Вторая мировая война - Уткин Анатолий Иванович - Страница 87

Обсуждался вопрос, что является первостепенной целью вермахта. Выслушав поток мнений, Гитлер вынес свое суждение. Он объявил первой целью захват Ленинграда. Его захват отрежет русских от Балтики и обеспечит бесперебойное поступление шведской железной руды. Далее по шкале ценностей должен быть сделан выбор между Москвой и Украиной. Гитлер дал понять, что Украина — его приоритет. Ее завоевание даст рейху огромные ресурсы. Фюрер приказал после оккупации Крыма осуществить десант через Керченский пролив и двигаться в направлении Батуми.

В прежние времена Гудериан был способен открыто протестовать против решения фюрера, с которым не был согласен. На этот же раз он пишет: «Как только решение атаковать Украину было подтверждено, я делал все возможное, чтобы выполнить приказ как можно лучше. Я упросил Гитлера не разбивать на части мою танковую группу, а бросить ее в бой целиком». А. Кларк полагает, что «трудно определить, в какой степени увод целой армейской танковой группы повлиял на неудачу наступления на Москву… Но это был катастрофический спор, последствия которого для итогов войны едва ли даже можно измерить».[49]

Посетив штаб группы армий «Юг» в Бердичеве, Гитлер возвратился в Вольфшанце. Штаб-квартира войск СС в Берлине получила донесение командующего германской полицией на центральном участке фронта фон дем Бах Зелевского, что его подразделения уничтожили с начала войны 30 тысяч человек. Глава гестапо Мюллер потребовал держать в курсе массовых экзекуций фюрера.

И все же в конце июля немцев посетили первые сомнения. Победы вермахта перестали быть безусловными. Завершение первой фазы «Барбароссы», при всем триумфализме, не дало необходимых результатов. Красная Армия не была сокрушена. Разведка обнаруживала новые и новые дивизии. Русские сражались, а не бежали и не сдавались.

В начале августа появились первые признаки того, что не все подвластно германской армии. По крайней мере, оккупация Кавказа и Мурманска стали казаться уже недосягаемыми в ходе данной кампании целями. Германская военная машина начала перестраиваться на ходу. Обнаружилось нечто странное для педантичных немцев — у них не было планов на период, непосредственно следующий за вторжением на территорию СССР. Да, они ворвались в ворота Советского Союза, но вот что делать с противником, не желающим складывать оружие после первых поражений, они не знали. А колесный транспорт не поспевал доставлять горючее танкам. Во весь рост встала задача перевода железнодорожного транспорта на русскую колею, только железные дороги могли решить проблему снабжения наступающих частей.

20 июля немцы взяли Ельню (40 км к юго-востоку от Смоленска). Но 5 сентября Красная Армия освободила Ельню — первая, пусть не очень впечатляющая победа Красной Армии в этой войне.

В это время, согласно воспоминаниям наркома ВМС адмирала Кузнецова, Сталин «мало-помалу» овладевал началами военного искусства, началами ведения военных операций. Сталин все чаще навещал кабинет наркома Тимошенко в комиссариате обороны, именно там он встречал ведущих военачальников. Уже с определенным знанием дела он спрашивает Кузнецова о возможности перевода морской артиллерии с балтийских островов для обороны Таллина. 8 августа 1941 года Верховный Совет СССР назначил его Верховным Главнокомандующим всех вооруженных сил.

А в дневнике Гальдера появляются ноты сомнений, прежнее ощущение триумфа отходит на задний план. На 51-й день войны — 11 августа — он пишет с явными нотами тревоги: «Во всей обстановке на фронтах в целом становится ясным, что колосс Р о с с и я, который сознательно готовился к войне, при безудержности, присущей тоталитарным государствам, был нами недооценен. Эта констатация относится как к организационным, так и к экономическим силам, а в особенности к чисто военному потенциалу… Их дивизии, конечно, вооружены и оснащены не в нашем понимании этого слова, и командование ими в тактическом отношении во многом неудовлетворительно. Но они есть. И если дюжина их разбита, русские выставляют новую дюжину. Они выигрывают время благодаря тому, что находятся поблизости от своих источников силы, а мы все больше от них отдаляемся. Наши раздерганные по всему огромнейшему фронту и не имеющие никакой оперативной глубины войска снова и снова подвергаются атакам противника, которые имеют определенный успех, ибо на невероятных просторах поневоле остается много разрывов между войсками».

11 августа советская стратегическая авиация осуществила свой первый рейд на Берлин. В ответ Гитлер приказал уничтожить все аэродромы, с которых был возможен вылет на германскую столицу.

На следующий день Сталин сказал эмиссару президента Рузвельта Гарри Гопкинсу: «Величайшая слабость Гитлера заключается в огромной численности порабощенных народов, которые ненавидят Гитлера и аморальные методы его правительства». Эти народы, равно как и «бесчисленные миллионы людей в еще не завоеванных нациях могут получить моральную помощь, укрепить свою моральную силу, которые им необходимы, только из одного источника, а именно из Соединенных Штатов».

Сталин попросил Гопкинса прислать алюминий. Это обрадовало Гопкинса как ничто иное — терпящие крах государства просят автоматы, а не алюминий. Сталин говорил, что его страна «может сражаться в течение трех или четырех лет». Россия производит 1800 самолетов и 1000 танков в месяц. Сталин боялся, что Германия сможет превзойти СССР в промышленном производстве — особенно в производстве танков. Заметим, что, когда Сталин беседовал с Гопкинсом, Смоленск уже две недели был в руках немцев; три армии, которым Сталин приказал взять Смоленск любой ценой, окружались немцами; Верховный Главнокомандующий отдал приказ начать создавать «Можайскую линию», на гораздо большее расстояние (чем обещанные Гопкинсу сто километров) отстоящую от Смоленска к Москве.

А далеко на западе, в концентрационном лагере Освенцим, на русских военных в августе было испробовано самое дешевое средство массового убийства — использовавшийся прежде как пестицид газ «Циклон-Б». Как сказал Черчилль в радиообращении к англичанам в августе, «германские полицейские войска хладнокровно уничтожают тысячи русских патриотов, защищающих свою собственную землю. Со времен монгольского вторжения в Европу никогда еще не было такой методичной безжалостной бойни в таких масштабах».

Стараясь осмыслить стратегический замысел германского командования, Жуков, командуя Резервным фронтом, в середине месяца отмечает «потерю интереса» немцев к центральному участку фронта. 18 августа он пишет Сталину и Ставке: «Враг, убежденный в мощной концентрации наших войск на дороге к Москве, видя на флангах Центрального фронта и в районе Великих Лук сосредоточение наших сил, временно отставил планы удара по Москве и, обратившись к активной обороне против Западного и Резервного фронтов, бросил все свои мобильные ударные и танковые силы против Центрального, Юго-Западного и Южного фронтов. Возможные намерения противника: уничтожить Центральный фронт и, прорвавшись в район Чернигов — Конотоп — Прилуки, ударом с тыла уничтожить Юго-Западный фронт».

Чтобы предотвратить такую возможность, был создан Брянский фронт. Сталин пишет: «Вы, товарищ Еременко, назначены командующим Брянским фронтом. Поезжайте туда завтра и организуйте фронт как можно быстрее. Танковая группа Гудериана действует на брянском направлении и здесь предстоят тяжелые бои. Вы получите то, чего хотели. Вы встретите механизированные части вашего «старого друга» Гудериана, чьи методы должны быть известны вам по Западному фронту». Увы, импровизированного фронта, сил Еременко оказалось недостаточно, чтобы предотвратить катастрофу на юге.