Встреча с судьбой - Коул Кресли - Страница 9

• Предыдущая
• 9/61
• Следующая

«Прыгай, Марикета! Я поймаю тебя».

Мари ползла на животе, продвигаясь, дюйм за дюймом среди громоздящихся вокруг нее вонючих тел инкуби. Впервые за последние две недели ей удалось так близко подобраться к границе их логова, не потревожив их сна.

В ночь первой атаки один инкуби уволок ее в сумрак и поднял за ноги в воздух. Вися вниз головой, она яростно брыкалась, пытаясь освободиться, но инкубус нес ее все выше и выше. Ее тело болталось, как тряпичная кукла. Ударившись головой о выступающий камень, она потеряла сознание. И пришла в себя уже под потолком гробницы на этом каменном карнизе.

«Почти на месте». Мари приподнялась на локтях. Ее тело так сильно дрожало, что тряслась голова. «У тебя получится, Мари». Поочередно переставляя локти, наконец, приблизилась к краю и с трудом подавила возглас… Мари подозревала, что находится высоко, но не думала, что настолько. Высота достигала, по меньшей мере, сотни футов.

«Ну и высота. Хорошенькое дело».

Когда Тера увидела Мари над карнизом, она вежливо зажгла фонарь. Хотя другие бессмертные обладали способностью видеть в темноте, Мари еще не могла.

– Марикета, ты в порядке? Мари слабо кивнула.

– Давай, прыгай. Обещаю, что поймаю тебя, – еще раз сказал Ридстром своим глубоким баритоном.

В эти дни Мари слышала, как все пятеро спорили, обсуждая план ее спасения, так что уже успела запомнить их голоса и узнать характеры. Ридстром нравился ей больше других, и не только потому, что был самым рослым и красивым. Большей частью он сохранял холодный рассудок, что было совершенно несвойственно демонам ярости, и в ходе многочасовых дебатов не терял способности мыслить разумно.

Кейд, похоже, раздражал его больше других, так что братья порой теряли самообладание и начинали драться.

– Все еще строишь из себя короля! – кричал Кейд. – Хотя ты уже не король. Не король.

– И кто в этом виноват? – вопрошал Ридстром. Фактически они приняли участие в состязании, чтобы вернуть королевство, утраченное по вине Кейда.

Что касалось лучников, Тера действительно оказалась сестрой темпераментного Тирни. И Мари подозревала, что прелестная брюнетка из эльфов являлась объектом большого интереса второго лучника, Гилда. Он в основном молчал, но если говорил, то все остальные его слушали. Мари еще не выяснила, что толкнуло эту троицу на участие в состязании.

– Давай, Мари! Ридстром не уронит тебя, – сказал Кейд, и остальные закивали, приободряя. – Прыгай!

«Да. Сейчас только шнурки поглажу. Отцепитесь от меня».

Ее мимика, должно быть, выдавала ее мысли, потому что Тера заметила:

– Если не решаешься прыгнуть, то почему бы тебе не использовать магию?

За две недели, проведенных на этом карнизе, каждая неудавшаяся попытка применить магию злила инкуби и лишала ее сил. Она даже не могла вызвать слабого свечения, чтобы развеять чернильную темноту вокруг себя.

Мари покачала головой. Она просто очень ослабела, поэтому отодвинулась от края и упала на спину. По натуре она не была трусихой, но боялась высоты, потому что родилась и выросла в местности, расположенной ниже уровня моря. Мари даже никогда не видела гор, пока не пролетела, вцепившись побелевшими пальцами в подлокотники, над гватемальским ландшафтом, с его вулканами и вершинами, поросшими джунглями.

И если детское колесо обозрения еще могло вызвать у нее восторг, то прыжок с высоты, равной половине длины футбольного поля, не вызывал у нее энтузиазма.

Как ни странно, но свою вторую большую фобию – неприязнь к крупным насекомым – она смогла преодолеть. Однажды просто устала их отгонять. Они в изобилии ползали по ней, и она смирилась. Раз они не кусаются, то и она не станет их трогать…

Пока Мари неподвижно лежала, уставившись в темноту, инкуби начали шевелиться.

Голодая веками, они не могли умереть и фактически оставались живыми мертвецами. Осатаневшие от бесконечного заточения и лишений, они все еще сохраняли свою брутальную силу.

