Смерть Аттилы - Холланд Сесилия - Страница 41

• Предыдущая
• 41/57
• Следующая

— Ничего теперь не будет таким, как было раньше. Что он здесь делает?

Он показал на монаха, который свернулся у стены и спал там.

— Он был добр ко мне, — ответила Юммейк. — Оставь его в покое. — Она фыркнула и потерла нос.

— Он говорит на хунну?

Юммейк отвернулась от них. У нее в руках было зерно, и она его высыпала в глиняный горшок.

Такс встал и пошел к монаху. Он его потряс, и тот открыл глаза. Такс снова сел. Подобно просыпающемуся ребенку, монах поднял голову и огляделся. В его глазах не было страха. Он посмотрел на Такса и улыбнулся.

— Уходи, — сказал ему Такс на латыни. — Убирайся! Тебе здесь нельзя оставаться.

Монах сел на корточки и отряхнул рукава рясы из грубой черной материи. Потом провел руками по голове, приглаживая волосы. В свете огня и света из дымового отверстия его худое лицо, казалось, состояло из одних углов. Сияющие глаза были бледными, как вода.

— Ты меня слышишь? — нетерпеливо повторил Такс.

— Ты торопишься. Мне говорили, что у гуннов отсутствует понятие времени, — ответил ему монах. Он сел, скрестив ноги. — Ты хорошо говоришь на латыни. Где ты выучил язык?

Такс разозлился и стукнул кулаками по коленям.

— Ты должен уйти. Всем будет плохо, если ты здесь задержишься.

— Нет, зло придет только, если я сам его сюда пущу. Иисус Христос защищает меня от всяческого зла.

— Такс, — резко сказала Юммейк. — Я тебе уже сказала, что он был очень добр ко мне. Оставь его в покое.

— Яя не понравилось бы, что он находится здесь, — Такс так грозно смотрел на монаха, будто желал поднять его в воздух с помощью своего взгляда и вышвырнуть вон из кибитки.

Юммейк гордо задрала вверх подбородок.

— Яя — мертв, — ее лицо блестело от слез и соплей. Она резко вытерла его рукавом. Потом перевела взгляд на монаха, и лицо у нее стало мягким.

— Иди сюда, друг, — и протянула к нему руку. Монах улыбнулся.

— Друг, — повторил он на хунну. Значит, он немного знает язык? Он пошел к ней, немного согнувшись.

— Юммейк, — спросил Такс — Почему ты…

Он бессильно следил за ней. Она отломила кусок хлеба и подала его монаху, похлопав по руке. Потом она ему улыбнулась, как своей преданной собаке.

Держа хлеб в руке, монах посмотрел на Такса.

— Пожалуйста, переведите.

Когда Такс начал колебаться, он повторил:

— Пожалуйста.

Такс приблизился к ним.

— Юммейк, что ты делаешь?

— Вы все разошлись по своим делам и оставили меня одну с Яя, — сказала ему Юммейк. — Кто-то спал, а кто-то был слишком пьян или занимался чем-то другим. Он помог мне отнести Яя в юрту мертвецов. Он помогал мне обмыть и одеть Яя и успокаивал меня.

— Он — римлянин, — сказал Такс.

Монах тянул его за рукав, и Таксу пришлось посмотреть на него.

— Что ты хочешь?

— Я хочу поблагодарить ее. И еще скажи ей о любви и утешении Иисуса Христа.

На мгновение Такс потерял дар речи, потом он возмутился.

— Ее муж мертв, а ты хочешь, чтобы я говорил ей о разных римских вещах и верованиях?.. О германской вере?..

— Ей это сейчас необходимо, — настаивал монах. Юммейк запечатывала горшки с едой глиной. Она очень высоко закатала широкие рукава своей одежды. Такс глядел на нее, на ее сильные руки. Юммейк была полностью занята работой. Волосы свисали по плечам и были свалявшимися. У нее не переставая текли слезы и мочили ей руки.

— Он хочет, чтобы я сказал тебе о дьяволе Христе, — сказал Такс — И он говорит, что это может тебя успокоить.

Юммейк покачала головой.

— Скоро у меня будет покой. Скажи ему об этом. Она продолжала запечатывать горшки глиной.

— Попроси, чтобы он остался со мной. Такс повернулся к монаху.

— Она сказала, что не станет тебя слушать. Если хочешь, можешь здесь остаться.

Он отошел. Если ей было легче в присутствии монаха, что ж! Он вспомнил, что ему говорил Трубач, и отправился, чтобы найти лук и одежду.

Монидяк пошел за ним.

