Тень кондотьера - Стерхов Андрей - Страница 56

– Ну, может быть, может быть, только вот Модест Владимирович…

– Он сейчас рядом с тобой?

– Ага, рядом. В винегрете вилкой ковыряет. – Улома добродушно хохотнул. – Похоже, жемчужину ищет.

– Дай ему трубу, – попросил я.

Через секунду на том конце послышался хрипловатый голос Самохина:

– Алло.

– Добрый вечер, Модест Владимирович, – сказал я. – Это Тугарин говорит. То, что сейчас Улома про цветок говорил…

– Правда, истинная правда. Даже не сомневайся, дракон. Я не первый год замужем, двумя независимыми методами проверил – точно, ядовитый цветок.

– А вот у Архипыча рука…

– Ты про ожёг? Он, видимо, когда сообразил, решил прооперировать. Но когда коснулся плода ножом, тот и взорвался раньше времени. Трах, бах, огонь, магическая самоликвидация заклятия. Хорошо рукой глаза прикрыл, так бы ослеп.

– Вот оно как. Ясно тогда. Слушай, Модест Владимирович, ещё хотел об одном спросить. Скажи, что есть такое Зеркало Ананда и для чего оно нужно?

Будучи мужчиной основательным, торопиться с ответом Самохин не стал, помолчал-подумал, затем сказал:

– Ну что тебе могут, дракон, сказать насчёт этого зеркала. Не уникальный, но редкий артефакт. Может, штук восемь-десять на всю страну. Если на пальцах, то представляет собой ни что иное, как локализованный в пространстве Пределов сгусток потусторонней материи. Это такая ограниченная магической рамкой брешь в оборотный мир. Проще говоря, миниатюрный портал в Запредельное. Обычно используется для связи с духами, демонами и прочими тамошними сущностями. А помимо того – для созерцания любого из тех Образов, которые владелец способен поднять в Запредельном. И ещё для поиска, как субъектов, так и объектов.

– Поиска, – повторил я вслед за экспертом. И, потрясенный смутной догадкой, спросил: – А в ритуале притягивания подобного подобным случайно не применяется?

– Обязательно, – отчеканил Самохин.

– Вот как? Здорово. Ну что ж, спасибо тебе, Модест Владимирович, спасибо дорогой.

– Да не за что, дракон. Если у тебя всё, тогда передаю трубку вояке. Или конец связи?

– Нет, нет, – поспешил сказать я. – Пусть Улома возьмёт трубу.

После небольшой паузы, в течение которой в трубке слышались приглушенные голоса, звон столовых приборов и стук стекла о стекло, раздался энергичный голос молотобойца:

– Слушаю, Егор.

– Скажи, Боря, Архипыча уже выпустили?

– Не, братишка, что ты. Ведь официальных результатов пока ещё нет. И будут, думаю, только к утру. Если к утру, то значит, шефа выпустят где-то ближе к обеду. Когда все бумажки состряпают и подпишут. Бюрократия, мать их.

– Понимаю. Ладно тогда.

– Слушай, а ты крысу уже вычислил?

Что я метеор, что ли, возмутился я про себя, вслух же сдержано ответил:

– Работаю над этим. – После чего пообещал: – Но как только, так сразу.

– Ну, хорошо, – пробасил Улома. – До связи тогда.

Сказал и отключился.

А я, спрятав свой телефон, вытащил телефон оборотня. Индикатор заряда его батареи показывал одну палку, поэтому нужно было торопиться: умрёт, ковыряйся потом без ПИН-кода. Понажимав кнопочки, я выяснил, что последний исходящий звонок датирован сегодняшним числом, время – двадцать три девятнадцать. То есть Дыг позвонил своему нанимателю (или кто он там ему?) сразу, как только я ушёл. Похоже, чай он пить не стал, подумал я. И тут же позвонил – скорее для очистки совести, чем в надежде на успех – по высветившемуся номеру. Номер был длинный, федеральный и никто мне по нему, разумеется, не ответил. Зато проклюнулся робот оператора, он беззаботным девичьим голоском сообщил мне аж на двух языках, что вызываемый мной абонент в данный момент не доступен, и посоветовал перезвонить по данному номеру чуть позже. Совет был дельным, только что-то мне подсказывало, что звонить больше не нужно. Бесполезно это отныне, поскольку умная карта, что этот номер поддерживала, уже, наверняка, разломана и валяется на дне какого-нибудь мусорного бака. А вот по милицейским каналам номерок стоило пробить, какая ни есть, а всё-таки зацепка. Беспокоить Воронцова было уже поздновато, так что решил позвонить ему по этому вопросу с утра.

