Конунг. Изгои - Холт Коре - Страница 69
- Предыдущая
- 69/76
- Следующая
Понимаешь ли ты, Аудун, какую зависть испытывала моя жалкая душа и какую муку терпело мое сердце? Их могла победить лишь воля, более сильная, чем моя.
— Что ты думаешь об архиепископе Эйстейне? — спросил он и взял меня за край плаща.
Кончилось тем, что мы плывем в Нидарос при свете дня, мужество покинуло наших людей. Сигурд сказал с горечью в голосе:
— Это люди без конунга, и конунг без людей.
Лицо Сверрира омрачало тяжелое сомнение.
Впереди идет Сигурд, он стирает кровь с носа. Жестокие прислужники Эрлинга Кривого ворвались однажды в его усадьбу в Бувике и увели его оттуда опозоренного, со связанными руками. Сигурда заставили быть гребцом на корабле ярла и увезли на Оркнейские острова, — где мы со Сверриром и познакомились с ним, — а потом обратно в страну норвежцев. Однажды над страной пронеслась весть: Появился новый конунг, его зовут Эйстейн Девчушка, люди добрые, собирайтесь под его начало! Тогда Сигурд покинул дружину ярла Эрлинга в Бьёргюне, темными ночами он бежал через всю страну в Нидарос, нашел там прибежище в женском монастыре, нашел там Рагнфрид, а она — его, за что ее изгнали из монастыря, а он скрылся в городе. Громкими криками он приветствовал прибытие туда нового конунга Эйстейна, разочаровался в нем, добрался морозными зимними дорогами до Рэ, сражался там, потерпел поражение, обмороженный проделал долгий путь до Хамара в Вермаланде, встретил там нового конунга, более сурового, чем все предыдущие, человека, у которого в глазах горел огонь победы: Приветствую тебя, Сверрир, под твоим знаменем мы победим! А дальше Ямталанд, Нидарос, Мьёрс, горы Согна, Эстердаль, Наумудаль и наконец снова Нидарос. Кровь из носа капала ему на бороду, он был предан своим друзьям, не владел учтивой речью и имел лишь одно желание — вернуться домой в Бувик к Рагнфрид и маленькому Сигурду, вернуться с кровью на руках, их можно отмыть, и с глубоким шрамом в душе, который уже не изгладится. Этот крестьянский парень, ставший воином, человеком конунга, мечтал теперь этого конунга покинуть.
Последние дни у него шла носом кровь.
И вот показались корабли.
Сигурд как-то рассказывал мне о своем брате Йоне:
В детстве и юности Йон был такой же угрюмый и брюзгливый, как и теперь, но руки у него были золотые. Однажды он пошел в кузницу, выгнал оттуда кузнеца и выковал себе удобные щипцы с длинными губами и короткими ручками. Их было легко спрятать под рубаху, и вот как-то вечером, когда молодежь, перекликаясь и аукаясь с пригорка на пригорок, собралась водить хороводы, одна молодая девушка вдруг взвыла, как раненый бык. Это Йон ущипнул ее сзади своими щипцами, быстро их спрятал, ущипнул другую и замешался среди танцующих. Многие девушки подверглись с его стороны этому жестокому обращению, младшие побежали домой за утешением к своим матерям, а других дружки увели в лес и там, сняв с них юбки, натерли салом.
О поступке кузнеца из Сальтнеса стало известно, и слава о нем пошла по округе.
Когда молодежь в другой раз собралась поплясать, Йон счел уместным остаться дома.
— Дай мне твои щипцы! — попросил у него Сигурд.
— Боюсь, ты мне их испортишь, — ответил Йон, кислый как простокваша.
— Ну и ладно. — Сигурд обладал завидным спокойствием, он никогда ни на кого не таил зла, тем более на брата.
Через пятнадцать лет Йон однажды спросил у него:
— Помнишь те щипцы?…
— Как не помнить…
— Прости меня.
Сигурд давно простил.
