ОЧЕНЬ Петербургские сказки - Зинчук Андрей Михайлович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/41
• Следующая

– Хорошо. Прощай, Помогай, – соглашается Маша, справившись с собой. – Теперь ты, Фрява… Чего хочешь ты? Подумай хорошенько! – Заметно, что к горлу Маши подступает комок. На свой вопрос она слышит еще более неожиданное:

– Больше всего на свете я хочу узнать: кто я на самом деле?

– А я думала, что ты… Мне почему-то казалось… – начинает Маша и не может договорить: из ее глаз сами собой начинают катиться слезы. – Хорошо. – Сквозь слезы, через Зеленое стеклышко она смотрит на Фряву, надеясь, что Фрява превратится в прекрасного юношу, ее будущего товарища. Но происходит иное: вместо Фрявы посередине подвала стоит некрасивая девушка в больших очках с толстыми стеклами. – Ах! – обмирает Маша. Она беспомощно оборачивается к дяде Косте, словно прося совета.

– Ты разочарована, Маша? – нехорошо усмехается тот.

– Какое отвратительно волшебство! – шепчет Маша. – Ты тоже хочешь уйти от меня, Фрява?

– Да, – отвечает ей Фрява. – Но ты должна продолжать, Маша. Чтобы со временем не превратиться в такую же, как я: когда-то я тоже мечтала о вечной любви. А потом на все махнула рукой: ни к чему. Только расстраиваться!… Пойду запишусь в библиотеку! Спасибо, Маша. Прощай! – с этими словами и Фрява, как до этого Помогай, исчезает из подвала.

– Помоги же и мне, Маша!!! – визжит Алибаба Викторовна на какой-то совершенно уже нечеловеческой ноте. Маша смотрит через Зеленое стеклышко на Алибабу Викторовну, и та превращается в молодую, полную злых сил учительницу ботаники.

– Сегодня у нас контрольная на тему: вакуоли и их место в бесконечном учебном процессе! – тут же начинает визжать на весь подвал Алибаба Викторовна.

– И мне! И мне! Я ведь тоже такой несчастный! – истошно орет тоже на весь подвал Воркис. Маша смотрит через Зеленое стеклышко на Воркиса, и он из Алибабы Викторовны превращается в юного “Дыркиса” – драчливого и упрямого.

– Еще не поздно остановиться, Маша! – дядя Костя уверенно протягивает к Зеленому стеклышку свою сильную короткую руку.

– А вам, дядя Костя? Что ВАМ хочется больше всего? – неожиданно спрашивает его Маша.

Хозяин подвала явно не ожидал такого поворота событий:

– Мне?… Я уже старый и уставший человек, Маша, хоть и немножко Кощей… Мне почти ничего не нужно от жизни. Я ведь В САМОМ ДЕЛЕ хотел всем вам добра!… Не веришь? Тогда… Оставь мне малость от моего вечного праздника. Хотя бы затем, чтобы ты смогла к нему в горькую минуту вернуться!…

Маша смотрит через Зеленое стеклышко на дядю Костю, и он начинает уменьшаться, уменьшаться, уменьшаться, пока не превращается в крошечную фигурку (даже не разглядеть какую именно, хотя любопытно было бы, конечно, взглянуть на маленького Кащея Бессмертного, явившегося миру, по его словам, почти миллион лет назад), которую Маша вешает на новую карманную телескопическую новогоднюю елку.

– Ну, теперь, кажется, все! – заключает Маша и с размаху бьет Зеленое стеклышко об пол подвала, и оно разлетается по сторонам зелеными брызгами. И тут же истомившийся в неволе Синич молнией вырывается из котла на свет, разбив окно подвала и засыпав осколками стекол двор. Мгновение – и он взлетает вверх, унося солнце на своих огромных, удивительных, ослепительно-синих крыльях. И эти синие крылья в ночной, неурочный час он распахивает над темным, заснеженным, выстуженным, дремучим, веселым Городом… И после этого зима начинает отступать. Вечный Новый год кончается, а вслед за ним кончается и Вечность: становится слышно, как где-то с крыш начинают падать на освобождающуюся от многолетних сугробов землю первые капли воды. Фонтан за окном страшно урчит и извергает из себя ржавую струю, затыкается, а потом начинает бить не переставая. И тогда в самом деле наступает Бессмертие – праздник вечного обновления.

– Не предполагала, что вы могли быть таким обворожительным ребенком!… Во… Во… Даже не знаю, как вас теперь называть!… – улыбается Воркису Алибаба Викторовна.

– А вы – такой неподражаемой мамашей!… – в ответ улыбается тот.

– Думаю, я смогла бы вас немного повоспитывать. И, может быть, после этого даже усыновить!… – предлагает Алибаба Викторовна.