А между тем я уже подъехал к своему офису, что расположен во одном из тихих двориков на Сухэ-Батора. В надежде, что мой народ уже пищит от желания отправиться домой, на стоянку я машину загонять не стал, оставил прямо у крыльца. Думал, сейчас сразу загрузимся скоренько и вперёд.

Ошибочка вышла, народ ещё веселился вовсю.

И Вуанга и Леру я обнаружил у себя в кабинете. Нагон выхаживал по комнате со шпагой в руке с самым невозмутимым видом. А девушка сидела за моим столом и, время от времени окуная макияжную кисть в банку с разведённой тушью, что-то старательно малевала на обычном листе писчей бумаги. Там, на столе, уже целый ворох подобных измалёванных листов накопился.

– Готовы ехать? – спросил я с порога и сунул в рот прихваченный с рабочего стола Леры кусок пиццы.

Вуанг ничего мне не ответил, пожал плечами и посмотрел на девушку, а Лера подняла голову и улыбнулась:

– Ой! Шеф.

Была она бодра, весела и находилась в игривом настроении. Казалось, напрочь позабыла моя верная помощница про свои беды-печали и жестокий облом на личном фронте.

– Готовы, говорю, ехать? – проглотив кусок, повторил я вопрос.

– Шеф, а можно я дорисую? – заныла девушка.

Я возмутился:

– Ты чего, издеваешься? Посмотри на часы. Утром дорисуешь.

– Ла-а-адно, – протянула она разочаровано. – Но вы хоть гляньте одним-то глазом.

Выбралась из-за стола, подошла и протянула мне влажный лист. Отметив про себя, что от девушки моей хорошо пахнет ликёром "Шеридан", глянул я на плоды её творчества. А изобразила начинающая и не совсем трезвая художница на том листе ветку бамбука. Причём, действительно в том крайне экономичном стиле, что зовётся сумиэ. Пока ещё неумело изобразила, но очень прилежно, с соблюдением всех правил, характерных для этого вида живописного искусства.

Всучив мне рисунок, Лера ждала оценки. Ох-хо-хо. Повертел я лист так и сяк, покачал одобрительно головой и с умным видом сказал:

– Казалось бы, воплощение бедности. Бедность формы, бедность техники, бедность материала, наконец, бедность содержания. Однако какая глубина! Будет время, испытаем. Предадимся совместному созерцанию. Возможно, кому-нибудь из нас удастся с помощью этого рисунка убить собственный ум, истребить тем самым страдания в себе и вырваться из чёртового колеса сансары.

После этих моих слов Вуанг хмыкнул не без иронии, а Лера, чистая душа, удивилась произведённому эффекту:

– Вы полагаете?

– Угу, полагаю. Ну, а не удастся ум изничтожить, так может, что-нибудь мудрое тогда сочиним. Как говорится, не догоним, так хоть согреемся. Между прочим, глядя на подобный рисунок, один учитель дзена и сочинил ту самую притчу о бамбуке.

– Какую? – спросила Лера.

– Как, разве ты не знаешь? Странно. А ну-ка, Петр Владимирович, просвети девушку.

Думал, пошлёт меня куда подальше самый скупой на слова нагон дракона Ашгарра-Вуанга-Хонгля, однако ничего подобного, внял моей просьбе. Сунул шпагу под мышку и, сложив руки на груди, действительно стал рассказывать. И даже с некоторым, пусть скупым, но всё же артистизмом:

– Посреди леса в тени больших деревьев рос маленький бамбук. Однажды он услышал, как большие деревья говорят о небе. Ему стало интересно, и он спросил: а что такое небо? Никто не знает что это такое, – ответили ему. Небо недостижимо. Тогда бамбук решил расти. Решил и начал. Вскоре он сравнялся с другими деревьями, и сам увидел небо. Оно казалось таким близким, однако когда он попробовал дотянуться до него ветвями, ничего не вышло. Тогда он решил стать ещё выше. И ещё немного подрос. Но небо всё равно оставалось недостижимым. Бамбук стал расти дальше. Он становился всё выше, выше и выше. Но однажды подул сильный ветер и… И бамбук сломался.

После столь неожиданного и трагического финала, Вуанг вытянул из подмышки шпагу и рассёк ею воздух крест на крест.