— Сегодня нам нужно отнести Яя на равнину. Я уезжаю. Без меня его будет тяжело нести.

— Хорошо. Найди Бряка.

Такс отбросил рваный плащ, под которым спал, и начал искать стрелы. Неожиданно он понял, что ему сказал Монидяк, и посмотрел на него.

— Куда ты собираешься?

— Я еду с Эллаком. Он хочет поехать к Озерам и собрать там весь народ. Шаманы призывают, чтобы все хунну собрались на реке Недао, чтобы выбрать нового вождя. Мы там будем к началу новой луны.

— Почему ты не сказал мне об этом?

— О, — Монидяк легонько стукнул его по руке. — Мы все равно будем там все. Нужно только посмотреть, что станет происходить здесь. Я знаю, что ты не будешь поддерживать Эллака. Ты за Денгазича? Он слишком молод.

— Они ссорятся?

— Пока нет. Но Денгазич вспоминает о Бледе, и что старший сын был вынужден уступить младшему.

Такс подумал.

— Все уезжают. Через несколько дней Хунгвар опустеет.

— Гепиды тоже уезжают.

— Ерунда. Тот, кто будет каганом, снова заставит их всех вернуться.

— У нас не будет нового кагана.

— Неважно. Германцы никогда не посмеют выступить против нас.

Такс поднял колчан.

— Вчера ночью я видел Яя, и он мне сказал, что убивал германцев. Значит, его убили германцы. Они ему отомстили. Будь осторожен. У тебя есть лишние стрелы?

— Возьми стрелы Яя.

У Такса забилось сердце. Ему стало не по себе при мысли, что он возьмет стрелы мертвеца. Но когда он заглянул в свой колчан, то увидел, что у него осталось слишком мало стрел.

— Юммейк! — позвал он.

Она сворачивала подстилку для спанья. Монах сидел рядом с ней, глядя в пространство. Юммейк подняла голову.

— Мне нужны стрелы, — ему было стыдно просить ее об этом.

— Бери.

Такс подошел к деревянному сундуку у стены и достал луки Яя и его колчаны со стрелами. Юммейк часто готовила для него стрелы, хотя некоторые говорили, если женщина делает стрелы, они будут слабыми. Там были три полных колчана. Такс взял два, а третий оставил, чтобы Юммейк положила его вместе с Яя.

В полдень, когда они все упаковали, пришел Бряк. Они вынесли тело Яя из юрты мертвецов и отправились в степь. Такс и Монидяк везли тело на лошади. Бряк ехал впереди и вез с собой стрелы и копье Яя. Юммейк вместе с монахом следовала за телом Яя. Такс вел с собой трех коней. А Юммейк вела с собой кобылу Яя на веревке.

Они ехали к северу от Хунгвара. Долгая засуха высушила степь до серо-коричневого цвета. Небо было настолько синим, что на него было больно смотреть. Незадолго до заката они приехали к ручью, где стояло большое дерево. Юммейк сидела в тени рядом с монахом. А Такс и Монидяк собирали хворост. Бряк вбил четыре кола со всех сторон постилки, на которой лежал Яя. Они связали эти колья так, чтобы образовалось возвышение, и уложили туда Яя с его стрелами и копьем. Под небольшую платформу они положили дрова и пищу. Юммейк сняла уздечки и седла с лошадей и отогнала их подальше. Кобыла уже щипала траву у ручья, и три коня присоединились к ней.

Юммейк снова села под дерево. Из мешка она достала корону из дерева и лент, которая была на ней во время брачной церемонии, и аккуратно надела ее на голову, достала также горшочки с краской и нарисовала на лице знаки траура. Потом все убрала обратно и сидела, положив руки ладонями вверх на коленях.

Монидяк обошел вокруг платформы, делая вид, что проверяет, насколько она прочная. Бряк не отводил взгляда от горизонта. Потом все отправились к своим коням. Монидяк посмотрел назад на Юммейк, а Бряк сел на коня и подъехал к Таксу, стоявшему у платформы.

— Ты приедешь в Недао, Такс? — спросил Бряк.

— Не знаю, — ответил ему Такс. У него в горле был ком. Он сжал руку Бряка. Монидяк подвел коня, и они все обнялись.

— Ты приедешь, — сказал Монидяк.

— Может быть… Я могу отправиться в Новый Рим. Монидяк захохотал.

— Или ты превратишься в воробья и улетишь отсюда. Мы тебя станем ждать.

Он перекинул поводья через голову своей мышастой кобылы и взлетел ей на спину.

• Предыдущая
• 41/57
• Следующая