Розеттский ключ - Дитрих Уильям - Страница 90

— Это не простой ящик.

— Но Силано достаточно просто притащил его сюда аж из самого Египта.

И побуждаемый нами тюремщик, набравшись храбрости, решительно подошел к саркофагу и отставил в сторону крышку. И тогда Омар, мумифицированный страж с почти черным лицом, пустыми и закрытыми глазницами и оскаленными зубами, медленно покачнулся и упал в его объятия.

Бонифаций издал истошный вопль. Полотняный покров скользнул по его лицу, а облачко затхлой пыли запорошило глаза. Он отбросил Омара, словно его труп был обжигающе горячим.

— Он живой!

Скудная оплата государственных служащих приводит к тому, что служат государству далеко не лучшие индивиды.

— Успокойтесь, Бонифаций, — сказал я. — Он мертв уже несколько тысяч лет. Понимаете? Мы называем его Омар.

Тюремщик вновь перекрестился, начисто забыв о якобинском отвращении к религии.

— Мы совершаем страшный грех. Мы все будем прокляты.

— Только если потеряем смелость. Послушайте, время уже позднее. Долго ли еще вы намерены подвергать себя опасности? Идите лучше в собор, откройте замок и спрячьте в крипте наши инструменты. Спрячьте и спокойно ждите нас.

— Но когда же вы придете?

— Как только найдем книгу и добьемся нужных ответов от графа. А вы пока простучите плиты в подземелье. Одна из них должна издавать глухой звук.

Он кивнул, отчасти вновь охваченный жадностью.

— Значит, вы точно обещаете мне, что придете?

— Конечно, неужели мы откажемся от богатства?

Это удовлетворило его, к нашему облегчению, и он удалился. Я надеялся, что больше никогда не увижу его, так как, насколько мне известно, под собором Парижской Богоматери не было никаких сокровищ и я вовсе не собирался идти туда. Мумия Омара оказала нам услугу.

Я настороженно глянул на древний труп, заклиная его полежать спокойно.

— Надо поскорее отыскать книгу, — сказал я Астизе, надеясь, что мы завершим поиски до возвращения графа. — Ты посмотри на тех боковых полках, а я займусь этими.

В надежде найти древний свиток мы пересмотрели все книги, поочередно сбрасывая их с полок. На пол летели тома по алхимии и черной магии, писания Заратустры и Митры, исторические документы об Атлантиде и легендарной земле Тулии.[30] Нам попадались и альбомы с масонской символикой, копиями египетских иероглифов, иерархической схемой рыцарей-тамплиеров, история деятельности розенкрейцеров и поисков таинственного Грааля. Силано также хранил трактаты по электричеству, долголетию и средствам усиления сексуального влечения, о свойствах целебных трав и возбудителей болезней, об установлении возраста Земли. Его интересы были безграничны, однако мы не нашли того, что искали.

— Может, он носит драгоценную книгу с собой, — предположил я.

— Он не осмелился бы выйти с ней на улицы Парижа. Наверняка припрятал свиток в немыслимом для нас месте… или там, куда мы не смеем… заглянуть.

Куда же надо осмелиться заглянуть? В Розетте Омар служил надежным стражником. Я присмотрелся к бедной упавшей мумии, уткнувшейся в пол разъеденным носом. Неужели?

Я перевернул Омара. В обмотках на его груди имелась прорезь, а за ней, насколько я понял, темнела пустота, давно лишенная внутренних органов. Поморщившись, я сунул туда руку.

И тут же нащупал гладкий, туго свернутый свиток. Умно.

— Так-так, мышь добралась до сыра, — послышался голос от двери.

Я обернулся, в растерянности осознав, что мы не подготовились к такой встрече. Помолодевший и подтянутый, словно скинувший десяток лет, Алессандро Силано приближался к нам бодрой, пружинистой походкой, покачивая из стороны в сторону поблескивающим лезвием рапиры. Его хромота исчезла, и вид у него был убийственно кровожадный.

— Вас трудно уморить, Итан Гейдж, поэтому я не собираюсь повторять милосердной ошибки, совершенной мной в Египте. Мне хотелось выкопать ваши мумифицированные трупы и досушить их в моем будущем дворце, но я также надеялся, что однажды у меня появится и другой шанс… Я страстно желал проткнуть вас обоих насквозь и незамедлительно сделаю это.

Мы с Астизой были совершенно безоружными. Моя спутница, не придумав ничего лучшего, схватила с полки череп. А я обхватил Омара с его вечным оскалом и спрятанной в груди Книгой Тота, сочтя, что он может послужить не только ее хранилищем, но и моим щитом. Мумия оказалась легкой и хрупкой. Обматывающие ее шершавые бинты напоминали крошащуюся старую бумагу.

— Как уместно, не правда ли, что мы вернулись в Париж, где и началась вся эта история? — заметил граф.

Смертоносное острие его рапиры подергивалось, как змеиное жало. Свободной рукой он развязал шейные тесемки уличного плаща и сбросил его на пол.

— Вы хоть раз подумали, Гейдж, — ехидно поинтересовался он, — насколько проще была бы ваша жизнь, если бы вы согласились продать мне медальон в тот первый вечер в Париже?

— Естественно. Но тогда бы я не встретился с Астизой и не отвоевал ее у вас.

Мельком глянув в ее сторону, он заметил, что она уже подняла руку, намереваясь бросить в него череп.

— При желании я без особого труда завоюю ее вновь.

Его губы скривились в презрительной усмешке, когда он ловко отбил рукояткой рапиры брошенный ею череп и костяная голова, лязгнув зубами, упала на ковер. Он продолжал приближаться ко мне, проходя мимо столов.

Он действительно резко помолодел — наверное, благодаря секретным снадобьям из этой книги, — но я вдруг осознал, насколько неестественной и напряженной была эта моложавость. Его туго натянутая кожа приобрела болезненный желтоватый оттенок, а запавшие, ярко горящие глаза были окружены тенями глубокой усталости. Он выглядел как давно не спавший человек. Как человек, навсегда потерявший сон. И поэтому его взгляд казался почти безумным.

В найденном нами свитке таилось нечто жутко опасное.

— В вашей лаборатории, Алессандро, попахивает серой, как в аду, — сказал я. — Неужели вы пошли в подмастерья к низвергнутым богам?

— Меня радует, Гейдж, что вы уже примерно представляете себе, куда скоро отправитесь. Очень скоро! — угрожающе воскликнул он и сделал резкий выпад.

Но я выставил вперед мой скорбный щит. Рапира пробила мумию Омара, но застряла в ней. У меня возникло странное чувство вины от сознания того, что бедный усопший подвергается такому испытанию, хотя его ведь уже тысячи лет ничего не волнует. Я с силой толкнул мумию к Силано, и она ударила его по руке, но в следующий миг рапира пронзила ее насквозь и скользнула по моему боку. Черт, как же больно! Кончик клинка был острым как бритва.

Выругавшись, Силано взмахнул свободной рукой — он восстановил-таки былую гибкость, — отбросил в сторону египетского кадавра и сделал выпад, я еле успел отскочить назад. Не отводя от меня лезвия рапиры, он неуверенно нагнулся к мумии, но уже через мгновение торжествующе вытащил из ее грудной клетки драгоценную рукопись. Теперь я стал совсем беззащитным. Он поднял свиток над головой и обжег меня убийственным взглядом. Астиза затаилась у стола, ожидая удобной возможности.

Я лихорадочно оглянулся. Деревянный саркофаг! Он оказался в непосредственной близости, и я, оттащив его от стены, спрятался за громоздким ящиком. Силано уже высвободил клинок, едва не разрубивший бедного Омара на две половины, сунул свиток за пазуху и вновь устремился ко мне. Меня защищал саркофаг, и клинок, воткнувшись в толщу древнего дерева, сильно изогнулся и, отбросив графа назад, сломался. Силано в ярости пнул гроб, нанеся сокрушительный удар ветхому сооружению, и, когда оно, упав на пол, раскололось надвое, из него выпало нечто весомое.

Моя винтовка!

Я наклонился за ней, но сломанная рапира резанула по моим пальцам, точно змея, и ее укус был настолько болезненным, что мне не удалось удержать ружье. Я ловко увернулся, когда Силано швырнул в меня половину гроба. С гримасой жгучей ненависти он выхватил из-за пояса пистолет. Под грохот выстрела я рванулся к книжным полкам, пуля просвистела в дюйме от моего уха. Она вдребезги разнесла одну из отвратительных стеклянных банок, стоявших на полке в дальнем углу лаборатории. Омерзительная бледная жидкость выплеснулась на пол возле балкона и начала растекаться в разные стороны. По комнате распространился жуткий запах, зловонные горючие пары смешались с едким пороховым дымом.