги, которым я обычно пользовалась, чтобы позвать детей обедать.

Меня чуть удар не хватил — откуда, ко всем чертям, взялся здесь этот колокольчик и почему он звонит сам по себе? Он же лежал в ящике буфета, что ему — надоело там, что ли? И в тот же момент я увидела дядю Филиппа, пробуждающегося ото сна в глубоком кресле посреди холла и протирающего глаза. Звонок был привязан к его руке и звенел, как сумасшедший.

Я бросилась к нему и зажала в кулаке это громкоголосое паскудство, но было уже поздно. Прежде чем я успела произнести хоть слово, я услышала движение во всем доме: заохала и завозилась в гостиной тётка Ольга, кто-то затопал наверху, что-то там лопнуло и рассыпалось, наверняка из имущества моих детей.

Я застонала.

— Дядя, боже милостивый!.. Зачем?..

Дядя Филипп старался высвободить руку, привязанную к колокольчику, в чем я ему изо всех сил препятствовала, так как тот снова начал бы звенеть.

Какие-то верёвки болтались у меня под ногами, я посмотрела, куда они ведут. Одна, естественно, шла прямо от двери к звонку, вторая соединяла дядю Филиппа с ручкой двери, а третьей дядя был связан с инструментом, хотя и не совсем музыкальным. Во всяком случае, децибелы он издавал вполне приличные, то есть, понятное дело, инструмент, а не дядя сам по себе. Я поискала взглядом ножницы, поскольку узлы производили весьма солидное впечатление.

Дядя начал бормотать какие-то объяснения.

— Видишь ли, девочка моя… Столько подозрений…

Я хотел лично… Бабушка… Нужно было… Ну, в общем…

— Не шевелите пока рукой, дядя, — в отчаянии произнесла я. — Я сейчас все это обрежу. Нужно вас оторвать от дверной ручки.

Однако ножниц нигде поблизости не было. Я вспомнила, что они в моей рабочей комнате, а вторые наверняка у моих детей, заваленные хламом. Едва я успела найти в ящике единственный острый нож, как все семейство объявилось в холле.

Первой показалась тётка Ольга.

— Нееееет!!! — страшным голосом заорала она, видя, как я с ножом в руке бросилась к дяде, и защитным жестом вытянула перед собой руки. Дядя снова энергично зазвенел.

— Нет, нет! — поддержал он её протест, хотя и совсем другим тоном. — Это не то, что ты думаешь…

Я понимаю… Я согласен…

Острый нож оказался скорее тупым, чем острым, так что мне не удалось выполнить все одним движением. Я схватила верещащий звонок и, перепиливая толстую верёвку — и где это они отыскали такие толстые верёвки? — вспомнила, что собиралась перед приездом родни наточить все ножи. Точнее говоря, я хотела попросить Рысека сделать это для меня, но идея как-то вылетела у меня из головы.

Остальные путы я пилила уже не так нервно, держа проклятый звоночек в руке, чтобы он больше не звенел. В холле все уже были в сборе, последней величественно прошествовала по лестнице бабушка.

Тётка Ольга держалась за грудь, с трудом переводя дух, дядя Игнатий пытался её успокаивать, хотя и довольно странно — похлопывая её по всем возможным местам. Мера эта подействовала, когда он попал ей по заднице. Тётка Иза выговорила лишь:

«Ну и ну!» и застыла у стены в наполеоновской позе, дядя Филипп же терпеливо пережидал перепиливание. Наконец, заговорила бабушка.

— Значит, тебя все-таки выпустили, — с горечью сказала она. — Мы поняли, что тебя вызвали, опасались обыска и решили к этому подготовиться.

Филипп сам вызвался. Это дело нужно выяснить до конца, и я не потерплю ни малейшей отсрочки.

Я наконец отвязала дядю от дверной ручки.

— Но ведь уже поздно, бабушка, — осторожно заметила я. — Завтра все не выспятся…

— Сегодня, — поправила меня бабушка. — Уже почти половина третьего. Это не имеет большого значения, мы на отдыхе. А спать в атмосфере подозрений просто невозможно.

— Если бы это был какой-нибудь приём… — увлечённо начал дядя Игнатий.

— В такое время приём был бы уже в полном разгаре. Время подавать горячие закуски…

Ничего не поделаешь, пришлось мне её перебить, чтобы не пробуждать излишних надежд.

— Но у меня сейчас нет никаких горячих закусок, бабушка. Мне очень жаль, я не знала, что у нас будет ночная забава. Могу предложить солёные пальчики с красным вином.., а! И ещё бобы. Но на бобы нужно сорок минут.

— Не важно. Не думаешь ли ты, что мы закончим разговор раньше?

Оставь надежду… Ничего не поделаешь, высплюсь как-нибудь в другой раз.

Я поставила воду, вытащила из морозилки мороженые бобы и уселась в гостиной в часами в руке.

Бабушка не стала терять времени даром.

— Почему ты не вышла замуж? — сурово спросила она.

Этот вопрос невероятно поразил меня.

— Как это?.. Я же вышла! Восемнадцать лет назад, мои дети рождены в законном браке!

— Во второй раз. После развода. Почему ты ещё раз не вышла замуж?

Вот тебе и на, и что я должна была ей отвечать?

А собственно говоря, почему я не вышла замуж во второй раз? Потому что это никому не было нужно.

• Предыдущая
• 35/65
• Следующая