Вскоре они поднимутся и продолжат ночные атаки на тех пятерых, что внизу. Будут пытаться раздавить и уничтожить их, посторонних нарушителей, вторгшихся тайком в их дом, чтобы украсть драгоценные жертвенные головные уборы инкуби.

А что Мари? Она боялась их, потому что не знала, чего от них ждать. До сих пор ее фактически не трогали, если не считать того, что вонзали в нее зубы или когти, чтобы убрать с дороги или заставить есть и пить то, на что она не могла смотреть без тошноты.

Время для лебединого рывка еще не настало.

Мари не могла с ними разговаривать. Когда инкуби разевали зияющие чернотой рты, то ничего, кроме визга или червей, не выходило. Но постепенно она научилась их понимать – во всяком случае, то, чего они от нее хотели.

Они держали ее у себя, потому что хотели умереть.

Когда-то эти красивые демоны, рожденные, чтобы возбуждать в женщинах сексуальную энергию, превратились в чудовищ.

И Мари сознавала, что они это знали.

На этом карнизе в темноте она впервые в жизни поняла, что некоторые существа, совершающие ночные разбои, могут ненавидеть то, что делают.

Инкуби чувствовали в ней великую силу и верили, что она может их уничтожить. Если бы она могла говорить на их языке, то объяснила бы им, что они ошибаются. Таких, как Мари, называли «подающие надежды», что наделе являлось вежливым обозначением неудачника.

Ее известность в Законе основывалась на том простом факте, что ее ожидало большое будущее. Это был аванс, сплошное надувательство – без наполнения. В этом была вся Мари.

От нее ждали, что она совершит нечто эпохальное, и пристально за ней наблюдали. Все хотели, чтобы она была достойна «ожидания». Все кланы в Законе следили за ней с надеждой на «свершение», потому что большинство ведьм владели силой одной, двух, реже трех из пяти возможных каст, в то время как Мари должна была обладать силой всех пяти каст.

Теоретически она являлась ведьмой-воительницей, целительницей, волшебницей, прорицательницей и колдуньей. Потенциально идеальный букет.

В реальности Мари провалила экзамены в колледже и не получала стипендию, потому что не смогла управиться даже с самыми простыми чарами и все вокруг взрывала. Не могла даже свести баланс в своей чековой книжке.

И ее участие в состязании было чем-то вроде потрясания кулаком в воздухе при жесте «я покажу вам». Некой попыткой искупления? Может быть.

Теперь она за это расплачивалась. Инкуби могли никогда не отпустить ее, потому что сами были узниками вечности. Если в сообществе ведьм до сих пор не обнаружили ее местонахождения с помощью магического кристалла, то уже и не обнаружат. Джунгли вокруг гробницы кишмя кишели какими-то людьми, партизанскими отрядами, но они вели войну и, стреляя вокруг храма, никогда не предпринимали попыток войти внутрь. Какая ирония. Никто даже не догадывался о том, какие баталии велись здесь по ночам.

Мари знала, что оборотень не вернется. Как она могла испытывать влечение к столь жестокому существу, бросившему их здесь на произвол судьбы? В Законе шептались, что оборотни по своей природе – не что иное, как дикие звери из ночных кошмаров.

Бауэн Макрив – уж точно. Иначе, почему не вернулся и никого не прислал?

Но может, проклятие уже погубило его? Если он доживет до того момента, когда она выйдет отсюда, то ему мало не покажется. Не имея пока конкретного плана, Мари знала, что его ждет медленная смерть.

Когда инкуби вокруг начали подниматься, Мари закрыла глаза, чтобы забыться, и представила, как будет мстить оборотню.

Бауэн сидел у обжигающей стены пещеры, мучаясь с рукой. С трудом, удерживаясь в вертикальном положении, он твердо решил не поддаваться искушению и не ложиться.

Сквозь марево убийственного жара он смотрел на поджидающего его Огненного дракона, плавающего взад-вперед в лаве.

Когда в единственный уцелевший глаз Бауэна стекал пот, он поднимал руку, чтобы протереть глаз, но кисти не было. Он знал, что ее нет, все время испытывал боль и все же каждый раз рефлекторно пытался ее использовать.

• Предыдущая
• 9/61
• Следующая