Выбери любимый жанр

Источник жизни - Линьков Лев Александрович - Страница 21


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

21

— Зачем объелся? — спокойно пояснил Катыкульт. — Я — чукча, он белый человек. Америка! Я видел много американцев, давно видел. Советской власти еще не было…

Вскоре Орлов и Катыкульт уехали в стойбище. И только тогда Джон, как ни в чем не бывало, вернулся в столовую и, поев, предложил Шубину сыграть в домино.

— Не хочется мне, — хмуро сказал Шубин.

А вечером он поспорил с Филипповым:

— Запрягай ему собак. Пусть на собаках в Уэллен едет и ждет там парохода: мне глядеть на него после этого тошно.

— А ты потерпи… Он у нас в гостях. Нам нельзя рассуждать, как он рассуждает.

— Понимаю, — сказал Шубин, махнув рукой. — Все понимаю, а сердце у меня к нему не лежит.

Так думал и говорил не один Шубин. Отношение пограничников к американцу, вначале доброжелательное (человек потерпел аварию!), после случая с Катыкультом сменилось сдержанной неприязнью. Джон почувствовал это и пришел к Филиппову объясниться.

— Тяжелый случай получается, — сказал начальник заставы Шубину. — Он привык там, у себя в Америке, господином быть, негров и индейцев за людей не считать. Только у нас такое дело не выйдет. В общем ты объясни ему, что у нас все люди равные, господ и хозяев нет. Раз к нам попал, пусть с нашей советской жизнью считается.

Объяснения Шубина, не искушенного в дипломатических тонкостях, были грубоваты, но доходчивы.

— Вот что, господин Джон, наши ребята вами очень недовольны. Просят, чтобы вы свои барские замашки бросили. Мы их терпеть не можем. Мы люди простые, рабочие.

Джон стал оправдываться. Он-де не знал, что в России все совсем по-другому.

— Ну, так вот знайте! У нас не Америка, а Советская Россия. Этого забывать не следует.

— Ол-райт! — глухо ответил американец.

— Поживет у нас еще недельку, может, обтешется, — сказал Филиппов.

Но американцу не пришлось долго жить на заставе. Через день пурга утихла, и Шубин обрадованно сообщил:

— Завтра, чуть свет, я этого типа увезу!

Прощаясь с Филипповым и выражая признательность за гостеприимство, Джон вынул из бумажника какую-то книжечку, что-то написал в ней, вырвал листок и передал его Шубину.

— Это тебе, — перевел Шубин, — чек на триста долларов: в благодарность за спасение его жизни.

Филиппов нахмурился,

— Верни ему и скажи, что мы спасли его не за деньги, нам его доллары не нужны. Они ему самому еще пригодятся.

Услышав ответ, Джон недоуменно пожал плечами.

Пограничники вышли провожать летчиков. Американец уселся в кабину. Шубин помог ему прикрепить за спиной парашют, а свой просто так положил на сиденье.

— Тут и лететь-то всего ничего!

Самолет взмыл в воздух, сделал круг над заставой и лег курсом на Аляску. Когда он скрылся в морозном тумане, Иван Варфоломеев вынул из кармана полушубка маленького плюшевого медвежонка и, передавая его начальнику, сказал:

— Забыл ему отдать. Мы с Савиным этого зверя вчера у «летающей акулы» подобрали. Видно, он этого медвежонка из кабины и выбросил в тот раз. Зачем ему игрушка?

— На счастье с собой возил, — усмехнулся Филиппов, разглядывая медвежонка.

ПРИЗВАНИЕ

1

Минувшая зима была необычайно суровой для этих мест, но, как всегда, весна заявила о себе с первых дней февраля. Озера, речки и болота были еще скованы льдом, а уже начался прилет птиц.

Дни стояли ясные, но без передышки дули холодные ветры; и странно было наблюдать огромные косяки уток и гусей, пролетающих с юга на север.

В марте совсем потеплело. С каждым днем усиливался лет дикой птицы.

С юга через границу шли стада диких коз. В лесу шуршало, хрустело, между деревьями мелькали тени, и пограничники, находившиеся в нарядах, десятки раз в сутки настораживались: не нарушитель ли?

На озере Долгом взломало лед. Ночами с озера тянуло холодом, будто там открыли огромный погреб.

