Требуется дворник - Коршунов Михаил Павлович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/14

— Должны быть неожиданности, — кивнул Костя. — Пошли.

— Ты что! — возмутилась Аида. — Куда?

— Мы ведь уже пришли! — удивился и Глебка. Он подбирался к банке с тянучкой.

— Через пять минут Новый год! — недоумевала Аида. — Вон, по телевизору говорят.

— Здесь рядом. Одеваться не надо. Берите стаканы и шампанское.

Когда вышли на порог, тут же и остановились в изумлении. У Кости в руках был огромный зонт, который он осторожно вынес из дворницкой и держал теперь над Катей. Он хотел подчеркнуть ее исключительность, и Катя была ему за это признательна. Толя начал открывать шампанское: он понял, что никуда дальше они не пойдут.

Во дворе, посредине катка, возвышался синий «Геликон». Он был сделан из синего снега. Горели на мачтах фонари «Летучая мышь» с надетыми на них бумажными коронами. К мачтам были приставлены лестницы, по которым матросы должны подниматься на реи, ставить и убирать паруса. Канаты-ванты были украшены елочными игрушками, флажками, лентами. На корме — большой серебряный сундук.

— Что это? — спросила Аида.

— В сундуке — медные пятаки, — сказал Костя.

Толя молча разлил всем шампанское.

Катя прошептала:

— Корабля не было… только что…

— Приплыл.

— Замереть можно, — медленно покачала из стороны в сторону головой Аида.

— Ты говорил, под рогожей песок и метелки. Фонды! — закричал Глебка. Он не мог простить Косте подобного обмана.

— Фонды и есть, — ответил Костя. — Погляди Внимательнее.

— Нет, — запротестовала Катя. — Настоящий корабль, если медные пятаки.

— Понимаю, почему ты у Тетеркиной выпросил столько синьки, — как бы опомнилась Аида. — Она на фабрику-прачечную за ней ездила.

Костя не ответил. Корабль звенел, раскачивались живые огни на мачтах, шевелились ленты и флажки. Шевелились мишура и бумажные звезды, которые свисали с огромного зонта, пусть и драного, с заплатами, но под которым стояла Катя — и не Катя, а прекрасная Марселина-апельсина. Глебка повернулся к Кате и закричал:

— Женись на Косте! А меня в дети возьмите!

В домах горели почти все окна, и во многих из них стояли жильцы — смотрели, немало пораженные. Ночь была тихой — возможно, доберется сюда и звон Спасских часов, и люди поверят в свое счастье на земле. Вера эта постоянна в эту ночь, как постоянна в эту ночь и смена лет.

Наутро Катя исчезла, уехала.

В сдвинутых креслах под фонарным столбом крепко спал Глебка. За окном падал мелкий снег, и он запорошил корабль.

Погасли фонари «летучая мышь»: в них выгорел керосин. Расклеились, свалились бумажные короны. Сундук перестал быть серебряным.

Костя искал от Кати какой-нибудь записки, какого-нибудь знака. Ничего. Глебка тоже лишился друга и коробочки с патронами — коробочку Катя так и увезла куда-то в своей сумке.

Через день вернулась тетя Слоня, вернулся домой Глебка. У Глебки начались наконец настоящие каникулы, но радости они ему не доставляли никакой. Глебка ходил печальный, необщительный, кататься на коньках, конечно, не учился. Даже не отвечал Музе, хотя Муза изощрялась как могла, дразнила Глебку. Замкнулся. Потом вдруг подошел к Музе и поздравил ее с наступившим Новым годом. Муза посмотрела на Глебку, как на тяжелобольного.

Глебка сказал:

— Я сделал это не для тебя. Не думай. — И отошел.

Костя каждое утро чистил двор, работал не хило, но никаких фигур, архитектурных ансамблей или других забав не лепил. Никаких новых творческих планов у него тоже не было. Лопата, метла и скребок делали свое обычное, повседневное дело.

Корабль постепенно разрушался, превращаясь в простой сугроб. Костя снял с него еще остававшиеся игрушки, лестницы, канаты-ванты, якорную цепь — теперь ею надо будет всего лишь перегораживать подворотни — и загрузил елками, которые уже начали выбрасывать из квартир — праздник кончился! Костя выбросил зонт с мишурой и звездами.

Он лежал теперь здесь среди прочего бытового мусора. Чиркнул зажигалкой, помедлил и поднес огонь к елкам. Сухие елки вспыхнули как порох. И тут Костя увидел бегущего по двору Глебку. За Глебкой в капоте и в валенках привычно гналась тетя Слоня. В руке она сжимала глиняное яблоко.

— Опять повытаскал!

Старухи во дворе закачали головами:

— Господи, до чего отощала!

— Диета, — уважительно констатировала Тетеркина.

— Костя! — кричит Глебка и бежит изо всех сил, чтобы Костя его поскорее услышал. — Костя! Тебе письмо! В копилке лежало! «Станция Тумолейка в глубине России»!

Костя схватил записку, прочитал ее сам, перевернул — может быть, что-нибудь еще на обороте? Ничего. Ни словечка больше, ни знака поопределеннее. Все в духе Кати: поступай как знаешь.

Корабль догорел и погас. Даже сугроба не осталось — черная вмятина. Глебка вспомнил черный «Геликон», но ничего Косте не сказал. Косте лучше знать, как распоряжаться кораблями, и лучше знать, что теперь делать, как найти Катю.

— Я ее привезу, Глеб Тумолеевич, — сказал Костя.

— Правда? — с надеждой спросил Глебка. — У меня деньги на билет есть. Возьми.

— Я ее привезу, — серьезно повторил Костя.

— А корабль сгорел, — сказал Глебка все-таки.

— Корабль сожжен — отступать некуда.

На маленькую станцию прибыл поезд. Из вагона вышел единственный пассажир — Костя. На платформе — только дежурная по станции в черной шинели, голова замотана неизменным платком, поверх платка надета фуражка с красным верхом. Поезд ушел, мелькнув последним окном в тамбурной двери и оставив за собой поземку, длинный ряд выбеленных снегом шпал и такую же, выбеленную снегом, будку стрелочника. Перемигнул светофор, а в будке стрелочника телеграфно зазвенело. И тишина. «Горностаевая», — подумал Костя. У дежурной по станции он узнал, что несколько дней подряд поезд встречала девушка.

— Кого-то все ждала. Потом на столбе привесила объявление и просила не снимать. Видать, большая курьезница.

Костя подбежал к столбу: «Требуется дворник по адресу: Малая Восточная, дом 8».

• Предыдущая
• 14/14