Место действия - Южный Ливан - Кранихфельд Макс - Страница 10

• Предыдущая
• 10/72
• Следующая

С другой стороны у группы сейчас не было реально другого выхода. Если не отвлечь внимания приграничных частей израильской армии, то шансы уйти в глубь ливанской территории у них более чем призрачные. Так почему он, Волк, должен больше переживать о каких-то совершенно незнакомых ему людях по обе стороны границы, тех, что уже несколько десятков лет не могут поделить узкую полоску земли вдоль морского побережья, с тупым упорством баранов убивающих друг друга в постоянных войнах? Тем более на чашу весов поставлены его собственная жизнь и жизни доверившихся ему бойцов. Эти четыре жизни субъективно много дороже для него, чем сотни и даже тысячи других, к тому же за одну из них и так уже очень дорого заплачено. Он грустно улыбнулся про себя, когда в голову пришла эта мысль, вспоминая, какой ценой пришлось выкупать свою шкуру в далекой отсюда Чечне. На самом деле он и не забывал этого никогда, просто пережитое хранилось где-то глубоко внутри на недоступном повседневно слое памяти, а сейчас вдруг вновь встало перед глазами растерянное и беспомощно улыбающееся лицо веснушчатого паренька-первогодка, принявшего смерть, чтоб он жил. Того, чьей жизнью Волк выкупил свою. Выходит теперь его жизнь стала вдвое дороже… Видишь, ты не только за себя сейчас живешь на этом свете, за него тоже, так что и жизнь твоя дорогого стоит. Нечего ей за зря разбрасываться! Он тряхнул головой, прогоняя настойчивое виденье, выползшее непрошенным из заповедных тайников подсознания, несколько раз размеренно глубоко вздохнул, пытаясь вернуть себе спокойное и ровное расположение духа. Вроде бы сработало, широко распахнутые глаза молоденького солдата, глядящие поверх ствола пистолета в самую душу, потускнели, поблекли, возвращаясь обратно, туда, где им и место, в самый дальний темный чулан, какой только существует в мозгу. В то место, где люди привычно хранят, оставленные за спиной скелеты. Все, хватит, не до того сейчас, некогда рефлексировать и заниматься самокопанием. Вперед, вперед! Вдох-выдох, раз-два! Вдох-выдох!

Но все равно, когда он мысленно представлял себе, как именно сейчас, в эту самую секунду, пока его ноги в тяжелых ботинках раз за разом впечатываются в сухую пыль, по эфиру летит во все концы приграничья слово «ливень», такое простое и безобидное, но несущее за собой огонь, взрывы, смерть и страдания, ему становилось не по себе. Непрошенные холодные мурашки стайкой бежали вдоль позвоночника, мерзко щекоча вспотевшую спину. «Ливень!» И минометные расчеты вскрывают тяжелые зеленые ящики, извлекая из них маслянисто поблескивающие на солнце округлые тела мин. «Ливень!» И бегут к ракетным установкам наводчики и операторы, шепча на ходу слова шахады, понимая, что их местоположение засекут после первого же залпа, и уже через считанные секунды сюда обрушится ответный огонь, мстящий за смерть и боль, выжигающий все до основания. «Ливень!» Мир застыл на секунду в одном шаге от пропасти, медленно склоняясь в зовущую черную бездну. «Ливень!»

Хоть и ждал этого, а далекий грохот канонады докатился приглушенным гулом все же внезапно. Ну все, теперь обратного хода нет, началось! Судя по мерному глухому уханью, доносившемуся откуда-то справа, там заработала минометная батарея. Фашист на секунду приостановился, вглядываясь в ту сторону и криво ухмыльнувшись, показал Волку большой палец: «Есть! Заработало!» Волк лишь хмуро кивнул напарнику на бегу, восторга младшего товарища он вовсе не разделял. С неба понесся нарастающий гул, разорвавший воздух над головами громкими хлопками.

— Пошли родимые! — радостно заорал Фашист, задирая голову вверх, пытаясь увидеть летящие прямо над ними ракеты. — С праздником, жиды! Принимай подарки! Хава нагила! Хава нагила! Хава нагила! Хава!

— Дыхалку береги! Чего орешь, как резанный! — одернул его Волк, и, напрягая горло, прокричал так, чтобы услышал задающий темп Абд-первый. — Шевели там поршнями, сын арабского народа! Заснул на ходу, что ли?!

