Выбери любимый жанр

Прощеное воскресение - Михальский Вацлав Вацлавович - Страница 14


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

14

— Алексей?

— В общем, да, Алексей. Он лишь за три дня до ареста сказал мне, что его настоящее имя Адам. Тогда я только поняла, почему он попросил меня назвать наших двойняшек Адамом и Александрой… Вернее, насчет Александры поняла окончательно только сегодня — это в вашу честь. Наверно, он думал, что вы погибли. А фамилию свою настоящую не сказал, говорит, лишнее… Наверное, предчувствовал.

— Домбровский его фамилия.

— А ваша?

— Домбровская.

За дверью завизжали дети.

— Дерутся! — улыбнулась Ксения. — Сейчас я порядок наведу. Это кто тут дерется?! — вышла она за порог. — В чем дело, Александра? Ты почему обижаешь младшего брата и еще визжишь при этом, хитрюга! Отдай ему катушку — это его катушка! Вот так. И тихо! — улыбаясь, Ксения вернулась в дом. — Катушку из-под ниток он у меня выпросил, а она отняла. На пятнадцать минут старше, а хитрости будто на пять лет!

Никогда никому не завидовала Александра, а тут душу ее стеснило это тяжелое, постыдное чувство. Если бы у нее был ребенок… тот ребенок, не родившийся от Адама…

— Он о вас не вспоминал, но вы не обижайтесь, наверное, просто не успел. У него ведь была очень тяжелая контузия и полное выпадение памяти. Я его в овраге нашла, в сорок втором…

— А я, выходит, бросила его на произвол судьбы. Мы всем госпиталем искали после налета. Не нашли. Только на краю бомбовой воронки его левый сапог и наши с ним фотографии на ее стенках. Все решили — прямое попадание. Я ничего не соображала. Мы переезжали на новое место, был приказ. Меня увезли вместе со всем госпиталем. Потом была война, как один день. Не так давно я демобилизовалась. Приехала удостовериться. Я всегда чувствовала, что он жив. Опоздала…

Помолчали.

— От чего умерла Глафира Петровна?

— Угорела. А может, и не угорела. Кто знает? Так получилось, что, когда она услышала, что взяли Семечкина и моего Алексея да в тот же день председателя нашего колхоза Ивана Ефремовича Воробья, она стала сама не своя. Я хотела остаться у нее ночевать, но она прогнала: «Иди, Ксеня, иди с Богом. Главное теперь, чтоб ты с дитями осталась живая, здоровая — тебе их поднимать. Иди с Богом!» Очень мне не понравилось это ее напутствие, и глаза у нее при этом как будто смотрели уже далеко, мимо меня. А утром нашли ее на полу у двери… Дом полон угарного газа. И задвижка печи закрыта. Затопила она ночью, а был уже конец апреля, и никто не топил — тепло. Нарочно растопила печку… Наверное, в последние минуты хотела спастись, выползти за порог, но ноги у нее перебитые еще с окопов, не доползла. Посчитали, несчастный случай…

Долго молчали.

— Еще чайку? — спросила хозяйка.

Гостья отрицательно мотнула головой и чуть погодя спросила:

— Почему так случилось с Глафирой Петровной?

— Думаю, не по своей воле она ушла. Решила, что и ее возьмут. Алексей ведь первый год вообще ничего не говорил, ни единого слова. Нашли мы его с Ванюшкой в овраге голого — мародеры успели раздеть. Ваня — внук Глафиры Петровны.

— Такой беленький весь?

— Да. Альбинос. Царство ему небесное!

— А с ним что?

— Убили из-за меня. На третий год Алексей поднялся, лицо восстановилось, в смысле мимики, стал он колхозных коров пасти, как вольнонаемный, а я ходила к нему. Вот мальчишки и дразнили меня, обзывали шалавой. Ванюшка кинулся в кучу, начал бить всех подряд, а кто-то достал его кастетом в висок. Он сам те кастеты отливал и продавал мальчишкам.

— Господи! — Александра троекратно перекрестилась.

— Вы верующая?

— Фронт прошла. А на переднем крае всем хотелось Божьего заступничества, все просили тайком.