Сигурд как-то рассказал мне о Вильяльме:
— Ты, наверное, помнишь, что в сражении при Рэ его ранили мечом в пах, я видел его рану, в ней был длинный червяк, Вильяльм выковырнул червяка ножом и расковырял рану, чтобы кровь омыла и очистила ее. С тех пор женщины не интересовали Вильяльма. Но мне иногда кажется, не завелся ли такой же червяк у него в голове? Однажды вечером, пьяный, он заговорил о Бенедикте. Кто такая эта Бенедикта? Я пойду к Бенедикте, сказал он. Я останусь у Бенедикты. Но кто она, эта Бенедикта? У нее синий ноготь, сказал он и засмеялся, я пойду к ней. Но если после того ранения женщины стали ему не к чему, зачем ему понадобилась эта Бенедикта?
У Бенедикты синий ноготь, сказал он. Это из-за меня у нее синий ноготь.
К нам шли корабли, их было четыре, у нас тоже было четыре корабля. Но те корабли были больше наших и лучше оснащены, к тому же для них ветер был попутный. У бортов стояли вооруженные воины, они не издавали воинственных кличей, казалось, что они, как и мы, тоже растерялись. Если бы все было, как раньше, у нас был бы готовый план. Каждый предводитель знал бы свое место в бою и занял его, мы, не задумываясь, напали бы на них. Но теперь конунг приказал нам дождаться, чтобы они первые напали на нас.
— Может, их предводители в Нидаросе послали их, чтобы вступить в сражение, только если мы нападем на них. А потому давайте дружески встретим их, может, они только этого и ждут!
И тут они первыми напали на нас, обрушились с силой, достойной берестеников, и мы, берестеники, отступили. Неожиданно они, один за другим, оказались на наших кораблях. Мы не успели даже вскрикнуть, как горожане, а это были они, уже пробились к мачте корабля, где стоял конунг. Мы попытались оттеснить их, но это нам не удалось, к ним все время присоединялись новые люди, сражение шло на наших кораблях, а мы к этому не привыкли. Нам даже показалось, что им удалось захватить корабль конунга. Но тут же мы услыхали его голос, призывавший нас к мужеству. Для нас ветер был встречный. Корабли сбились в кучу, и их медленно несло к берегу. За спиной у нас был мыс Хаттархамар. Мы понимали, что нам грозит столкновение с прибрежными камнями, но не могли изменить курс, не могли развернуть корабли кормой вперед, как часто делали. Мы потеряли и обзор и превосходство над врагом, что прежде всегда давало нам мужество и приводило к победе. Сражение длилось долго. Они дрались неистово, мы — почти безвольно. У их кораблей борта были выше, чем у наших. Когда мы пускали стрелы, они успевали укрыться за ними, когда рубили мечами, попадали в дерево. Они снова напали на нас. Видно, их вела чья-то твердая воля. Но не архиепископа Эйстейна, на кораблях был поднят стяг города, а дружинников архиепископа было бы легко узнать по стягу Олава Святого, их тут не было. Я дрался в третьем ряду, неожиданно меня позвал конунг, он стоял на корме, вокруг летали стрелы, но он их не замечал. Он направлял людей туда, где требовалась помощь, с кормы у него был хороший обзор, небеса были еще на его стороне. Я встал справа от конунга и попытался прикрыть его щитом, слева от конунга стоял Хельги Ячменное Пузо, который носил точильные камни. День был жаркий, ветер едва касался воды, крики битвы, как шум шторма, долетали до берега. Время от времени мой взгляд выхватывал из сражения отдельные картины:
Острие меча входит кому-то в кадык и выходит через затылок, брызжет кровь, человек падает, но я не знаю, кто это…
У Кормильца щита нет, он прикрывает живот железным котлом и орудует мечом, будто это нож для разделки туши…
В воздух взлетает клок волос, человек пригибается, это Коре из Фрёйланда, он жив, поскользнувшись на крови, он падает, отползает в сторону и сразу вскакивает, с отхваченным клоком волос он снова бросается в битву…
И тут наши корабли налетают на прибрежные скалы.
А из-за мыса появляется новый корабль, он тоже больше наших и более богатый, чем те, с которыми мы сражаемся. На мачте развевается стяг Олава Святого — это корабль архиепископа Эйстейна.
И тогда мужество изменяет нам. Как раз в это мгновение Сигурд падает, я вижу его в последний раз.
- Предыдущая
- 69/76
- Следующая
