Ухищрения и вожделения - Джеймс Филлис Дороти - Страница 72

— Да, — откликнулся он, — как умрешь, ничего личного, никаких секретов уже не остается, это верно.

И перед его мысленным взором вдруг предстала картина — в крохотной наемной квартирке он вместе с матерью разбирает вещи деда после инфаркта: засаленная одежда, дурной запах; кладовка забита консервными банками с бобами — ими дед в основном и питался в последнее время; ничем не прикрытые тарелки с протухшей и заплесневелой едой; стыдные журналы, которые он обнаружил в ящике комода, на самом дне, и которые мать, зардевшись, прямо-таки выхватила из его рук. Да, как умрешь, ничего личного, никаких секретов уже не остается. Стоя к нему спиной, Шерл и сказала:

— Ужасно, правда, как ее убили? Как-то даже в голове не умещается. Ну конечно, мы же ее на самом деле не знали. А работы лишней у нас тут, в кадрах, прибавилось. Полицейским нужен был список всего персонала, да еще с адресами. И всем раздали бланки, чтоб написать, где кто был вечером в воскресенье и с кем. Ну да вы знаете. Вы же такой получили. Мы все получили.

Обращение с кодовым замком требовало точности. Первая попытка оказалась неудачной, и теперь девушка снова осторожно поворачивала диск. О Господи, думал он, да что же она возится? Но вот наконец дверца сейфа отворилась. Он мог разглядеть лишь край узкого металлического ящичка. Шерли достала из него связку ключей и, вернувшись к шкафу с личными делами, быстро выбрала один и вставила его в замочную скважину. Ящик с папками выдвинулся сразу, стоило ей к нему притронуться. Но теперь, похоже, ей передалась его нервозность. Бросив тревожный взгляд на входную дверь, она принялась быстро-быстро перебирать стоявшие в нем папки.

— Вот оно.

Джонатану пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выхватить папку у нее из рук.

Она открыла ее, и он увидел знакомый анкетный бланк желтовато-коричневого цвета, такой же, какой пришлось заполнять и ему, когда он впервые пришел сюда, на станцию: заявление о приеме на работу. То, за чем он явился, было перед его глазами, тщательно выписанное ее аккуратным почерком, заглавными буквами:

Шерли захлопнула папку, быстро поставила ее на место и поспешно задвинула ящик. Запирая шкаф, она сказала:

— Ну вот, пожалуйста. Четырнадцатое октября. И в самом деле очень скоро. Хорошо, что вы проверили. А как вы будете это отмечать? Если погода будет хорошая, можно устроить пикник, на яхте куда-нибудь пойти.

Джонатан возразил озадаченно:

— На какой яхте? У нас нет никакой яхты.

— Так у Кэролайн есть. Она же купила старую моторку с каютой у мистера Хоскинса. Которая стояла у него в Уэллсе близ моря. Я знаю, потому что он повесил объявление в витрине у миссис Брайсон, в Лидсетте, а мой дядя Тед подумал, может, поехать посмотреть, раз он ее дешево продает. А только, когда он позвонил, мистер Хоскинс и говорит, что уже ее продал мисс Эмфлетт из Ларксокена.

— И когда же это было?

— Три недели назад. Она что, вам не сказала?

Джонатан подумал: вот и еще одна тайна, может, совсем невинная, а все-таки странно. Кэролайн никогда не выказывала интереса ни к яхтам, ни к морю. Старая моторка с каютой, да еще задешево. К тому же осень — не самое лучшее время яхты покупать. Он услышал голос Шерли:

— София — довольно красивое имя. Старомодное, правда, но мне нравится. Хотя она не похожа на Софию, правда?

Но Джонатан разглядел не только полное имя Кэролайн и дату ее рождения. Ниже на бланке он увидел и имена ее родителей. Отец — Чарльз Родерик Сент-Джон Эмфлетт, армейский офицер, ныне покойный. Мать — Патриша Кэролайн Эмфлетт. Он принес с собой вырванный из блокнота листок бумаги и быстро записал и дату, и имена родителей. Это было как подарок, как поощрительная премия. Он и забыл, что в заявлении требовалось писать все так подробно. Теперь — с такой полной информацией — разыскное агентство наверняка сможет отыскать ее мать без большого труда.