— Я, когда забеременела, тоже надела крестик. А насчет тети Глаши понятно: она испугалась, что раз Алексея забрали, Воробья забрали, то и ее…

— Ее-то за что?

— Она подумала, за подделку Алешиных документов, подумала, что это Витя-фельдшер стукнул. Она ведь Адама нарекла Алексеем в честь своего умершего младшего брата и фамилию ему свою присвоила — Алексей Петрович Серебряный. Ведь ни имени, ни фамилии его мы не знали, а он сказать не мог. А Воробей сказал: «Нельзя, чтоб человек был никто и звать никак». Она, тетя Глаша, тоже была Серебряная.

— Я знаю ее фамилию. — Александра вынула из потайного кармана платья свидетельство — о регистрации брака с Домбровским Адамом Сигизмундовичем и, развернув, положила его на стол.

— О, у вас розоватое, а у меня зеленоватое. — Ксения полезла в тумбочку, достала свое свидетельство о регистрации брака — с Серебряным Алексеем Петровичем и положила его рядом со свидетельством Александры.

Так они и лежали на столе, два свидетельства разного цвета, но заверенные одной и той же круглой печатью и подписанные одним и тем же лицом: Серебряной Г. П.

— А загс, где вас расписывали, сгорел, когда немцы бомбили, в тот же день, что и ваш госпиталь. Тетя Глаша так горевала, что копии многих документов в область не отправила — некуда было отправлять, областной центр тогда немцы взяли, а мы остались на краешке, неоккупированные… Тетя Глаша при регистрации спросила, как водится: «Берете фамилию жены или остаетесь при своей?» А он отвечает вдруг: «Беру фамилию жены — Половинкин». Ну и на меня так глянул, что я говорю: «Остаюсь при своей — Половинкина». Потом мне объяснил: «Пусть у дитя будет фамилия настоящая. По матери главнее, чем по отцу», — так он считал. Когда мы расписывались, я уже на восьмом месяце была.

На пороге открытой настежь двери встала худенькая женщина лет тридцати пяти, против света Александра толком не разглядела ее лица.

— Мама, познакомься, это Александра, она приехала к тете Глаше, — обратилась к вошедшей Ксения.

— Зоя, — кивнула та в ответ.

— Ма, ты забери сейчас со двора моих архаровцев, а мы тут поговорим.

— Хорошо. Тогда я пойду. — Женщина поклонилась гостье на прощание.

Поклонилась ей и Александра.

— Спасибо, ма. Тогда с ночевкой? Ладно?

— Хорошо. С ночевкой.

— В школе экзамены. Сегодня был устный — история, поэтому она рано освободилась. Скоро и бабушка придет, они обе преподают, но в разных школах. Вообще они преподавали литературу и русский, но сейчас людей нет, поэтому еще и историю, и географию.

— Я, наверное, пойду, — неуверенно сказала Александра.

— А вам куда?

— В Москву.

— Переночуете, тогда и поедете. Я вас не отпущу, что вы?! Мы с вами ведь не чужие люди.

— Выходит, не чужие. Странно все это…

— А чего странного? — Ксения взглянула внимательно, как смотрят доктора на больных, и добавила так, словно была вдвое старше Александры: — Жизнь на то и жизнь, что ее не закажешь себе на вырост и с гарантией, не предусмотришь ничего, даже на пять минуток вперед.

— Вы Адама выходили?

— Да чего там! Это дело нормальное. Тетя Глаша мне во всем помогала. Хотите, на ее могилку сходим? Ей будет приятно.

— Хочу.

— Нет, неправильно. Сейчас самая жара. Вы отдохните, а потом пойдем, — решительно сказала Ксения. — Ничего, если я вам в маленькой комнате постелю? На той кровати у меня в последнее время детки спят валетом. Раньше они со мной спали на большой кровати, а сейчас так брыкаются во сне, что я их укладываю отдельно, а то с ними глаз не сомкнешь. Только разоспишься, а они тебя в бок! — Все это Ксения говорила с улыбкой, радостно.

— Хорошо, — неожиданно для самой себя согласилась Александра.

— Я вам и окно завешу, — сказала Ксения, — надо вздремнуть обязательно.

Александра проспала четыре часа, как одну минуту, — так бывает во время нервных потрясений, это она знала еще с фронта.

14
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело