Опавшие листья - Коллинз Уильям Уилки - Страница 44

Руфус схватил его за руку.

– Это ваше намерение? – спросил он.

– А какое же еще могло бы быть, – ответил резко Амелиус.

– Ведите ее завтракать в гостиницу! – сказал Руфус, видимо, облегченный от опасений. – Я, разумеется, не могу вам заменить вашего почтенного начальника, но я могу найти вам подходящую женщину, она совершенный ангел – без крыльев. – Он постучался в дверь спальни, не слушая дальнейших расспросов Амелиуса. – Завтрак ждет! – закричал он, – и я должен вам сказать, что характер нашего повара не отличается терпением. Теперь, Амелиус, век выставок. Если когда-нибудь будет выставка неумения укладывать чемоданы, золотую медаль единогласно присудят одному молодому человек из Тадмора. Отойдите и предоставьте это дело мне.

Он стащил сюртук и живо окончил все дело, как будто всю жизнь свою ничем иным не занимался. Даже сама хозяйка, явившаяся с безжалостной точностью по истечении часа, как будто смиловалась и стала вежливее в присутствии любезного, невозмутимого Руфуса. Он пожал ей руку, был очень рад с ней познакомиться, уверял, что она ему напоминает жену одного генерала из Кульспринга, и позволил себе спросить ее, не родственница ли она ей. Под прикрытием этого светского разговора, Амелиус незаметно вывел Салли из комнаты. Руфус последовал за ними, продолжая разговор с хозяйкой на лестнице и у парадной двери.

В то время, когда Амелиус ожидал своего друга перед домом, молодой человек, проезжавший мимо в кебе, высунулся и посмотрел на него. Молодой человек этот был Жервей, ехавший от могилы мистера Рональда в Doctor's Commons.

День был так же полон событиями, как и утро. После завтрака Руфус снял номер в гостинице для своих двух молодых друзей. Потом надо было купить Салли необходимые, но интимные принадлежности туалета, о которых Амелиус сначала не подумал. Послали записку в ближайший магазин, и в ответ на нее явилась нарядная дама с мальчиком и большой корзиной. Довольно трудно было уговорить Салли остаться одной с незнакомой ей женщиной. Несчастная боялась всех, кроме Амелиуса. Даже добрый американец не заслужил ее доверия. Недоверие, которому научила ее ужасная жизнь, было инстинктивное недоверие дикого зверя.

– Зачем мне другие люди? – жалобно шепнула она Амелиусу. – Я хочу только быть с вами. – Рассуждать с ней было так же бесполезно, как было бы бесполезно объяснять удобства клетки только что пойманной птице. Оставалось одно средство заставить ее повиноваться. Амелиус сказал.

– Сделай это Салли, чтобы доставить мне удовольствие. – Салли вздохнула и послушалась.

В ее отсутствие Амелиус снова начал расспросы о неизвестной особе, которую Руфус, не задумываясь, назвал ангелом без крыльев.

Дама эта (как объяснил Руфус в коротких словах) была англичанка – жена одного американца, поселившегося в Лондоне для торговли. Он был с ними коротко знаком до отъезда их из Соединенных Штатов, и старая дружба возобновилась, когда он приехал в Англию. Мистрис Пейзон, принадлежавшая ко многим благотворительным обществам, была членом комитета, доставлявшего убежище одиноким женщинам, в особенности молодым девушкам, оказавшимся в столь же несчастном положении, как и Салли. Руфус предложил написать мистрис Пейзон записку с просьбой назначить час, в который она может принять их, и испросить им разрешение посетить приют. Амелиус принял предложение после некоторого колебания. Только что отправили посланного с запиской, как появилась нарядная магазинщица с объявлением, что все необходимое для молодой леди было сделано, и с неизбежным счетом. У Амелиуса не хватило денег. Он занял их у Руфуса, обещая взять часть своего капитала из банка. В его ответе на протест друга о неблагоразумии такого поведения слышалось учение Общины. – Мой милый друг, я обязан возвратить вам деньги в интересах наших бедных братьев. Другой нуждающийся, который у вас займет денег, может быть, не будет с состоянии заплатить вам.

Амелиус некоторое время ждал возвращения Салли, но так как она не приходила, он послал за ней горничную. Руфусу это не понравилось.

– Зачем мешать бедной девушке любоваться собой в зеркале? – сказал старый холостяк с насмешливой улыбкой.

В глазах Салли не отражалось прежнее удовольствие, когда она вошла, у нее был болезненный вид. Она отвела Амелиуса в сторону и шепнула ему:

– У меня иногда болит то место, где синяк, теперь мне очень больно. – Она взглянула со странной, скрытой ревностью на Руфуса. – Я не приходила, – объяснила она, – потому что мне не хотелось, чтобы он знал. – Она умолкла, приложила руку к груди и крепко стиснула зубы. – Ничего, – сказала она весело, когда боль утихла, – я могу переносить это.

Амелиус со свойственной ему пылкостью велел подать самую удобную карету гостиницы. Он слышал страшные рассказы о последствиях удара, нанесенного женщине в грудь.

– Я покажу ее лучшему доктору в Лондоне, – объявил он. Салли шепнула ему опять, не спуская глаз с Руфуса.

