Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 2 - Рошфор Бенджамин - Страница 30

• Предыдущая
• 30/81
• Следующая

- Сэр, вы ищете Перси-Перси? Я не думаю, что он там. Наверняка он участвует в сражении.

Балкон, с которого доносился голос, принадлежал одному из зданий мрачноватой усадьбы метрах в пятнадцати от резиденции, которую Тюльпан обнаружил некоторое время тому назад, отметив её ужасную архитектуру. Повернувшись на каблуках, он увидел на балконе неясную фигуру в белом, которая продолжала:

- Вы эсквайр Даббл-Бартон, не так ли? Сын молочного брата сэра Перси-Перси! Он поджидал вас сегодня вечером. Долг призвал его принять участие в сражении, так что вам не повезло сэр Даббл-Бартон, сегодня вечером на нас напали американские пираты.

- А, так вот чем вызван этот шум! - сказал Тюльпан. - Мое почтение, мадам. Я имею честь быть знаком с вами?

- Нет. Но я столько слышала о вас из рассказов сэра Перси-Перси, что с нетерпением ожидала момента этой встречи. Меня зовут Вильгельмина, я его невеста.

- Мадам, он мне говорил только о вас! - воскликнул Тюльпан, который не любил лгать, но что ему оставалось делать в столь рискованной ситуации?

- Заходите в дом, - крикнула с балкона Вильгельмина дрожащим голосом. - Мы вместе подождем победоносного возвращения сэра Перси-Перси и я не сомневаюсь, что ваше присутствие поможет моему крестному, сэру Бэзилу Джонсу, дождаться победы англичан, которую он празднует уже в течение часа, атакуя бутылки прекрасного бордо, которыми полон его погреб!

Коммодор Джон Поль Джонс вышел победителем к трем часам утра. Убив не слишком много англичан (он ненавидел резню), он прекрасно вел бой, применив тактику, мы бы даже сказали, искусство, которое привело в замешательство воинское соединение, приученное к дисциплине, и которое состояло в том, что он позволял своим пиратам свободно использовать их естественный дикий нрав и одобрял любую личную инициативу.

Неожиданно обнаружить дюжину горлопанов позади себя, хотя по всем правилам они должны были бы находиться впереди; свалиться вниз, так как некий тип, подобравшись ползком, перерезал сухожилия вашей лощади; почувствовать, что плечо пробито испанским ножом, брошенным с большого расстояния; позволить расстреливать се6я ружейным огнем, тогда как неплохо бы разрядить свое собственное оружие - все это выглядело не очень хорошо с точки зрения английской морали.

Апогей наступил к тому моменту, когда, отступая к стоявшей в резерве орудийной батарее, стрелки обнаружили, что та в руках американцев, и оказавшись под шквальным огнем, не нашли для своего спасения ничего лучшего, как рассыпаться в разные стороны. Через пять минут после этого пушки были по приказу Джона Поля Джонса повернуты в сторону города и грохот залпа явился прощальным приветом коммодора порту Вильсхавена.

После этого они вихрем помчались обратно и через двадцать минут все были на борту "Рейнджера".

Все, кроме двоих убитых. И Тюльпана.

Убит? Арестован? Может быть, ранен и напрасно ожидает помощи? Джон Поль Джонс испытавл шок, когда прибежал запыхавшийся квартирмейстер и доложил, что подгоняемиый ветром ялик вернулся, но был пуст. Он вылетел на палубу и увидел, что действительно маленькое суденышко покачивается на волнах в нескольких метрах от фрегата. Он ошибся наполовину. Совершенно очевидно, что в ялик попало одно из тех ядер, которыми коммодор приказал выстрелить по городу! Но самое худшее было не в этом. Самое худшее заключалось в том, что на набережной Вильсхавена другое ядро ещё удачнее попало в цель - оно подожгло дом и этим домом оказалась резиденция капитана порта - место, где таилась правда о происхождении коммодора.

- Я никогда не узнаю, кто я такой, - с горечью подумал он, когда к четырем часам они подняли якорь. И действительно, он никогда этого не узнал.

И Тюльпан тоже - мы хотим сказать, что Тюльпан тоже никогда не узнал, течет или нет в жилах коммодора благородная кровь - и это произошло по причинам, которые мы скоро увидим.

