Мама на выданье - Даррелл Джеральд - Страница 15

• Предыдущая
• 15/42
• Следующая

— Ларри, остановись, это просто отвратительно. Не говори таких вещей при Джерри. Все, я не желаю больше слушать это словоблудие. Пойду лучше посмотрю, что там Делает Лугареция.

— Поверь мне, если выбирать между ней и тем рыботорговцем в Гарице, я предпочел бы смотреть на второго.

Мама удостоила его сердитым взглядом и удалилась на кухню.

Наступила пауза, мы размышляли.

— Знаешь, Ларри,— заговорила наконец Марго,— тут я готова, в виде исключения, согласиться с тобой. В последнее время мама и впрямь стала хандрить. Ходит с каким-то потерянным видом. По-моему, это нехорошо. Необходимо ее как-то расшевелить.

— Верно,— согласился Лесли.— Лично я считаю, это оттого, что она слишком много общается с Лугарецией. Вот и заразилась.

— Ты хочешь сказать, что варикозные вены — заразная болезнь? — Марго испуганно поглядела на свои ноги.

— Да нет же,— сердито ответил Лесли.— Я говорю про все эти охи да ахи.

— Точно,— подхватил Ларри.— Десять минут в обществе Лугареции — все равно что ночь вместе с Борисом Карлоффом и горбуном из «Собора Парижской богоматери». Сомнения прочь — мы обязаны подумать, как спасти нашу маму для потомства. Что ни говори, под нашим водительством она была на высоте. Уж я постараюсь.

С этим зловещим заявлением он ушел к себе, а все остальные разошлись по своим делам и быстро забыли о прискорбном отсутствии у нашей мамы друга жизни.

Когда мы снова собрались на веранде, опасаясь, что солнце окончательно расплавит нас прежде, чем мама и Лугареция соберутся подать второй завтрак, прибыл Спиро на своем древнем «додже», нагруженном всякой всячиной для нашей кладовки, от дынь до помидоров, а также свежайшим хлебом, чья корка отставала от булок, как кора от пробкового дерева. Привез он и три завернутые в мешковину огромные прямоугольные глыбы льда для нашего холодильного шкафа, предмета гордости, радости и изобретательности мамы.

Спиро вошел в нашу жизнь, как только мы прибыли на Корфу, в качестве водителя такси и в несколько часов стал нашим гидом, наставником и другом. Его своеобразное владение английским языком, приобретенное во время недолгого пребывания в Чикаго, избавило маму от непосильной задачи овладеть греческим. Его обожание нашей мамы было беспредельным и бескорыстным, и всем своим поведением он подтверждал повторяемое им заявление: «Господи, да иметь я такая мать, я каждое утро стоять перед ней на коленях и целовать ее ноги». Толстенький коротыш с густыми темными бровями, он смотрел на мир типично греческими черными задумчивыми глазами, и загорелое лицо его напрашивалось на сравнение с этакой добродушной горгульей. Сейчас он тяжелой походкой поднялся на веранду и затянул литанию, которая нам изрядно надоела, ему же явно доставляла удовольствие.

— Доброе утро, мисси Марго. Доброе утро, мистеры Ларри. Доброе утро, мистеры Лесли. Доброе утро, мистеры Джерри,— говорил он нараспев, и мы дружно отвечали хором:

— Доброе утро, Спиро.

По завершении этого ритуала Ларри не спеша глотнул анисовки.

— Спиро, у нас проблема,— сознался он.

Это было все равно что сказать английскому догу: «Гулять!» Спиро весь подобрался, и глаза его сузились.

— Говорить мне, мистеры Ларри,— отозвался он низким рокочущим голосом; должно быть, такие звуки предшествовали извержению вулкана Кракатау.

— Так вот,— продолжал Ларри,— это касается моей матушки.

Лицо Спиро побагровело, и он сделал шаг вперед.

— В чем дела с вашими матушки? — тревожно спросил он, не скупясь на множественное число.

— Понимаешь, она собирается снова выйти замуж,— сказал Ларри, спокойно закуривая сигарету.

Мы затаили дыхание. Из всех дерзких поступков, какие когда-либо совершал Ларри, этот был самым чудовищным, грозящим непредсказуемыми последствиями.

Спиро окаменел, уставившись на моего брата.

— Ваши матушки хотеть снова выходить замужи? — недоверчиво прохрипел он.— Сказать мне, кто эти мужчины, мистеры Ларри, и я разделаться с ними. Можете не беспокоитесь.