Только когда ключи возвратились на свое место в сейф, Джонатан смог вздохнуть с облегчением. Сейчас, получив то, что хотел, он не мог просто так взять и уйти. Это, считал он, будет проявлением неблагодарности. Но важно было уйти прежде, чем вернется миссис Симпсон, иначе Шерли придется отвечать на вопрос, что он делал в их отделе, и, вполне возможно, она вынуждена будет лгать. Он все же задержался немного, пока она снова усаживалась у своего стола. Сев, Шерли принялась нанизывать скрепки друг на дружку цепочкой.

— Я, правда, ужасно переживаю из-за этого убийства, — сказала она. — Правда-правда. Знаете, я ведь на самом деле была там в воскресенье, только днем. Я хочу сказать, на том самом месте, где ее убили. Мы на пикник поехали, чтобы Кристофер на песочке поиграл. То есть, я хочу сказать, мама, папа, Кристофер и я. Кристофер — это мой братишка, он маленький, ему всего четыре. Мы машину поставили прямо на мысу, всего метрах в пятидесяти от дома мисс Робартс, ну только мы ее, конечно, не видали. Мы вообще никого там не видали за весь день, только миссис Джаго, и то издали. Она на велосипеде журналы развозила.

— А вы полицейским про это сказали? — спросил Джонатан. — Я думаю, им было бы интересно. Я что имею в виду, им было бы интересно узнать, что вы никого не видели возле ее дома.

— Ну да, я им все сказала. И им было очень интересно. Знаете, они меня даже спросили, не просыпал ли Кристофер песок на тропе. А он просыпал! Правда странно? То есть, я хочу сказать, странно, что они про это подумали.

— И когда же вы там были? — спросил Джонатан.

— Они меня и про это спрашивали. А мы не очень долго там были. Примерно с половины второго и до половины четвертого всего-то. На самом деле мы поели, не выходя из машины. Мама сказала, что теперь не то время года, чтобы на песочке рассиживаться и мерзнуть. Потом мы прошли по тропе на берег, к той бухточке, и Кристофер стал замок строить из песка у самой воды. Довольный такой был. Только было не очень-то тепло всем нам сидеть и ждать. Так что маме пришлось его силком тащить. Ох и вопил же он! Папа пошел к машине, а мы отстали. А мама говорит: «Кристофер, я не разрешаю тебе нести этот песок в машину. Ты прекрасно знаешь, папочка этого не потерпит». И заставила его песок из ведерка высыпать. Ну тут он, конечно, опять завопил. Ох, этот Кристофер! Такой бывает чертенок иногда, честное слово. Странно, правда? Ну я хочу сказать, что мы там были в тот самый день.

— А как вы думаете, почему они так этим песком заинтересовались? — спросил Джонатан.

— Вот и папа тоже хотел это выяснить. А детектив, тот, который здесь был и меня допрашивал, сказал, они же могут след обнаружить и надо исключить, что он кому-то из нас принадлежит. А папа так рассчитал, что они, наверное, след уже нашли. Двое молодых полицейских, ужасно вежливые, приходили к нам домой вчера вечером. Спрашивали папу и маму, какая на них обувь была, и прямо попросили, чтоб им разрешили эту обувь с собой забрать. Ну они бы не стали так делать, правда ведь, если б ничего там не нашли?

— Ваши родители, должно быть, ужасно обеспокоены всем этим? — предположил Джонатан.

— Нет, нисколько они не беспокоятся. В конце концов, мы же там не были, когда ее убили, правда? Мы, когда с мыса уехали, к бабушке в Ханстантон поехали, чай пить. И пробыли у нее до полдесятого. Для Кристофера ужасно поздно — так мама сказала. Он заснул в машине и всю дорогу домой проспал, представляете? Но это все очень странно, правда? Что мы там были в тот самый день. Если бы ее на несколько часов раньше убили, мы могли бы прямо на труп наткнуться. Не думаю, что мы когда-нибудь туда опять поедем, на ту часть берега. Я туда в темноте теперь ни ногой, хоть бы мне тыщу фунтов посулили. А вдруг там ее призрак бродит? Страшно ведь. А про песок тоже странно, правда? Ну, я хочу сказать, если они найдут след и это им поможет поймать убийцу, это ведь будет из-за того, что Кристоферу хотелось в песочке поиграть, а мама его заставила песок из ведерка высыпать. Я хочу сказать — это ведь такая мелочь. А мама говорит, это ей напомнило проповедь священника в церкви. Он в прошлое воскресенье читал, как даже наши самые мелкие поступки могут иметь самые огромные последствия. Я-то про это совсем не помнила. Ну, я хочу сказать, я очень в хоре петь люблю, а проповеди мистера Смолетта — скука смертная.