Конунг. Изгои - Холт Коре - Страница 45

• Предыдущая
• 45/76
• Следующая

— Которому же из них я должен отрубить руку? — спросил Вильяльм.

— Которому хочешь, — ответил конунг. — Выбери того, кто тебе меньше нравится.

— Они похожи друг на друга, как ляжки молодой девушки. И они такие же похотливые, как девушки, — сказал Сигурд.

— Не могут они быть одинаково похотливыми, — возразил Вильяльм. — Так кому же из них мне следует отрубить руку?

— Какая разница кому, если они так похожи, — вмешался кто-то.

На том и порешили.

Вильяльм и его люди подняли из подземелья Тумаса и Торгрима. Те еще не знали, что их ожидает, но тут им сообщили решение конунга. Они ограбили Халльварда Губителя Лосей, когда тот лежал без памяти, — забрали у него серебряную пряжку, которую потом обнаружили на одном из них. Но на ком именно, не знал никто — таких одинаковых парней мы еще не встречали. Вильяльм знал их обоих еще детьми. Они тоже жили в Бувике, он часто играл с ними и даже брал к себе в лодку, когда ходил за рыбой. Вильяльм утешил братьев, что они не умрут.

— Во всяком случае, оба, — сказал он. — Но я не могу обещать, что тот, кто потеряет руку, не потеряет также и жизнь.

Конунг приказал, чтобы с тем, кому должны отрубить руку, обошлись по совести. Поэтому позвали знахарку, которая могла бы сразу оказать парню посильную помощь. День выдался погожий. В Нидаросе в те дни работали мало. Новые воины и предстоящий тинг в Эйраре возбудили в людях любопытство. Мужчины толпились в трактирах и харчевнях, из окрестных селений приходили все новые бонды. Когда по городу пролетел слух, что преступнику должны отрубить руку, дети и взрослые начали собираться вокруг Вильяльма и близнецов. Вильяльму пришлось попросить своих людей принести длинные березовые шесты. Положенные четырехугольником, они должны были удерживать любопытных на расстоянии. Но это не помогло, толпа напирала, и свободное пространство перед подземельем, где сидели пленные, постепенно сужалось. Тогда Вильяльм решил, что надо перенести все в Спротавеллир. Люди имеют право получить желанную радость.

И толпа, увеличиваясь на ходу, потекла среди домов. Впереди бежали дети, потом люди Вильяльма вели обоих братьев, братья молчали. За ними шел мой добрый отец Эйнар Мудрый, который должен был позаботиться о том, чтобы парень не умер, когда ему отрубят руку. Вместе с ним шла местная знахарка, ее звали Халльгейр, о ней говорили, будто она умеет колдовать, но никогда не пользуется колдовством во вред людям. За ними следовали горожане, их собиралось все больше, они сгорали от любопытства и радовались предстоящему развлечению.

Мой добрый отец Эйнар Мудрый вспомнил, что нужна смола: обрубок руки следует опустить в горячую смолу, чтобы поскорей остановить кровь. Одного человека послали в конунгову усадьбу за смолой, и он приволок большой бочонок смолы. Другой принес котел с горящими углями и торфом, чтобы разогреть ее к тому времени, когда парню отрубят руку.

— А вот рожечника у нас нет, — сказал кто-то.

Да, подумал я, наш Рэйольв, рожечник из Рэ, после битвы за Нидарос, лежит с распоротым животом и уже никогда в этой жизни не будет трубить в свой рожок. Мы шли долго, день был жаркий, но все с нетерпением ждали редкого зрелища и никому не пришло в голову повернуть назад из-за жары.

Вильяльм подошел ко мне и сказал, что так и не знает, кому же из близнецов он должен отрубить руку.

— Я знал их обоих еще детьми и никогда не мог отличить одного от другого. Если бы один из них нравился мне меньше другого, но, по правде говоря, они мне оба по душе. Конунг поставил меня перед трудным выбором. — Вильяльм наклонился ко мне: — Согласись, что это нехорошо с его стороны. Он должен был выбрать сам. Должен был сказать мне: Отруби руку Торгриму! Я бы спросил у них, кто из вас Торгрим? И все было бы в порядке. Иногда хитрость конунга превосходит мое понимание. Или ему все это безразлично?

Я не ответил Вильяльму, близнецы могли слышать наш разговор. Сейчас у них была надежда, что один из них избежит наказания, но кто именно, было неведомо никому. Вильяльм отер пот со лба, он начал сердиться.