— И как же ты с ним разделаешься? — поинтересовался Лесли; обладатель огромной коллекции пистолетов и охотничьих ружей, он предпочитал мыслить категориями убийства и разрушения, а не милосердия и гуманности.

— Как меня учить в Чикаго,— грозно произнес Спиро.— Цементный башмаки.

— Цементные башмаки? — повторила за ним Марго, заключив, что разговор касается новейшей моды.— Это еще что за обувь?

— Понимаете, мисси Марго, вы хватать эти ублюдок, извините за выражение, и совать его ноги в два ведра с цементом. Когда цемент затвердеть, вывозить его в море на лодке и бросать за борты,— объяснил Спиро.

— Разве можно так поступать! — воскликнула Марго.— Он не сможет плавать. Он утонет.

— Что и требуется,— терпеливо растолковал ей Ларри.

— Какие вы все жестокие,— сказала Марго.— Это отвратительно. Это же убийство, самое настоящее убийство. И вообще, я не желаю, чтобы на моего отчима надевали цементные сапоги или что-нибудь в этом роде. Ведь если! он утонет, мы все останемся сиротами.

— Ты забываешь про маму,— заметил Ларри. Глаза Марго расширились от ужаса.

— Пусть только кто-нибудь приблизится с цементом к маме! — воскликнула она.— Предупреждаю: я сразу вызову полицию!

— Бога ради, Марго, замолкни,— сказал Ларри.— Никто не собирался топить маму. К тому же мы не можем осуществить остроумный маленький эксперимент Спиро за отсутствием кандидата. Понимаешь, Спиро, мама всего лишь выразила пожелание, так сказать, предаться любовным утехам. Но пока не решила, с кем именно.

— Когда она решить, мистеры Ларри, вам дать мне знать, и мы с Теодоракисом надевать на него цементный сапоги, о'кей?

— Но мне казалось, мы хотим помочь маме снова выйти замуж,— заметила Марго.— Если Спиро станет надевать цемент на ноги каждого мужчины, на кого она поглядит, он же будет массовым убийцей вроде Джека Потрошителя, и мы никогда не сможем выдать маму замуж.

— Верно,— согласился Ларри.— Ты, Спиро, просто будь начеку, ладно? Не принимай никаких решительных мер, только держи нас в курсе. А главное — ни слова маме. Она болезненно воспринимает разговоры на этот счет.

— Мои губа на печати,— отозвался Спиро.

На несколько дней мы позабыли об одиночестве мамы, у нас и без того хватало дел. В местных деревнях проходили празднества, в которых мы всегда участвовали. К стволам деревьев привязывались караваны ослов (родственники селян прибывали издалека, некоторые за десять километров). Струящийся между оливами дым благоухал горящим древесным углем, жареной телятиной и отборным чесноком. Вино было красным, точно кровь убиенного дракона, и лилось оно в стаканы с таким мурлыкающим, ласковым и заговорщическим бульканьем, что невозможно было отказаться от добавки. Лихие пляски включали высокие прыжки и хлопанье по ляжкам. На первом же из празднеств Лесли задумал перепрыгнуть через костер, напоминающий чрево Везувия. Он потерпел неудачу, и прежде чем был подхвачен расторопными руками, основательно обжег свою корму. Пришлось ему дня два сидеть на надувной резиновой подушке.

Как раз во время одного такого праздника Ларри вывел из веселящейся толпы маленького человечка в чистейшем белом костюме, с красным с золотом шейным платком и с изысканной панамой на голове. Ботинки на его крошечных ногах переливались блеском, точно надкрылья большого жука.

— Мама,— сказал Ларри,— я привел замечательного человека, который жаждет познакомиться с тобой. Профессор Еврипид Андротеоматакоттопулос.

— Очень рада познакомиться,— нервно вымолвила мама.

— Я счастлив, мадам Даррелл,— сказал профессор, припадая к ее руке холеными усами и бородкой, которые скрывали снежной пеленой нижнюю часть его лица.

— Профессор не только известный гурман, он взыскательный исполнитель кулинарных шедевров.

— Полно, мой мальчик, вы преувеличиваете,— возразил профессор.— Не сомневаюсь, мои скромные опыты на кухне — ничто перед подлинно римскими пирами, на которых, как мне говорили, председательствует ваша матушка.

• Предыдущая
• 15/42
• Следующая