– Тогда… Бежим! – соглашается Воркис и губами издает "пустой звук".

– Куда? – тут же пугается Алибаба Викторовна.

– Вперед! В новую жизнь! Занимать в ней вакантные места! Пока их еще не расхватали! – губами Воркис вновь издает "пустой звук", отпихивает в сторону Алибабу Викторовну и кидается к потухшему котлу. Алибаба Викторовна взвизгивает:

– Мы из-за вас застрянем, Воркис! Вас заклинит!

– А вот и нет! Я теперь это… ого-го! И еще я по утрам зарядку делал!

– Я надеюсь, это стопроцентное вранье, Воркис?

– Это вранье на все двести процентов! – в третий раз Воркис издает губами "пустой звук", складывает вместе – одна к другой – свои кондитерские ручки над головой, вытягивается в струнку и "ласточкой" ныряет в котел.

– Талантлив, сволочь! – вырывается у Алибабы Викторовны с восхищением. – Я и не думала! – И она так же "ласточкой" летит в котел вслед за Воркисом.

Маша остается в подвале одна. Если, конечно, не считать дяди Кости, хозяина подвала – бывшего истопника, бывшего сказочного Кащея Бессмертного, бывшего Начальника Управления работ (“вклеивает” в фонограмму один из приглашенных мечтателей), теперь болтающегося на веревочке на телескопической елке, притороченной к новогоднему чертежу.

– Все это, наверное, очень хорошо. Только почему-то я чувствую себя ужасно несчастной! – вздыхает Маша.

КАССЕТА ВТОРАЯ. РЕПОРТАЖ ВОСЬМОЙ И ПОСЛЕДНИЙ. МЕСТО НАБЛЮДЕНИЯ: ДВОР. ВРЕМЯ НАБЛЮДЕНИЯ: 9.45. ТОЧКА НАБЛЮДЕНИЯ: ИЗ-ЗА ФОНТАНА.

Выйдя из темного подвала на свет, Маша щурится и видит хорошо знакомый ей двор. Только теперь здесь плохо и сыро: повсюду, куда ни глянь, видна выступившая из-под огромных сугробов многолетняя грязь, оттаявшая деревянная катальная горка. Посередине детской площадки торчит вновь заткнувшийся фонтан с наполовину застрявшими в его трубе Воркисом и Алибабой Викторовной Яицких.

– Ничего. Пусть немного тут посидят, – решает, разглядев их, Маша. – А фонтан потом мы починим. Пригласим к нему настоящего сантехника!… – Маша подходит к фонтану, вкладывает в руки Воркиса и Алибабы Викторовны по утюгу и отходит полюбоваться на свою придумку. И вдруг улыбается: – Фонтан с утюгами. Спорить могу: чего-чего, а такого ни в одном другом городе не найдешь! – И добавляет: – Холодно! И какая кругом ужасная грязь! Страшная моя весна!

В этот момент во дворе появляется Дед Мороз с тяжелым ящиком.

– Ну вот, – улыбается ему Маша. – Сейчас перекусим чем-нибудь праздничным!

Но неожиданно тот снимает фальшивый накладной нос вместе с фальшивой бородой и усами, стаскивает с себя ватные одежды и превращается в Рабочего человека, которого Маша в первый момент страшно пугается, вспомнив недавнюю угрозу Дяди Кости: “Боюсь, они вас не поймут!”. Но Рабочий человек открывает ящик с инструментами и шумно вздыхает:

– Эх, и накопилось работы! Крыша дома течет – раз. Детскую площадку давным-давно пора ремонтировать – два. Ну, и все остальное прочее – это три. – Он начинает поправлять покосившийся "грибок" на детской площадке, для чего берет в руки молоток и гвоздь, и подбирает с земли отвалившуюся доску. Размахивается и… больно бьет себя по пальцам молотком. – Ай! – вскрикивает он, как до этого Воркис, медицинским голосом. – Руки с похмелья дрожат, совсем отвыкли работать. Ну, ничего – это ведь мой первый гвоздь после такого страшного перерыва!… – Рабочий человек перекладывает молоток в другую руку, еще раз бьет им по гвоздю и на этот раз загоняет гвоздь в доску по самую шляпку. – Ох, и надоел же всем нам этот веселый праздник! – Бывший Дед Мороз человек и поднимает голову вверх, к открывшемуся между домами чистому небу, не узнавая его.

Походив по залитому непривычным светом разрушенному двору, Маша вдруг замечает:

– Почему-то бабуля во двор не идет!… – И, видимо, что-то сообразив, в страхе кричит: – Бабуля!!! Нет! Я не хочу! Если бы только можно было все вернуть обратно, назад!

• Предыдущая
• 27/41
• Следующая