Индийский веер - Холт Виктория - Страница 7
- Предыдущая
- 7/98
- Следующая
— Игра! — сказала мисс Эзертон. — Веер… — Ее голос дрожал от наплыва чувств.
— Простите, — начала я.
Туг вошла леди Харриет. Она выглядела как богиня мщения, и я вдруг почувствовала, что ноги не держат меня. Фабиан поднялся с софы.
— Что за шум, — удивился он. — Она моя рабыня. Я приказал ей принести веер.
Я увидела облегчение на лице мисс Эзертон и почувствовала поднимающийся во мне взрыв смеха. Это был немного истеричный, но все же смех.
Лицо леди Харриет смягчилось.
— Ох, Фабиан, — пробормотала она.
Айша спросила:
— А веер… веер мисс Люси?..
— Я приказал ей, — повторил Фабиан. — У нее не было другого выхода, кроме как повиноваться. Она моя рабыня.
Леди Харриет рассмеялась.
— Ну, теперь вам понятно, Айша? Возьмите веер мисс Люси обратно. Он не пострадал, и конец всему. — Она повернулась к Фабиану. — Леди Гудмен прислала письмо и спрашивает, как ты отнесешься к визиту Адриана на часть летних каникул. Что ты думаешь? — Фабиан небрежно пожал плечами. — Давай поговорим об этом! Пошлиной дорогой мальчик! Я думаю, мы должны немедленно ответить.
Фабиан, окидывая пренебрежительным взглядом компанию, которая была обеспокоена таким пустяковым событием, как исчезновение из комнаты веера, пошел вместе с матерью.
Я подумала, что инцидент исчерпан. Они были так озабочены, и мне казалось, что с этим веером было связана что-то важное, но леди Харриет и Фабиан свели это все к пустяку.
Айша ушла, унося веер как какую-то важную драгоценность, и обе гувернантки последовали за ней. Мы с Лавинией остались одни.
— Я должна отнести кубок обратно, пока они не хватились и его. Я удивляюсь, что они его не заметили, но с этим веером была такая суматоха. Ты должна пойти со мной.
Я все еще была потрясена, потому что именно я принесла веер, который, очевидно, был очень важным предметом, поскольку вызвал такое беспокойство. Мне хотелось знать, что бы произошло, если бы Фабиан не снял с меня обвинения. Наверное, я была бы навсегда отлучена от Дома. Мне было бы очень жаль, хотя я никогда не чувствовала себя здесь желанной. Однако мое восхищение им было сильным. Меня интересовали все… даже Лавиния, которая частенько бывала грубой и, конечно, никогда не была гостеприимной.
Я подумала, каким благородным выглядел Фабиан, когда он их всех обдал презрением и взял вину на себя. Конечно, это он был ответственен за случившееся, но он представил все это так, будто ничего особенного не произошло, и с их стороны было довольно глупо устраивать такой переполох.
Я смиренно последовала за Лавинией в другую часть дома, которую до сих пор еще никогда не видела.
— Двоюродная бабушка Люси занимает западное крыло. Это восточное крыло, — сказала она мне. — Мы идем в комнату монахини. Будь осторожной. Монахиня не любит чужих. Со мной все в порядке, я один из членов семьи.
— Ну, а почему же ты боишься идти одна?
— Я не боюсь. Я подумала, что тебе захочется увидеть все самой. Ведь в пасторском доме нет призраков, не так ли?
— Кому нужны призраки? Что от них хорошего?
— В больших домах они есть всегда. Они предупреждают людей.
— В таком случае, если монахиня не хочет видеть меня, иди сама по своим делам.
— Нет, нет. Тебе тоже придется пойти со мной.
— Предположим, я не хочу.
— Тогда я больше никогда не позволю тебе снова приходить в этот дом.
— Неважно. Ты не очень-то приятна… и остальные.
— О, как ты смеешь! Ты всего лишь дочь пастора, и он обязан своим проживанием здесь нам.
Я боялась, что в этом что-то было. Возможно, леди Харриет, если будет недовольна мной, выкинет нас. Я понимала Лавинию. Она хотела взять меня с собой потому, что боялась идти в комнату монахини одна.
Мы пошли по коридору. Она повернулась и взяла меня за руку.
— Пошли, — прошептала она. — Это совсем рядом.
