Требуется дворник - Коршунов Михаил Павлович - Страница 5
- Предыдущая
- 5/14
- Следующая
Пока Катя занималась приготовлением завтрака и кормлением Глебки, Костя шел в каморку, доставал лом, совок с песком и отправлялся к особо опасным местам, чтобы сколоть лед, если он за ночь образовался, подчистить, присыпать песком, а может быть, и позаниматься скульптурой или архитектурой, что-то подновить, что разрушило время или варвары. В особенности приходилось следить за глазами в скульптурах. Глаза варвары разрушали чаще всего: легкая добыча — электрические лампочки. Но жильцы знали о налетах варваров, и поэтому собирали для Кости перегоревшие лампочки. Участковый привозил их даже на мотоцикле из соседних жэков. Костя лампочки иногда раскрашивал в активный цвет, и тогда глаза у скульптур приобретали свирепый вид, но и это не останавливало варваров. Да что удивляться — так был когда-то разграблен весь Египет. И не только Египет.
Когда Костя возвращался домой, он находил завтрак уже на столе. Глебка сидел и угрюмо ел кашу, постукивая ботинком по пустому огнетушителю, заменявшему ножку стола. Звук был унылый, как в пустыне.
— Каша манная с ванильными вставками, — говорила Катя. — Приехала в кастрюльке прямо из Парижа.
— Ты хорошо выучила «Ревизора».
— Чтобы ты освежил в памяти школьную программу.
Костя поднимал у кастрюли крышку.
— Верно, пахнет Парижем. Знаешь, как я нанялся на работу на Спасоналимовскую?
— Как?
— По объявлению на столбе.
— И столб забрал на память! — смеялась Катя.
Глебка на подобные разговоры не откликался. Тайная надежда на то, что, поселившись у Кости, Глебка раньше начнет свои каникулы, с треском провалилась. Никаких тебе преждевременных каникул, напротив, с каждым днем Катя все крепче закручивала гайки.
Сегодня утром Аида, задержавшись около Кости, спросила:
— Что это все-таки за приезжая?
— Гувернантка для прынца сардынского.
— Ты можешь разговаривать со мной без метлы и лопаты?
— Не могу. Был зачет, и я провалился.
— Какой зачет?
— По метле и лопате.
Аида отправилась дальше оскорбленной походкой. Потом обернулась, крикнула:
— Дизайнер с метлой!
Костя не обиделся, он понимал, что Аида разозлилась. Зачем Костя иногда дразнит Аиду? Да он и не дразнит — он оказывает сопротивление.
У бойлерной Аиду, как всегда, поджидал кочегар Толя Цупиков.
Аида подошла к нему, и тут Костя понял, что гнев Анды обрушится сейчас на несчастного Цупикова. Бог ему в помощь.
Дворник обязан не допускать детской безнадзорности, развешивания белья на окнах и вытряхивания ковров с балконов.
В дворницкой в отсутствие Кати — она ушла в гастроном — и Глебки — отправился в школу («Непонятно, почему в нее надо ходить каждый день?») — появилась техник-смотритель Фокасьева.
— Костя, кого ты у себя поселил?
— Гувернантку.
Фокасьева стояла, смотрела на Костю сквозь табачный дым, — она курила простые и очень дымные папиросы. Лицо у Фокасьевой было квадратным, несколько мужским. Костя возился со столом, укреплял его ящичными планками; Костины гарнитуры нуждались в постоянном реставрации.
— К асфальту, булыге, щебенке есть претензии?
— Претензий нет, — ответила Фокасьева.
— К газонам? Зеленым насаждениям?
— Нет.
— Работаем не хило?
— Не хило.
— Благодарствуем.
— За Глебкой смотришь?
Табачного дыма вокруг Фокасьевой прибавилось.
— Лепим человека. Никакой безнадзорности. — И Костя громко стукнул молотком, чтобы подтвердить свои слова.
— Ну, а…
— Гувернантка, вы хотите сказать? Выписал из Европы со знанием языков, арифметики и кашеварения. — И Костя опять как бы пристукнул свои слова молотком.
Фокасьева обвела взглядом комнату — фонарный столб, дорожные знаки… Сколько раз Фокасьева это видела, но привыкнуть все же не могла.
Дорожные знаки Косте дал участковый: это были старые, которые недавно в городе поменяли на новые, международные. Столб разрешила взять Фокасьева. Он был списан представителем сети наружного освещения. И заменен тоже на новый с желтым калильным светом. Костя, наверное, неделю возился со столбом — укорачивал его, красил.
Шкаф из ящиков — недавнее приобретение. Фокасьева шкафа не видела. Катя повесила на него найденную около трикотажного ателье большую рекламу. Фокасьева прочитала вслух:
— «Всех размеров и различных расцветок вы сможете заказать «кенгуру» в нашем трикотажном ателье». — Фокасьева покрутила папиросой.
— Диковато у тебя, Костя. Что ни говори.
— Я поэт и не понят временем, — ответил Костя с печальным достоинством. И потом добавил: — И приемной комиссией одного высшего учебного учреждения.
— Что ты… — забеспокоилась Фокасьева. — Ты хороший дворник.
— Я великий дворник!
Фокасьева ушла, но после нее в дворницкой еще долго висело табачное облако.
Катя решала с Глебкой задачу по математике: Д=1, 2, 3. Требовалось составить возможное количество условий задачи.
— Назовем Д вареньем, — предложил Глебка, — а то неинтересно. Варенье равно одной банке, двум и трем банкам.
— Что ты несешь! — возмущалась Катя.
— Ничего не несу. Глебка раскрывал ладони, переворачивал их. — Пустые.
— Голова тоже пустая?
Глебка открывал рот, стучал себя косточками пальцев по макушке, и раздавался действительно звук пустоты.
— Оставь в покое голову. Кто тебя научил?
— Надька, вожатая. «Дорогой второй наш класс, беспокоимся о вас!»
— Зубы не заговаривай… Решай задачу.
— Тетя Слоня лучше всех варит варенье.
— Прекрати.
— Я шумно встаю из-за парты, Надька говорит. Была бы парта, показал. Совсем не шумно. Надька сама в наперсток свистит на домоводстве.
— Оставь в покое нос.
Глебка начинает играть на балалайке.
— Оставь в покое язык. Занимайся условием задачи.
Глебка молчит.
— Оглох?
— Ты сказала — оставь в покое язык. Без языка я не умею разговаривать.
— Не разговаривай, ты пиши. Д больше нуля, если Д больше единицы?
Глебка оттопыривает губы, морщит лоб, делает вид, что усиленно думает, и Кате кажется, что он даже шевелит ушами. Ну до чего хитрющий малый!
— Знаю слово на букву «Д».
— Слов на букву «Д» много.
— Написать? — Глебка берет ручку, зажимает ее в пальцах, трясет.
— Куда трясешь? — Чернила из ручки летят Кате на платье. — Что сделал с платьем?
— Надо вырезать кляксы. Хочешь, вырежу, а ты потом зашьешь или Надька на домоводстве зашьет?
Эта вожатая Надька выдвинута как противовес в отношении Кати, ее власти над Глебкой, да и над Костей, наверное. Это понятно.
— Огрею, вот что. И Надьку тоже! Отвечай, «Д» больше нуля, если «Д» больше единицы?
— Может быть, и больше.
— Может быть, тебя снова сдать в детский сад? Ты ходил в детский сад?
— Сдай, пока тети Сони нет.
Костя, который только что вошел и услышал конец разговору, пропел:
— «Если у вас нету тети…»
— Знаю! — как бешеный заорал Глебка и подпрыгнул на табуретке. — «С легким паром»!
Катя схватила Глебку за руку.
— Я с ним больше не могу.
— Они там голые в бане сидят и пиво пьют!
— Прекрати.
— Да. Прекрати, — говорит и Костя. — Ты не в бане.
Табуретка под Рожковым с треском разламывается, широко разбрасывая вокруг себя обломки, как будто табуретка попала в эпицентр землетрясения. Рожков, соответственно, валяется в самом центре эпицентра. Никакого испуга или растерянности не испытывает. Полон достоинства и грустной покорности обстоятельствам.
— Вчера он сломал шкаф, — говорит Катя. Имелось в виду, что развалились ящики.
— Шкаф сам поломался. — Глебка поднимается с пола. Показывает самопишущую ручку. — Перо погнулось. Нечем задачу решать.
— Вот, пожалуйста, он из этого еще извлек выгоду. Катя собрала все, что осталось от табуретки, и снесла на кухню, бросила уже как настоящие дрова.
- Предыдущая
- 5/14
- Следующая