В чужой семье - Анненская Александра Никитична - Страница 1

• 1/10
• Следующая

Утренний поезд Николаевской железной дороги вошел под своды вокзала, оставляя за собой длинную полосу серого дыма, повисшую в сыром, мглистом воздухе. Пассажиры в вагонах засуетились: собирали вещи, одевались, выглядывали из окон, стараясь найти в толпе, встречавшей поезд, знакомые лица. Поезд остановился, и из вагона второго класса выскочила девочка лет четырнадцати. Она осматривалась кругом растерянными глазами.

— Соня, это ты? — раздался голос подле нее.

Она обернулась и бросилась целовать подошедшую к ней даму.

— Тетя, милая! Вы сами приехали меня встретить! Какая вы добрая!

— У тебя, наверное, есть багаж? — сказала дама, улыбаясь. — Дай билет Семену, — она указала на сопровождавшего ее слугу, — он его привезет, а мы поедем скорей домой.

Через несколько минут Соня ехала в карете вместе со своей теткой, Анной Захаровной Воеводской, и в ответ на ее вопросы рассказывала:

— Я доехала до Москвы с папой и с мамой; дорогой папа чувствовал себя очень нехорошо, так что мы прожили лишний день в Москве. Тамошний доктор сказал то же, что и наш: папе надобно отдохнуть от работы, прожить зиму спокойно в теплом климате, и к весне он может поправиться.

— Ну, а братья твои у бабушки, в деревне?

— Да, бабушка сама приезжала за ними: она ведь очень любит их.

— Хорошо, что ты не поехала в деревню: ты бы там соскучилась!

— Мама то же думала. Бабушка целый день или хозяйничает, или возится с братьями: они ведь маленькие — Коле всего три года! А потом, мне надобно учиться! Я кончила курс прогимназии и на будущий год поступлю в гимназию в Москве; там мне придется учиться иностранным языкам, а я училась немножко по-французски у мамы, а по-немецки совсем не знаю!

— Ну, у нас научишься! У нас живет француженка. Нина говорит по-французски и по-английски, а теперь хочет брать уроки немецкого языка.

— Тетя, правда, что Нина очень умная и ученая? Я даже боюсь ее!

— Бояться нечего; а что она не по летам развита и очень много занимается, это правда! — не без чувства материнской гордости отвечала Анна Захаровна.

— А что Митя? Помните, как мы с ним шалили, когда гостили все у бабушки? Это было давно! Больше пяти лет тому назад! Нина и тогда была умнее нас!

— Да, к сожалению, Митя не похож на нее! Он очень огорчает и отца, и меня. Способности у него неважные, а главное, он очень ленив. В первом классе гимназии сидел два года, еле перешел во второй и теперь учится плохо, хотя к нему ходит каждый день репетитор.

Проехав несколько улиц и переулков, карета остановилась у подъезда большого четырехэтажного дома. Соня вслед за теткой поднялась по лестнице, устланной ковром, в просторной передней сбросила пальто и шляпку и вошла в столовую. К ним тотчас же подбежала хорошенькая девочка лет семи. Она бросилась на шею Анны Захаровны и в то же время с полузастенчивой улыбкой протянула пухленькую ручку Соне.

Соня крепко поцеловала маленькую девочку.

— Это Ада, — сказала она, — я ее узнала по ее черным глазкам!

Из-за чайного стола встал высокий, худой мальчик лет тринадцати.

— А, провинциальная кузина! Здравствуйте! — проговорил он, протягивая Соне руку.

— Здравствуйте, петербургский кузен! — с улыбкой отвечала Соня.

За столом сидели еще: француженка-гувернантка, приветствовавшая прибывших какими-то непонятными Соне французскими словами, и девочка, немного постарше Ады, с желтовато-бледным личиком и больными глазами.

— Это Мимочка? Здравствуй, милая! — наклонилась Соня, чтобы поцеловать ее.

Девочка сердитым движением отвернула голову.

— Оставь ее: она совсем дикарка, — заметила Анна Захаровна. — А ты, Митя, отчего же это не в гимназии? — обратилась она к сыну.

— Я думал, у нас сегодня праздник, приезд кузины… — несколько сконфуженно отвечал мальчик.

