Директор - Файндер Джозеф - Страница 21

• Предыдущая
• 21/110
• Следующая

– Вы извлекли пули? – спросила она.

– Пока нет. Рентген показал, что их две. Сейчас я их достану… А вы не знаете, кто это?

Одри не могла смотреть на сморщенную кожу трупа и желтовато-коричневые ногти на пальцах его ног. Поэтому, хочешь не хочешь, ей приходилось смотреть на доктора Мецлера, и она даже опасалась, как бы тому не взбрело что-нибудь в голову на ее счет.

– Нет. Но может быть, поможет дактилоскопия.

Эксперты только что сняли отпечатки пальцев с трупа, а также собрали все, что могли на нем найти: грязь из-под ногтей, грязь с одежды и т. д. В первую очередь отпечатки пальцев были направлены в автоматическую систему идентификации отпечатков пальцев штата Мичиган в Лансинге.[26]

– Есть признаки регулярного употребления наркотиков? – спросила Одри.

– Следы от иглы и все такое? Нет. Нету. Но посмотрим, что покажет анализ крови.

– Как вы считаете, он похож на бездомного?

Доктор Мецлер задумался.

– Пожалуй, нет. Его одежда была сравнительно чистой. Волосы, ногти – подстрижены. Зубы относительно в порядке. Нет. На бездомного он не похож. Конечно, его ногти не возьмут в музей маникюра, но он больше похож на нашего клиента, а не на вашего.

Клиентами доктор Мецлер называл трупы пациентов, скончавшихся у него в больнице, и доставленные из города по поручению полиции.

– Признаки насилия?

– На первый взгляд нет.

– У него какой-то разбитый рот, – заметила Одри, заставив себя приглядеться к трупу. – Зубы, кажется, сломаны… Его могли ударить по зубам рукояткой пистолета?

– Могли, – усмехнулся доктор. – Люди, знаете ли, на все способны. Даже ударить…

Тут доктор Мецлер спохватился и добавил серьезным деловым тоном:

– Зубы не вдавлены внутрь. От них только отлетели осколки там, где по ним ударила пуля. На губах следов удара нет. От удара тупым орудием они бы распухли и на них появились бы гематомы… И не забывайте о том, что ему в рот влетела пуля. Разве этого мало?

– Конечно же немало, – уважительным тоном ответила Одри, решившая позволить доктору и дальше наслаждаться своим мнимым интеллектуальным превосходством над ней: примитивную мужскую психику нельзя травмировать; ее нужно холить и лелеять; и именно этим Одри занималась всю свою взрослую жизнь. – Как вы считаете, доктор, когда он умер? Мы нашли труп в шесть утра…

– Называйте меня просто Джордан! – доктор Мецлер подарил Одри очередную ослепительную улыбку. – Трудно сказать. Он уже полностью окоченел.

– Когда труп нашли, он еще не окоченел. Окоченение наступает через три-четыре часа после смерти, значит…

– Знаете ли, Одри! Все не так просто. Надо учитывать множество факторов: его физическое состояние, температуру окружающей среды, причину смерти, бежал убитый в момент смерти или стоял и все такое. Все не так просто…

– А что насчет температуры тела? – спросила Одри как бы невзначай, чтобы доктор Мецлер не подумал, что она учит его работать.

– А что насчет нее?

– Температура трупа у мусорного бака была 88 градусов.[27] Значит, она была примерно на пять градусов ниже нормальной температуры человеческого тела. Если за каждый час после смерти труп остывает на температуру от половины градуса до двух градусов, выходит, что его убили за три-четыре часа до того, как его обнаружили. Я правильно рассуждаю?

– Золотые слова. Но они верны лишь в идеальном мире, – проговорил доктор Мецлер таким тоном, словно разговаривает с пятилетним ребенком, рассуждающим, что луна сделана из сыра и на ней живут мыши. – В нашем же несовершенном мире утверждать это невозможно. В мире столько разных факторов…

– Понятно.

– Вижу, вы разбираетесь в судебной медицине гораздо лучше остальных ваших коллег, чтящих нас здесь своим присутствием.

– Это важная часть моей работы.

– Если вам интересно, я могу многое вам об этом рассказать. В известном смысле чуть-чуть повысить вашу квалификацию. Видите ли, у меня в голове так много всяких знаний, которые обычные люди считают совершенно ненужными, и вдруг появляетесь вы!

«Как же вам, наверное, тяжело живется с грузом этих знаний в нашем несовершенном мире!» – хотела сказать Одри, но лишь молча кивнула и улыбнулась.

– Мне кажется, в полиции вас не ценят по достоинству, – заявил доктор Мецлер, демонстративно поправляя вокруг трупа трубочки, по которым в ходе вскрытия должна была стекать кровь и прочие жидкости.

– Не могу пожаловаться, – покривила душой Одри и покосилась на привязанную к левой ноге трупа бирку с надписью: «Неизвестный № 6».