В открытом море они отправили к рыбам повешенного Олафсона, а также двоих погибших в сражении, Бенито и немого по прозвищу Лондон Тауэр, в адрес которых по обычаю было сказано прощальное напутствие. Перед тем, как позволить им по наклонной доске соскользнуть в море, все трое были поставлены прямо перед собравшимся экипажем и коммодор сказал надгробное слово, заметив, что Олафсон жестоко заплатил за минутную несдержанность своих чувств.

Но Тюльпан имел право на более прочувствованные слова:

- Он был одним из лучших среди нас, американцев, - зая вил Джон Поль Джонс. - Ему была поставлена задача достать документ, представляющий большую ценность для нашей нации, но Богу было угодно, чтобы Тюльпан предстал перед ним.

Англия начала исчезать вдали в тумане, и именно в тот час, когда на борту "Рейнджера" говорились такие высокие слова, в Вильсхавене происходил разговор другого рода, но тоже немаловажный. Разговор этот происходил в Клок Мануар, невзрачном маленьком поместье сэра Бэзила Джонса - в его погребе.

* * *

Это был прекрасный погреб с мощными сводами, сохранявшими прохладу, это помещение в доме, по всей видимости, содержалось ннаилучшим образом и было лучше всего обставлено. Вдоль очень сухих и прохладных стен тянулись многометровые стелажи, уставленные бесчисленными бутылками. Посреди помещения на толстом шетландском ковре - для того, чтобы не мерзли ноги, стоял низенький столик, окруженный тремя удобными вольтеровскими креслами. Число пустых бутылок вокруг стола позволяло понять, что трое участников, собравшихся провести здесь время, находятся здесь уже достаточно давно и вероятнее всего не знают о происходящих снаружи событиях.

Сэр Бэзил встретил с распростертыми объятиями неожиданно приведенного его крестницей Вильгельминой Тюльпана, то есть сэра Даббл-Бартона:

- О, вы сын молочного брата сэра Перси-Перси, не так ли? Прекрасно, молодой человек, считайте, что вы здесь у себя дома. Где ещё вы найдете лучшее место? Своды моего подвала сложены настолько прочно, что они смогут устоять против всех ядер мира, а мое вино позволит спокойно и без лишней паники дождаться момента, когда враг будет сброшен в море. Попробуйте это прелестное бордо.

И затем по мере того, как шло время, наблюдатель, приложивший свое ухо к двери, смог бы услышать те преисполненные важности фразы, о которых мы уже упоминали выше:

- Вот, молодой человек, попробуйте это вино из Юрансона.

- Ваше здоровье, сэр Бэзил, ваше здоровье.

И еще:

- А вот с кусочком честерского сыра, это бургундское ещё лучше, не правда ли, сэр Даббл-Бартон?

И сэр Даббл-Бартон, который начинал верить, что его зовут именно так, отвечал:

- О-ля-ля!

Может быть, это покажется ересью, но когда вдруг появилась мисс Вильгельмина (а разве она исчезала?) с цыпленком, зажаренным на вертеле, все присутствующие единодушно согласились: ничто не может так украсить жареного цыпленка, как венгерское токайское. А следовательно, это не было ересью, и к великому удовольствию собравшихся знатоков, это токайское вовсе даже не уступало выпитому перед этим бургундскому!

Чтобы оценить, до какой степени простирались достоинства этих вин, следует знать, что каждые десять минут, когда Тюльпан слышал высокий голос мисс Вильгельмины, обеспокоенной долгим отсутствием сэра Перси-Перси, он разделял её беспокойство и порывался отправиться в город на розыски молочного брата своего отца, совершенно игнорируя тот факт, что он не был молочным братом его отца, что он не мог его узнать, так как не знал его и что, кроме всего прочего, если Перси-Перси когда-нибудь появится, то никто не сможет заставить его поверить, что этот тип, Тюльпан, которого он совершеннно не знает, является эсквайром Даббл-Бартоном, сыном его молочного брата.

Более того, чтобы проиллюстрировать последствия юрансонского (или токайского? или бургундского? разве что не их смеси и количества), отметим, что Тюльпан, будучи самой вежливостью по отношению к дамам и пользуясь тем, что сэр Базиль отправился облегчиться (что происходило по крайней мере в шестой раз), игриво замечал, не упуская возможности ущипнуть те места, о которых он говорил:

• Предыдущая
• 30/81
• Следующая