– Он едет с нами?

– Нет, – ответил Амелиус, – один из нас должен остаться здесь, чтобы получить письмо. – Когда они вместе уходили из комнаты, Руфус очень серьезно смотрел им вслед.

Амелиус узнал от хозяйки гостиницы адрес знаменитого доктора, пока Салли одевалась.

– Почему тебе не нравится мой добрый друг? – спросил он у Салли, когда они поехали. Дочь Евы дала прямой ответ:

– Потому что вы его любите! – Амелиус переменил разговор и спросил, не чувствует ли она боли. Она нетерпеливо покачала головой. Она забыла об этом. Ее занимала мысль, уже высказанная ей перед отъездом с квартиры, мысль – стать его служанкой.

– Вы позволите мне оставить мое хорошенькое новое платье для воскресений? – спросила она. – Старые мои вещи пригодятся, когда я буду вам служить. Я могу чистить сапоги и платье, убирать комнату и буду очень стараться, если вы мне дадите возможность учиться стряпать. – Амелиус опять попробовал переменить разговор. Она не обратила ни малейшего внимания на его слова, великолепная перспектива сделаться его служанкой поглощала все ее внимание.

– Я мала и глупа, – продолжала она, – но, мне кажется, могла бы научиться готовить, если бы знала, что делаю это для вас. – Она остановилась и посмотрела на него с беспокойством. – Позвольте мне попробовать! – умоляла она, – у меня мало было удовольствий в жизни, – а мне так бы хотелось этого! – Невозможно было устоять против нее.

– Я доставлю тебе возможное счастье, Салли, – ответил Амелиус. – Ты немногого просишь!

Эти слова сострадания обратили ее мысли на другое. Грустно было смотреть, с каким трудом ей давалась новая мысль, на которую навели ее.

– Хотела бы я знать, сможете ли вы сделать меня счастливой? – сказала она. – Вероятно, я была счастлива когда-нибудь, но теперь не помню. Я не помню дня, в который не чувствовала бы голода и холода. Постойте. Мне кажется, я была счастлива однажды. С тех пор прошло много времени, мне было очень трудно, но я выучилась играть арию на скрипке. Старик и его жена учили меня по очереди. Кто-то меня отдал старику и его жене, не знаю кто, и я не помню их имен. Они были музыканты и пели на улицах богачей гимны, а на улицах бедняков юмористические песни. Разумеется, было холодно стоять босиком на мостовой, но мне доставалось много пенсов. Люди говорили, что стыдно таскать такую маленькую девочку по улицам, и давали мне пенни. Я ужинала хлебом и яблоками и спала в славном углу под лестницей. Знаете, мне, кажется, было очень весело в то время.

Амелиус попробовал навести Салли на другие воспоминания. Он спросил, сколько ей было тогда лет.

– Не знаю, – ответила она, – я не знаю, сколько мне теперь лет. Я ничего не помню до скрипки. Не помню, через какое время со стариком и его женой случилась беда. Их посадили в острог, и я не видала их с того времени. Я убежала со скрипкой, чтобы заработать себе что-нибудь. Мне кажется, я заработала бы много денег, если бы не уличные мальчишки. Они такие злые, эти мальчишки. Они сломали мою скрипку. Я пробовала продавать карандаши, но никто их не покупал. Я стала просить милостыню. Меня поймали и привели к… как называется господин, который сидит на высоком месте за пюпитром? Господи, как я испугалась, когда меня привели к этому господину! Он, казалось, был в большом затруднении. Подведите ее поближе, сказал он, она так мала, что я ее едва могу видеть. Господи, прибавил он, что же мне делать с этим несчастным ребенком? Много было народу в доме. Кто-то сказал: ее должны принять в рабочий дом. Потом пришла дама. Я возьму ее, говорит, если вы мне ее отдадите. Он знал ее и позволил меня взять. Она отвела меня в место, которое называют приютом для бездомных детей. В приюте было очень строго. Нас кормили, конечно, хорошо, и учили нас. Нам рассказывали о нашем Отце на небесах. Я сказала, что не хочу, чтобы он был на небе, хочу, чтобы он сюда сошел. Всем им было очень стыдно за меня, когда я это сказала. Я была дурная девочка, я сделалась неблагодарной. Через некоторое время я убежала. Видите ли, там было очень строго, а я привыкла к улицам. Я встретила шотландца на улице. Он играл на свирели. Он научил меня плясать и одел меня шотландкой. У него была странная жена, получерная женщина. Она плясала также на ковре, чтобы не испортить прекрасные башмаки. Меня научили петь песни: сначала одну шотландскую песню. Раз его жена сказала, что она англичанка (не знаю, как получерная женщина могла быть ей), и я должна была выучить английскую песню. Они поссорились из-за этого. Она настояла на своем и научила меня петь «Салли в нашей аллее». Вот почему меня и прозвали Салли. У меня никогда не было своего имени, а только прозвища. Последним было Салли, и оно-то у меня осталось. Надеюсь, что оно вам нравится! О, какой красивый дом. Неужели мы в него войдем? Меня впустят? Какая я глупая! Я забыла о своем хорошеньком платье. Вы не скажете ничего, если меня примут за леди?