Наступила пора черной тропы — самое удобнее время для тех, кто намеревается тайком перебраться через границу.

Третье лето встречал Исаев на заставе — и готов был ко всяким неожиданностям. Только новичкам кажется, что если потеплело и ночи стали короче, то будто бы легче охранять границу. Летом обстановка усложняется: зимой Долгое озеро и реки покрыты льдом и снегом — каждый след отчетливо виден, а сейчас, наоборот, войдя в речку, нарушитель скроет свои следы; зимой ветви деревьев и кустов голые, в лесу видно далеко, летом — кругом зелень и трава в рост человека.

Да мало ли еще какие трудности возникают летом: выдались жаркие дни — болото пересохло, по нему можно без труда итти; грянул ливень — и сухое место стало непроходимым.

Все надо заранее предусмотреть, взвесить, учесть все изменения, вызванные теплым временем года. И чрезвычайно важно, чтобы не только он, Исаев, начальник заставы, сам знал все это и постоянно учитывал, а чтобы это знали и учитывали все пограничники.

На заставу совсем недавно прибыла молодежь: опытных солдат и сержантов осталось немного. Да и эти почти все со дня на день демобилизуются. Вспомнив об отъезжающих, Исаев озабоченно посмотрел в окно. На дворе шли занятия по физической подготовке. Лейтенант Федосеев, заместитель Исаева, показывал новичкам упражнение на турнике. В сторонке, у будки, кормил своего Джульбарса инструктор службы собак, старший сержант Павлов.

«Вот и он скоро уедет, — с грустью подумал Исаев. — Труднее, намного труднее будет без «старичков»!»

Знакомясь с молодыми солдатами, Исаев внимательно присматривался к каждому, стараясь определить, как он чувствует себя в новой, непривычной обстановке. Все они молоды, физически здоровы, каждый окончил не меньше семи классов, почти все комсомольцы, но у каждого свои склонности, свой характер. Один жил в осажденном Ленинграде, рано лишился родителей и работал на заводе токарем; другой вырос в сибирском колхозе, был трактористом; третий, тамбовец, только что окончил десятилетку.

Вечером Исаев знакомил новичков с историей заставы. Рассказывая о ее боевых делах, о поимке шпионов и стычках с диверсионными бандами, он снова и снова присматривался к молодым пограничникам. Когда он говорил об уловках нарушителей границы, о том, как хитры и коварны они, сколько труда надо вложить, чтобы обеспечить нерушимость государственной границы, ленинградец прямо-таки загорелся: глаза его блестели, он был весь внимание и, не утерпев, спросил:

— А сейчас нарушители какие?

— Сейчас они еще хитрее стали, — ответил Исаев и мельком глянул на притихшего паренька из Тамбова.

— Страна наша за годы сталинских пятилеток стала могучей державой, — продолжал старший лейтенант. — Из суровой битвы мы вышли победителями. Ясно, империалисты еще злее на нас. Врагам теперь всячески изощряться приходится. Только не удается им обмануть нас. Вот сейчас старший сержант Павлов расскажет вам о своей службе.

— Сколько у меня задержаний, — начал Павлов, — я напамять точно не скажу, но, пожалуй, нарушителей сто пятьдесят мы с Джульбарсом задержали.

— Сто пятьдесят четыре, — поправил Исаев. — Старший сержант читает следы, как азбуку.

Сто пятьдесят четыре нарушителя! Начальник прочел на лицах новичков и восхищение, и удивление, и даже некоторое сомнение: ведь Павлов такой же обыкновенный, самый обыкновенный человек.

«Читает следы, как азбуку», — повторил про себя уже дома Исаев и вновь с грустью подумал о том, что через несколько дней старший сержант покинет заставу.

2

Зоя писала, что каждый вечер она зачеркивает в календаре число, а впереди еще целых тридцать два дня. Только бы Иван не задерживался и поскорее возвращался домой в Ковров! Она ждет его, и товарищи на заводе ждут. Через три недели она сдает последний экзамен, станет учительницей и поможет Ивану готовиться к экзаменам в институт. Они никогда не будут разлучаться и во всем будут помогать друг другу.

Читая эту часть письма, Павлов от волнения (это ведь были и его мечты!) проглотил кленовый листок, который жевал.

21
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело