Храм Фортуны II - Ходжер Эндрю - Страница 13
- Предыдущая
- 13/108
- Следующая
— Ко-лумб! Ко-лумб! — скандировали зрители.
— Пусть дерутся один на один! — раздавались голоса.
Как правило, в таких случаях воля публики была законом, поэтому прочие бойцы — шестеро фракийцев и двое еще стоявших на ногах представителей Кампании — отошли в сторону. Начался поединок.
Оба гладиатора были сильными, опытными — настоящие мастера своего дела. Долгое время слышался только лязг мечей и хриплые выдохи сражавшихся, но вдруг Колумб — видимо, сказывались последствия удара щитом по голове — немного замешкался. Гилас резко отвел руку и нанес удар. Однако в последнюю долю секунды фракиец успел присесть и лезвие лишь срубило пучок страусовых перьев с его шлема. Зато сам Колумб не упустил момент — его клинок вонзился в грудь противника, попав в открывшуюся на миг щель между доспехами. Гилас тяжело рухнул на песок, уже мертвый.
В амфитеатре поднялся невообразимый шум. Остальные фракийцы бросились на двух уцелевших самнитов и быстро разоружили их и сбили с ног. Те не очень-то и сопротивлялись, понимая, что бой проигран, и надеясь на милосердие зрителей.
Но с милосердием дело обстояло туго. Публика решительно требовала добить побежденных. Все взоры обратились к цезарской ложе.
Друз пожал плечами.
— Что ж, сражались они достойно, — сказал он задумчиво. — Но какова наглость — бросить вызов Риму.
И он указал большим пальцем правой руки вниз — знак добить поверженных. Толпа одобрительно заревела.
— Pollice verso! Добей его! — в унисон вопили зрители.
Фракийцы быстро подошли к лежавшим на песке еще живым самнитам и короткими точными ударами мечей перерубили им шеи.
А за «кулисами» ланиста из капуанской школы рвал на себе остатки рыжих волос.
— Я разорен... разорен, — причитал он.
И из его бесцветных глаз текли самые настоящие слезы.
А из перерезанных глоток побежденных гладиаторов текла самая настоящая кровь...
Друз с улыбкой на лице принял от Вителлия чек на тысячу ауреев. Но радовался он не столько деньгам, сколько победе своих любимых фракийцев. Флакк хотел расплатиться с Сабином, но тот удержал его.
— Подожди, — сказал он. — Может, еще сыграем.
— Как хочешь, — пожал плечами патриций. — Я готов. Должна же Фортуна и ко мне повернуться.
Между тем служители амфитеатра убирали с арены трупы, африканские мальчики опять бороздили своими граблями песок, устраняя следы крови. Все ждали следующего номера.
Глава VII
Рыболов
Распорядитель вновь выбежал на средину и громко объявил, в восторге всплескивая руками:
— А сейчас, уважаемая публика, перед вами выступят знаменитый и непревзойденный мирмиллон Кронос из школы Эмилия и непобедимый ретиарий Гермес, краса и гордость Фессалии!
Имена эти много чего говорили знатокам — а таковых в амфитеатре было большинство, поэтому толпа отчаянно завопила, предвкушая первоклассное зрелище.
Под рев труб на арене появились оба гладиатора.
Мирмиллон — тяжеловооруженный воин, в панцире, со щитом и мечом, в высоком шлеме с изображением рыбы на забрале, и ретиарий — голый, в одной только набедренной повязке, с трезубцем и сетью в руках. Высокий, стройный, мускулистый, с блестящей смуглой кожей он вызвал вздох восторга на трибунах, хотя, конечно, Кронос — это свой, а тот — гастролер из Греции. Но его слава успела уже дойти и до Рима, а потому обоих встретили громкими криками, поровну разделив симпатии.
— Ну, друзья, на кого ставите? — спросил Друз, нервно подергиваясь. — Я бы предпочел мирмиллона.
— Приму, пожалуй, — сказал Пизон. — Тысяча, один к одному.
— Мелко играешь, — улыбнулся Друз. — Ладно, идет.
Флакк повернулся к Сабину.
— А ты, трибун?
Тот пожал плечами.
— Выбирай ты, достойный Флакк.
— Ну, пусть будет мирмиллон. Друзу сегодня везет, надо следовать его примеру. Тысяча, идет?
— Хорошо, — согласился Сабин без особого интереса.
Между тем представление противников закончилось, они взмахами своего оружия приветствовали публику и изготовились к бою.
По сигналу труб поединок начался.
