Судьба Шута - Хобб Робин - Страница 170

• Предыдущая
• 170/213
• Следующая

У меня был Баррич и его спокойная уверенность в себе, так хорошо мне знакомая. Я имел возможность побыть в одиночестве – и у меня был волк. Я подумал о Ночном Волке, встал и отправился на охоту.

Но на сей раз мне не сопутствовала удача. Я вернулся в лагерь после восхода, без мяса, но с рубашкой, полной спелых слив. Шут исчез. На костре стоял котелок, в котором кипятилась вода для чая. Я не стал звать его, а просто сидел и ждал возле огня, пока не увидел, как он поднимается по тропинке от ручья. На Шуте был балахон Элдерлингов, мокрые волосы падали на плечи. Он шел неловкой, неуверенной походкой, опустив плечи. Я заставил себя оставаться на месте. Наконец он подошел к костру, и я сказал:

– Мне удалось найти сливы.

Он взял одну и надкусил.

– Сладкая, – сказал Шут, словно это его удивило.

А потом осторожно, точно старик, он присел на землю. Я видел, как он провел языком по щеке, и поморщился вместе с ним, когда язык наткнулся на дырку от выбитого зуба.

– Расскажи мне обо всем, что произошло, – попросил он.

Я так и сделал. Начал я с того, как стражники Бледной Женщины выбросили меня в снег, и продолжал рассказ так подробно, словно рядом сидел Чейд и, кивая, слушал мой доклад. Когда я заговорил о драконах, на лице Шута появилось новое выражение, а плечи выпрямились. Я ощутил, как усиливается наша связь через Скилл, когда он потянулся к моему сердцу, чтобы получить подтверждение истинности того, что слышит, словно одних слов ему было недостаточно. Я охотно открылся перед ним, позволив пережить вместе со мной тот день. Когда я рассказал ему, что Айсфир и Тинталья совокупились в полете, а потом исчезли, из его груди вырвалось глухое рыдание. Однако его глаза оставались сухими, когда он недоуменно спросил:

– Значит… мы победили? Она потерпела поражение. И в небесах нашего мира вновь появятся драконы.

– Конечно, – сказал я и тут только сообразил, что он не мог этого знать. – Мы живем в нашем будущем. И движемся по той дороге, которую выбрал ты.

Едва сдержав рыдание, он с трудом встал и сделал несколько медленных шагов. Затем повернулся ко мне, и в его глазах сверкнули слезы.

– Но… я здесь слеп. Я никогда не видел такого варианта будущего. Всегда, в каждом видении, если мы побеждали, ценой победы была моя смерть. Я всякий раз умирал.

Он склонил голову и спросил:

– Я ведь умер?

– Умер, – спокойно подтвердил я, но мне не удалось сдержать улыбку. – Но я ведь говорил тебе в Баккипе: я Изменяющий. Я могу изменить будущее.

Он стоял совершенно неподвижно, а потом на его лице появилось понимание – нечто похожее происходило с каменным драконом, когда тот пробудился. Жизнь наполняла Шута. Он задрожал, и на сей раз я без колебаний протянул руку и помог ему сесть.

– Остальное, – потребовал он. – Расскажи мне остальное.

И я рассказывал. Мы ели сливы, пили чай, а потом принялись за вареного кролика. Я поведал ему все, что знал о Черном Человеке, и Шут слушал меня, вытаращив от удивления глаза. Потом я стал говорить о том, как искал его тело и где я его нашел. Он отвернулся от меня, и я ощутил, как слабеет наша связь, словно он хотел спрятаться от меня. Тем не менее я не стал скрывать подробности своей встречи с Бледной Женщиной. Он растирал руки, а когда я закончил, спросил:

– Значит, она жива? Она не умерла? – Его голос дрожал.

– Я не стал ее убивать, – признался я.

– Почему? – хрипло спросил он, подавшись вперед. – Почему ты ее не убил, Фитц? Почему?

Его реакция поразила меня, и я почувствовал себя полнейшим глупцом, когда попытался оправдаться.

– Не знаю. Возможно, мне показалось, что она хочет именно такого исхода. – Я сам понимал, как неубедительно звучат мои слова, но продолжал: – Сначала Черный Человек, а потом и Бледная Женщина сказали, что я Изменяющий для этого времени. А я не хотел менять то, что сделал ты.