— Знаешь, что я сделаю, — сказал он. — Я пошлю сказать конунгу, что мне не по душе отрубать руку одному из этих парней. Скажу, что мы вместе ловили рыбу и с моей стороны было бы некрасиво таким образом возобновить старое знакомство. В городе есть хороший палач, вот только не помню, как его зовут. Он может и виновного выбрать и отрубить ему руку.

Вильяльм тут же отправил своего человека верхом в конунгову усадьбу. Среди людей пошел слух, будто тот поехал, чтобы спросить у конунга, нельзя ли сохранить парню руку. Идущие рядом со мной сочли виновным в этом меня и зароптали, будто я хочу их одурачить. Я крикнул им, чтобы они ничему не верили: если конунг сказал, что парню отрубят руку, значит, отрубят, хотя бы все войско Эрлинга Кривого пыталось помешать этому. Люди сразу повеселели. Близнецы посмотрели на меня, они держались достойно, большего и нельзя было требовать от людей в их положении.

Оба были невысокие и крепкие, рыжие, с торчащими вперед зубами. Особым умом они не отличались, но в их небольших глазках светилась крестьянская хитрость. В подземелье они похудели, им было по шестнадцать лет, и они шли, взявшись за руки, как дети.

Вскоре посланный вернулся и сказал, что именно Вильяльм должен отрубить руку одному из парней. Так судил конунг и потому сделать это должен человек конунга и не пожалеть силы.

— Это понятно и правильно, — сказал Вильяльм, — но мне от этого не легче.

Он поравнялся с близнецами и дружески заговорил с ними.

— Вам сейчас тяжело, — сказал он, — особенно одному, правда, не знаю, кому именно. Но и мне не легче. Ты кто? — спросил он одного из близнецов.

— Тумас, — ответил парень.

— Тогда я отрублю руку тебе и покончим с этим, — решил Вильяльм.

Но Торгрим сказал, что несправедливо таким образом наказывать его брата.

— Мы вместе там были, но правда в том, что мы не снимали с него эту пряжку. После сражения мы увидели лежавшего на земле человека и подумали, что он мертвый, а пряжка уже была сорвана. И мы вместе подобрали ее.

— Это не мое дело, — сказал Вильяльм. — Меня не касается, кто из вас взял пряжку и лжете ли вы или говорите правду. Видит Бог, было бы лучше, если б конунг приказал отрубить по руке каждому. Но такова его милость. Хотя он не подумал, что его милость к вам обернется несправедливостью ко мне.

Мы пришли в Спротавеллир. Вильяльм выбрал удобное место на одном из холмов. Но толпа теснила его и тоже хотела подняться на холм, люди говорили, что, если они останутся внизу, им ничего не будет видно. Поэтому они потребовали, чтобы Вильяльм с парнями остался внизу, а они сами поднялись на холм — тогда всем все будет видно. С этим Вильяльм согласился, поладить с ним было не трудно, он был готов поменяться местом со зрителями. Поднялась суматоха, люди устремились на холм, нас сжали со всех сторон, и мы в давке потеряли парней.

— Эй, где вы? — крикнул Вильяльм.

Никто не ответил, наконец кто-то крикнул:

— Один тут у меня!

Сразу же после этого добровольно вернулся и второй брат, он прятался в березовом лесу, который окружал холм. Он был угрюм.

— Мне понадобилось отойти по нужде, — объяснил он.

— Это любому может понадобиться, — согласился Вильяльм, он сел на пень и взял жбан с пивом, поданный ему кем-то из его людей. Он пил и никак не мог утолить жажду.

Потом Вильяльм подумал, что близнецов тоже, небось, мучит жажда, и передал жбан им. Они пили по очереди, долго, по-братски передавая жбан друг другу и все время встряхивая его. Вильяльм, задумавшись, сидел на пне. Потом позвал меня:

— Слушай, Аудун, может, нам бросить жребий, кому из них отрубить руку? — спросил он.

— Нет, — строго ответил я. — Ты и сам понимаешь, что конунг не допустит этого, когда речь идет о правосудии и отрубании руки.

— Это верно, — согласился Вильяльм. — Но, думаю, сам черт не захотел быть бы сейчас на моем месте и выбирать, которой их этих серых мух следует оторвать крыло.

• Предыдущая
• 45/76
• Следующая