Мирмиллон сразу устремился в атаку, выставив меч вперед; фессалиец отступал. Кроносу тяжело было преследовать подвижного противника, и он остановился, переводя дыхание. Гермес качнул сетью, широко улыбнулся и запел:
Nonte peto, piscem peto,
Quid me fugis, galle?
He убегай так быстро, ибо
Не ты мне нужен, друг, а рыба!
Эта песенка-дразнилка уже несколько веков постоянно звучала в римских амфитеатрах, когда схватиться один на один предстояло ретиарию — вооруженному сетью и трезубцем, на манер рыбака, и мирмиллону, на шлеме которого была изображена рыба. И — непонятно почему — она всегда приводила в ярость «рыбу» и привлекала Симпатии публики к «рыболову».
Так случилось и на этот раз. Трибуны одобрительно захохотали, а мирмиллон, покраснев от злости, снова бросился в атаку.
Теперь уже ретиарию пришлось туго. Он с трудом уворачивался от ударов и забыл даже о своей сетке. Кронос, громко сопя, упорно наступал, немилосердно потея под своими тяжелыми доспехами.
Вот он чуть не вышиб трезубец из руки противника, но тот в последний момент сумел удержать оружие. Устав от напряжения, Гермес бросился бежать вокруг арены. Разочарованный топот зрителей показал, что они не в восторге от такого маневра. Мирмиллон продолжал преследование, но ему было очень неудобно передвигаться по песку.
— Давай! Давай! — выкрикнул Друз. — Сейчас ты его достанешь! Он уже твой! Вперед!
— Да Гермес просто заманивает его, — ответил Пизон, чувствуя, как тысяча ауреев медленно, но неотвратимо уплывает от него. — Сейчас вымотает, а потом ударит. Уж я знаю этого парня, видел его в Антиохии.
— Может, в Антиохии он и герой, — заметил Помпоний Флакк, — но здесь Рим, а это совсем другое дело.
Вителлий с шумом втянул огромный глоток вина и потянулся за финиками. Он был в прескверном расположении духа из-за потерянных в предыдущем бою денег.
Ретиарий, приплясывая, уходил все дальше, зрители топали все громче, Друз кипятился все больше.
— Да что это за комедия? — крикнул он. — Я же их предупреждал! А ну, давай, дерись, трус!
— Irrumator! — грязно выругался Пизон и тут же прикусил язык, бросив испуганный взгляд на Ливию.
Но императрица, похоже, ничего не услышала, погруженная в собственные мысли.
Вдруг ретиарий, продолжая свой бег, неловко споткнулся и полетел на песок. Яростно взвыв, Кронос бросился на него, занеся меч. Но это был лишь обманный маневр. Ловкий фессалиец молниеносно вскочил и метнул свою сеть в потерявшего бдительность противника. Бросок не достиг цели, сеть не опутала мирмиллона, но один из свинцовых шариков, прикрепленных к ее краям, угодил в глаз Кроносу.
Тот зажмурился, неловко взмахнув мечом, и отступил на шаг. И тут же трезубец ретиария обрушился на его запястье. Меч вырвался из руки и, сверкнув серебряной рыбкой в лучах солнца, подлетел вверх и упал на песок. Кронос остался безоружным.
Теперь тяжелые доспехи, предназначенные для защиты тела, лишь мешали ему. Он неловко топтался на месте, а Гермес бегал вокруг, не давая противнику возможности подобрать клинок и раз за разом взмахивая сетью.
Мирмиллону приходилось постоянно быть начеку, но вот он наконец не уберегся. Под оглушительный рев трибун ретиарий набросил на него сеть и с силой дернул. Кронос рухнул на песок и в тот же миг трезубец ретиария уперся ему в горло. Бой был закончен.
— Позор! — крикнул Друз. — Он же дал себя свалить, как мальчик. И это называется гладиатор!
Он решительно указал большим пальцем вниз, требуя добить побежденного. Но симпатии зрителей разделились, а с толпой в амфитеатре, как известно, не спорят.
— Прости его, — сказал Флакк. — Я ведь тоже проиграл. Но, обещаю тебе, Кронос еще не раз наполнит наши кошельки.
— Сопляк несчастный, — фыркнул Друз. — Так опозориться перед этой поганой Грецией.
Но видя, что большинство людей на трибунах просят пощадить гладиатора, медленно повернул большой палец вверх. Жизнь Кроноса была спасена. Радуйся, римский народ! Друз Цезарь — твой лучший друг и благодетель. Не забывайте этого!
- Предыдущая
- 13/108
- Следующая