— Ты рад всякому случаю увильнуть от занятий, — раздраженно сказала Анна Захаровна. — Ты знаешь, как папа не любит, когда ты пропускаешь уроки: опять будет бранить тебя! Неужели это тебе приятно?

Митя ничего не отвечал и с угрюмым выражением лица опустил голову над своим стаканом чаю.

— А где же Нина? Еще не встала? — спросила Соня, чтобы отвлечь внимание тетки от провинившегося мальчика.

— Нина поздно встает, — отвечала Анна Захаровна, — она обыкновенно очень долго занимается по вечерам, и я не велю будить ее.

Соня успела напиться чаю, умыться и переодеться после дороги, а Нина все не вставала; наконец отворилась дверь ее комнаты, завешанная тяжелыми портьерами, и в детскую, где помещалась гувернантка с двумя младшими девочками, вышла стройная брюнетка лет четырнадцати; на ней была надета светлая блуза, перехваченная на талии толстым шелковым шнурком; масса темных вьющихся волос свободно падала ей на шею и обрамляла ее бледное, серьезное лицо.

— Опять дети шумели и не давали мне спать! — недовольным голосом обратилась она по-французски к гувернантке, затем заметила Соню и подошла к ней. — Здравствуй, милая! — сказала она голосом, в котором звучала нотка снисходительного покровительства, и протянула руку Соне. — Если тебе неинтересно сидеть здесь, с детьми, пойдем в мою комнату: там мы поговорим и постараемся познакомиться…

Соня никогда не воображала, чтобы у «девочки» (Нина была всего на два месяца старше нее, и она считала как себя, так и ее еще девочками) могла быть такая комната, похожая скорее на кабинет ученого или литератора. Два письменных стола, один очень большой, заваленный толстыми книгами, другой поменьше, с разными изящными письменными принадлежностями, два высоких шкафа, заполненных книгами, на стенах портреты известных писателей, бюсты великих людей.

— Как у тебя много книг! — проговорила Соня, с некоторым страхом оглядываясь кругом. — Ты много учишься, Нина?

— Не знаю, как тебе сказать, — отвечала Нина, снимая несколько книг с кушетки и очищая место для кузины. — Сколько ни учусь я, мне все кажется мало: ведь наука бесконечна, как и искусство!

Бедная Соня не знала, как поддерживать разговор с такой умной особой.

— Расскажи мне что-нибудь о себе, — покровительственным тоном заговорила Нина. — Ведь у вас в Ч. страшная глушь! Ты, наверное, задыхалась в этой дикой среде?

До сих пор Соне ни разу не приходило в голову, что в Ч. глушь, что там можно задыхаться; а теперь, сидя в этом «ученом» кабинете, она вдруг чуть не до слез почувствовала тоску по светлым комнаткам родного дома.

— Ах, нет, — вскричала она, — у нас было очень хорошо в Ч.! Я училась в прогимназии, у меня было много подруг, и мы очень весело проводили время!

— Неужели? Что же вы делали?

Соня охотно готова была рассказывать все подробности своей домашней и школьной жизни, но она заметила насмешливую улыбку, скользнувшую по лицу Нины, и это сразу остановило ее.

— Расскажи лучше, чем ты занимаешься, — это интереснее, — заметила она упавшим голосом.

— В нынешнем году я занимаюсь преимущественно словесностью и историей. У меня очень хороший учитель по этим предметам. Математикой и естествознанием я занимаюсь с учительницей, но слегка: это не моя специальность; по-французски читаю с нашей француженкой, а с будущей недели начну брать уроки немецкого языка: я читала Шиллера в переводе, а мне хочется прочесть его в подлиннике.

Соня вздохнула. Напрасно тетя сказала, что она может заниматься вместе с Ниной! Она была еще не тверда в русской грамматике и в арифметике, не знала ни слова по-немецки, а ей говорят о словесности, о математике, о Шиллере! Вообще говоря, она казалась сама себе совсем маленькой и ничтожной, сравнительно с Ниной; ей было очень трудно поддерживать умный, чинный разговор, и она от души обрадовалась приходу учителя Нины, который положил ему конец. Когда позднее горничная спросила, где ей угодно будет спать, на кушетке в комнате Нины Сергеевны, или на диване в детской, она не задумываясь выбрала последнее.

• 1/10
• Следующая