– Позволю себе усомниться в том, что ваша красота помогает работе в полиции.

– Спасибо за комплимент, доктор, – ответила Одри, лихорадочно пытаясь придумать вопрос, чтобы уйти от поднятой темы, но в морге ее мозг работал со скоростью черепахи.

– Это отнюдь не комплимент. Это констатация факта. Вы очень красивы, Одри. И умны. Это редчайшее сочетание.

– Вот и мой муж говорит то же самое, – не моргнув глазом, соврала Одри, стараясь деликатно поставить на место не в меру бойкого доктора Мецлера.

– Я сразу заметил ваше обручальное кольцо, – с обольстительной улыбкой ответил доктор.

«Господи Боже мой! – в отчаянии подумала Одри. – Если я ему еще раз улыбнусь, он овладеет мной прямо на этом трупе!»

– Еще раз спасибо за комплимент, – выдавила она из себя. – Но скажите мне лучше, с какого расстояния, по-вашему, в него стреляли?

Мецлер криво усмехнулся, взглянул на труп и взял с металлической полочки у стола скальпель с таким видом, что Одри невольно попятилась, но доктор только печально вздохнул, с чувством воткнул скальпель в труп у правого плеча и сделал длинный разрез до самого лобка. Потом сделал такой же разрез от левого плеча. Это, кажется, чуть-чуть помогло ему смириться с неожиданным поражением на любовном фронте.

– Ожогов и сажи не обнаружено, – совершенно иным, деловым тоном произнес он.

– Значит, в него не стреляли в упор?

– Ни в упор, ни с близкого расстояния.

– А с какого примерно?

Полминуты доктор Мецлер работал молча.

– Откуда же нам знать, – наконец проговорил он. – Сейчас можно утверждать только одно: стрелявший находился на расстоянии более одного метра от жертвы. Когда мы найдем пули, а вы определите тип оружия, из которого они вылетели, найдете это оружие и проведете с ним ряд экспериментов, вы, возможно, получите более точный ответ на ваш вопрос.

Доктор занес электрическую пилу над кроваво-красными ребрами и щелкнул выключателем. Пила завизжала.

– Отойдите-ка в сторону! – крикнул доктор Мецлер. – А то я вас забрызгаю.

Нику Коноверу ужасно хотелось отменить еженедельный обед со Скоттом Макнелли, за которым нудно и монотонно обсуждались цифры, снова цифры и ничего кроме цифр, но теперь, в преддверии ежеквартального совета директоров, сделать это не представлялось возможным. Ника трясло, у него потели ладони, к горлу подступала тошнота. Обычно достаточно общительный, Ник не мог никого видеть. Он не мог вымолвить ни слова. У него появились зверские головные боли, и это при том, что до этого голова у него болела раз в двадцать лет. Нику казалось, что его вот-вот вырвет. Он чуть не падал в обморок от одного запаха кофе, но без кофе вообще ничего не соображал.

Повар кафетерия в административном корпусе накрыл Нику со Скоттом Макнелли небольшой круглый столик рядом со стойкой. Как обычно, Скотту Макнелли подали сандвич с баклажаном и сыром, а Нику – чашку томатного супа и сандвич с тунцом. На столе красовались аккуратно сложенные полотняные салфетки, вода со льдом в кувшине и кока-кола. Если Нику не нужно было с кем-то обедать, он обычно просто съедал сандвич у себя за письменным столом. Вплоть до своей гибели Лаура всегда упаковывала ему с собой обед на работу. Она клала в коробку сандвич с тунцом, пакетик жареной картошки и наструганную морковку, а коробку прятала Нику в чемоданчик. Это было что-то вроде традиции, сложившейся еще с тех давних времен, когда они зарабатывали мало. Уже много лет Ник вполне мог оплатить себе обед в кафетерии, но Лауре нравилось за ним ухаживать. Она готовила ему обед на работу даже тогда, когда преподавала в колледже и по утрам у нее было очень мало времени. Еще Лаура всегда писала ему пару добрых слов на желтом листке бумаги и прятала его в коробку с обедом. Находя эту бумажку, Ник всегда радовался, как ребенок, нашедший игрушку в шоколадном яйце. Иногда он обедал у себя за столом вместе с Макнелли или с другими своими сотрудниками, и когда они видели эту исписанную бумажку, Ник немного смущался, но еще больше – гордился вниманием супруги. Ничего не говоря Лауре, Ник не выбрасывал эти листочки и сохранил их все до одного. После ее гибели ему очень хотелось выкинуть или сжечь их, или избавиться от них каким-либо иным способом, потому что ему было больно даже смотреть на них, но он не решился их уничтожить. Он бережно хранил у себя на дне ящика письменного стола стянутые резинкой желтые листики, испещренные каллиграфическим почерком Лауры. Иногда ему хотелось достать их и перечитать, но он боялся, что не выдержит и разрыдается.

• Предыдущая
• 21/110
• Следующая