Наступило долгое молчание. Шут раскачивался из стороны в сторону и хрипло дышал через рот. Потом он немного успокоился или окончательно ушел в себя. С усилием, которое он постарался скрыть, Шут сказал:

– Уверен, что ты сделал все правильно, Фитц. Я не в обиде на тебя.

Возможно, он действительно так думал, но сейчас нам обоим было трудно в это поверить. Радость от нашей победы омрачилась, а между нами пролегла едва заметная тень. Тем не менее я продолжал рассказывать, как мы попали сюда через Скилл-колонну, расположенную в ледяном дворце, и он замер.

– Я этого никогда не видел, – с удивлением признался он. – Даже не догадывался о таком варианте развития событий.

Я довольно быстро закончил. Когда я поведал ему о своем поразительном открытии – я был потрясен, узнав, что Петушиная корона оказалась не могущественным талисманом, а пятью поэтами, запечатленными на века, – он лишь повел плечом, словно просил извинения за желание владеть таким легкомысленным предметом.

– Я хотел корону не для себя, – спокойно сказал он.

Я молчал, дожидаясь, когда Шут объяснит мне, что он имел в виду. Но он молчал, и я не стал ничего спрашивать. Даже после того, как мой рассказ закончился и стало ясно, какую полную победу мы одержали, Шут молчал. Казалось, я поведал ему о событиях, происшедших много лет назад, а не вчера. Создавалось впечатление, что победа была неизбежной, а не добыта в жестокой борьбе.

К нам на цыпочках подобрался вечер. Шут не пытался рассказать мне о том, что происходило с ним. Впрочем, наступившее молчание уже само по себе говорило о многом. Он пережил ужасное унижение и не мог понять, как кому-то удалось так растоптать его достоинство. Я его прекрасно понимал, но не мог ничего ему сказать.

Наше молчание слишком затянулось. Короткие фразы, которыми мы обменивались, когда я говорил, что отойду за хворостом, или его замечание о том, что стрекот насекомых куда приятнее тишины, царившей на леднике, напоминали отдельные пузыри, дрейфующие на поверхности разделявшей нас тишины.

Наконец он сказал, что идет спать. Шут вошел в палатку, а я занялся обычной вечерней работой, без которой невозможна жизнь в лагере, – слегка притушил костер, чтобы угли не погасли к утру, и убрал накопившийся мусор. Только приблизившись к шатру, я увидел, что мой плащ аккуратно сложен рядом с входом. Я взял плащ и расположился на ночлег возле костра. Шут хотел побыть один, и я прекрасно его понимал. И все же мне было больно, поскольку он еще не до конца исцелился.

Я успел крепко заснуть, когда из шатра донеслись первые крики. Я сел, сердце отчаянно колотилось в груди, рука метнулась к лежащему рядом мечу. Но прежде чем я успел вытащить его из ножен, из шатра выскочил Шут с широко раскрытыми глазами и всклокоченными волосами. Он был охвачен паникой, его трясло, широко раскрытый рот мучительно хватал воздух.

– В чем дело? – резко спросил я, и он отпрянул от меня.

Затем Шут пришел в себя и узнал мою тень возле тлеющего костра.

– Ничего, просто дурной сон. – Он обхватил себя руками и наклонился вперед, раскачиваясь из стороны в сторону, словно мучительная боль раздирала его внутренности. Через несколько мгновений он признался: – Мне приснилось, что она пришла сквозь Скилл-колонну. Я проснулся, и мне показалось, что она стоит возле меня в шатре.

– Не думаю, что она знает, что такое Скилл-колонна и как ею пользоваться, – заметил я.

Потом я сообразил, какими неубедительными кажутся мои слова, и пожалел, что они сорвались с моих губ.

Он ничего не ответил. Продолжая дрожать, Шут подошел ко мне и остановился возле костра. Я молча подбросил в тлеющий огонь хворост. Шут постоял немного, а потом с тоской сказал:

– Сегодня я не могу вернуться туда. Не могу.

Я ничего не ответил, только молча расправил на земле свой плащ. Он осторожно, словно кошка, приблизился к нему, медленно опустился на колени и улегся на плащ между мной и костром. Я тихо лежал рядом, дожидаясь, когда он успокоится. Дерево уютно потрескивало в огне, и мои глаза невольно стали закрываться. Я уже засыпал, когда Шут негромко заговорил:

• Предыдущая
• 170/213
• Следующая