Она открыла дверь. Мы оказались в маленькой комнате, которая выглядела как монашеская келья. Обстановка там была аскетичной. В ней были голые стены, и над узкой кроватью висело распятие. Здесь стояли всего один стол и один стул.
Она быстро поставила кубок на стол, и мы вместе выбежали из комнаты. Мы поспешили по коридору. Ее обычное высокомерие и самообладание вернулись к ней. Она направилась обратно в ту комнату, где незадолго до этого Фабиан возлежал на софе, а я обмахивала его веером из павлиньих перьев.
— Понимаешь, — сказала Лавиния, — история нашего рода начинается еще со времен Завоевателя. Я считаю, что ваши предки были рабами.
— О нет, они ими не были.
— Да, были. Так вот, монахиня была одним из наших предков. Она влюбилась в неподходящего человека… Я думаю, он был викарием или пастором. Люди подобного рода не заключают браки с такими знатными людьми, как мы.
— Смею заметить, они должны были быть более образованными, чем ваши.
— Мы можем не заботиться об образовании. Об этом должны думать только люди вроде тебя. Мисс Эзертон говорит, что ты знаешь больше моего, хотя и на год моложе. Мне не надо быть образованной. Для меня это неважно.
— Образование — самое большее из всех имеющихся благ, — сказала я, цитируя своего отца. — Расскажи мне о монахине.
— Он был настолько ниже ее по происхождению, что она не могла выйти за него замуж. Отец запретил ей это и отправил в монастырь. Но она не могла без него жить, поэтому сбежала к нему. Ее брат отправился за ней и убил любовника. Ее привезли домой и поместили в этой похожей на келью комнате. В ней никогда ничего не меняли. Она выпила из кубка яд. Считают, что после смерти она вернулась в эту комнату и обитает здесь.
— Ты веришь этому?
— Конечно, верю.
— Ты, должно быть, очень боялась, когда пришла сюда за кубком.
— Когда играешь в игры с Фабианом, приходится это делать. Я думаю, что, поскольку меня послал Фабиан, призрак не мог сделать мне ничего плохого.
— Ты считаешь своего брата кем-то вроде Бога.
— Он такой и есть.
Казалось, все в доме считали его таким.
Когда мы возвращались домой, мисс Йорк сказала:
— Бог мой, какой устроили переполох с веером. Если бы за этим не стоял мистер Фабиан, была бы настоящая беда.
Я все больше восхищалась Домом. Я часто думала о монахине, которая из-за любви выпила яд и этим убила себя. Я говорила об этом с мисс Йорк, которая выяснила от мисс Эзертон, что, когда мисс Люси обнаружила пропажу веера из павлиньих перьев, она просто заболела.
— Неудивительно, — сказала она, — что вокруг него поднялась такая суматоха. Мистер Фабиан не должен был просить, чтобы вы взяли его. Вы же никак не могли знать всего.
— Как может веер иметь такое значение?
— О, это что-то связано с павлиньими перьями. Я слышала, они приносят несчастье.
Мне хотелось знать, имеет ли эта теория что-то общее с греческой мифологией, и, если да, мой отец наверняка должен об этом знать. Я решила спросить его.
— Отец, — обратилась я. — У мисс Люси из Дома есть веер из павлиньих перьев. В нем что-то особенное. Есть ли какая-нибудь причина, почему он имеет какое-то важное значение?
— Ну что ж, ты, конечно, помнишь эту историю, как Гера поместила глаза Аргуса на павлиний хвост?
Я не знала и попросила рассказать ее.
Оказалось, что это очередная история о Зевсе, соблазняющем кого-то. На этот раз это была дочь царя Аргоса, и Гера, жена Зевса, узнала об этом.
— Она не должна была удивляться. — сказала я. — Он постоянно соблазнял, кого только мог.
— Верно. Он превратил прекрасную девушку в белую корову.
— Это что-то новое. Обычно он превращался сам.
— На этот раз было по-другому. Гера была ревнива.
— Не удивительно… с таким-то мужем. Но она должна была привыкнуть к его выходкам.
— Она заставила следить за ним чудовище Аргуса, у которого было сто глаз. Узнав об этом, Зевс послал Гермеса усыпить его своей лирой и убить спящим. Узнав, что случилось, Гера рассердилась и поместила глаза убитого чудовища на хвост своего домашнего павлина.
- Предыдущая
- 7/98
- Следующая