Абд обернувшись и поймав грозный командирский взгляд, понятливо кивнул и прибавил, да так, что уже через минуту Волку стало не до разговоров. Даже более молодой, находящийся в гораздо лучшей физической форме Фашист и тот вынужден был заткнуться и размеренно пыхтел, пристраивая вдохи и выдохи под ритм монотонно долбивших пыль ботинок. Волк тяжело всхрипывал, держась за спиной Абда-второго, стараясь попадать в ногу его шагам, вытягивать его темп. Получалось из рук вон плохо, все же не мальчик, уже сороковник корячится. В такие годы положено сидеть в уютном кожаном кресле, иметь непыльную руководящую должность, личный кабинет, служебный автомобиль и длинноногую секретаршу (знание делопроизводства и умение работать на компьютере не обязательно), а не носиться сломя голову по поросшим выгоревшей на солнце травой холмам чужой страны. Возраст, господа, возраст… И если он запросто мог посоревноваться с любым молодым в умении стрелять, ставить и снимать мины, мог даже без проблем выйти на ринг, то вот такой вот изматывающий бег на выносливость, выдерживать становилось раз от разу все тяжелее. Сердце непрошено забухало где-то у самого горла, в правом боку заворочалась острая игла, а ноги с каждым шагом наливались свинцовой тяжестью. Со взмокшего от натуги лба неприятно пощипывая глаза стекали тонкие струйки пота, очень хотелось вытереть их рукавом, но сделать лишнее движение рукой, сейчас означало сломать вроде бы пойманный ритм, выскочить из-под его гипнотического действия, которое только и позволяет держать заданный Абдом-первым темп. Этого он себе позволить не мог, точно зная, что стоит на секунду остановиться сейчас, и он уже не сможет бежать тем же темпом, что остальные. Интересно, как там изики?

Чуть приподняв голову, он с любопытством заглянул за маячившее перед лицом плечо Абда-второго. Оказалось, волновался не зря: раненый уже переставлял ноги лишь по инерции, влекомый мощной рукой ливанца. Второй солдат что-то возмущенно лопотал по-своему, похоже требовал не мучить раненого товарища. Ага, родной, если не будем мучить придется твоего дружка пристрелить, хотя бы чтоб погоню на наш след не навел. Так о чем же ты там просишь? О смерти для друга? Но так действительно не пойдет, вон у пацана глаза уже закатились, и лицо как мел белое, вот-вот свалится, тогда точно придется пристрелить. Жалко, за двоих и заплатят вдвое. Осталось то, совсем чуть-чуть… Нет, не дотянет… Точно не дотянет…

Будто подслушав мысли Волка и восприняв их как команду, раненый изик запнулся и тяжело рухнул навзничь, издав протяжный стон. Разгоряченный Абд-второй подскочив к нему несколько раз с размаху приложился по упавшему ботинком. Не помогло, раненый завозился, пытаясь подняться, но бессильно упал на выставленные вперед руки. Ливанец замахнулся еще раз, но Волк дернул его за плечо.

— Отставить! Отставить, я сказал, обезьяна! Этим делу не поможешь, он все равно больше не сможет бежать.

Подошедший Фашист, ухмыльнувшись, потянул из набедренной кобуры пистолет.

— Да подожди ты! — неприязненно скривился Волк.

— Чего ждать? — напарник удивленно пожал плечами. — На войне, как на войне. Загнанных лошадей пристреливают…

Волка в который раз уже резанула неприкрытая жестокость Фашиста, его готовность убивать, причем убивать легко, направо и налево, без малейших колебаний и угрызений совести. На язык просилось что-то резкое, жесткое, но почему-то он устыдился своего минутного порыва и прямо сказать, что ему претит хладнокровное убийство беспомощного безоружного человека, пусть даже врага, посчитал для себя стыдным и неправильным. Однако он вовремя вспомнил другой подходящий аргумент:

— Куда спешишь? Это же деньги! Живые деньги! Понимаешь? Время у нас пока еще есть, пристрелить всегда успеем. Сейчас сообразим носилки и понесем.

Фашист скептически скривился:

— Пойдем вдвое медленнее, рискуешь, командир… Всех денег все равно не заработать. Шкура иногда дороже, чем доллары, даже наличными.

Волк зыркнул на него исподлобья, и напарник тут же примирительно развел руки в стороны:

• Предыдущая
• 10/72
• Следующая