Соколы - Шевцов Иван Михайлович - Страница 11
- Предыдущая
- 11/93
- Следующая
Я впервые попал тогда в сказочный мир красок, этюдов, рисунков, в общество молодых людей, окрыленных творчеством, и мир этот очаровал и околдовал меня. Здесь все было интересным, необычным, каждый из студийцев казался мне одаренным художником с большим будущим, творцом шедевры которого очень скоро украсят залы Третьяковской галереи. Почти все они были мои одногодки, и мы сразу нашли общий язык.
Потом, по заданию редакции «Пограничника», вместе с группой студийцев я выезжал на только что восстановленную западную границу, писал очерки, а художники отражали увиденное в рисунках и картинах.
Из всех новых знакомых мне почему-то больше других импонировал Павел Судаков. И прежде всего как человек. Есть люди замкнутые, необщительные, — с ними трудной найти общий язык: не о чем говорить. С Судаковым же оказалось легко и уютно. Его душа была нараспашку, на все — свой собственный взгляд, свое мнение, которое он никому не навязывал. К мнению других прислушивался, однако прежде чем соглашаться или отвергать, все неторопливо, обстоятельно взвешивал.
В августе 1945-го начался разгром японских милитаристов. Я выехал на Дальний Восток в качестве специального корреспондента журнала. Там же оказалась и группа художников-пограничников. В ее составе были Павел Судаков, Андрей Плотнов и Михаил Мальцев. Они пробыли на Дальнем Востоке довольно длительное время. В итоге Плотнов создал картину «Морской десант на Курильские острова». Судаков — большое полотно «Капитуляция Квантунской армии». Это была его первая серьезная картина, в которой молодой художник показал себя зрелым мастером, унаследовавшим лучшие традиции русской реалистической живописи.
После войны студию погранвойск упразднили, и, в сущности, только начинающие свою жизнь в искусстве люди разбрелись кто куда. Павла Судакова на какое-то время приютил в своей мастерской Соколов-Скаля. Отличный педагог, неутомимый труженик-энтузиаст, Павел Петрович обладал чутким, отзывчивым сердцем, всегда оказывал помощь и содействие тому, в ком видел настоящую искру таланта.
У Судакова за плечами был Суриковский институт, учеба в мастерской известного художника и педагога академика Г. Ряжского, чья художественно-профессиональная школа заслуженно имела высокий престиж. Соколову-Скаля импонировал и серьезный жизненный опыт молодого живописца, его трудовая биография.
Судаков родился и вырос на заводской окраине Москвы в семье потомственного рабочего, с детства усвоил простую истину, что главное в жизни человека— труд. Природа не обделила Павла физической силой и богатырским здоровьем, а характер и трудолюбие не позволяли растрачивать природный дар попусту.
Спокойный, уравновешенный и невозмутимый, неторопливый в решениях и поступках, Судаков и сегодня обладает удивительным даром располагать к себе людей. Его щедрая натура, простота и откровенность, какая-то почти детская бесхитростность и непосредственность и есть та необратимая притягательность, тот магнит, который влечет к себе окружающих. Выросший в рабочей семье, где не в почете лукавство, лицемерие и лесть, облаченные в респектабельные одежды, живописец всегда говорит, что думает, откровенно, с мужской прямотой, не прибегая к изящному словоблудию. Он одинаково со всеми: с маршалом и рядовым солдатом, с академиком и дворником, с министром и колхозником. Для него они все равны. В каждом из них Павел Федорович видит человека, характер, его внутренний мир, в который стремится проникнуть, понять и перенести на холст или бумагу. Вот почему в творчестве, художника главенствует портрет.
Убежденный реалист, он никогда не льстил «модели», не припудривал и не приукрашивал ее, а изображал, что называется, «со всеми потрохами». Вместе с тем Судаков умеет найти в каждом человеке добрые, прекрасные черты, положительные начала. Он меньше всего заботится о внешней игре красок, не щеголяет броским пятном. Его внимание сосредоточено на выражении лица, глаз, иногда художник дополняет, усиливает образ изображением рук. В этом отношении очень характерны созданные им в конце 40-х и начале 50-х годов портреты корифеев советской науки: академиков О.Ю.Шмидта, А.И.Опарина, Е.Н.Павловского и К.И.Скрябина. Их Павел Федорович писал маслом, рисовал углем и карандашом. Он знал их привычки, был знаком с их семьями, проникся к ним глубокой симпатией и уважением, и потому в известной картине «Заседание президиума Академии наук СССР», одним из авторов которой является Судаков, четыре выше названных ученых изображены естественно, непринужденно, без позы и парадности.
Любовь к человеку у Павла Федоровича органично сочетается с благовением перед природой. Об этом можно судить хотя бы по строчкам, написанным мне в 1952 году, когда я в должности собственного корреспондента газеты «Известия» уехал в Болгарию; «…Если б ты знал, какая у нас сейчас началась весна. Давно такой не помню, — душа разрывается, хочется бежать, бежать, упасть на теплую землю и кататься, потом остановиться, раскинуть руки, как бы обнимая всю родную землю, смотреть в голубое небо, которое насыщено тысячами голосов птицы и насекомых…» Так что не случайно в творчестве Судакова пейзаж занимает почти равное с портретом место.
Как-то в одном из писем в Софию Павел сообщил мне с восторгом, что наконец-то сбылась его мечта: он заимел собственную мастерскую. Радость можно было понять: для художника мастерская — что для токаря станок. Теперь отпадала нужда ютиться по чужим углам, а главное, что это был отдельный флигель с двориком в глубине двора, да к тому же в центре Москвы — на Малой Грузинской.
Приехав в Москву в очередной отпуск, я встретился с Павлом в его «обители». Мастерская была уже обжита, обставлена скромно и со вкусом, в ней царила рабочая атмосфера. В центре зала возвышался новый мольберт с натянутым на подрамник холстом. На стене висел портрет отца. У стен стояли этюды в рамках и без, листы картона. В то время с семьей в четыре человека я жил в одной комнате коммунальной квартиры, — условия самые неподходящие для творчества, и Павел предложил мне работать в его мастерской. Мой письменный стол стоял на антресолях высоко под потолком, а внизу, в большом зале, художник колдовал у мольберта. Мы друг другу не мешали. Пожалуй, напротив: создавалась дружеская творческая атмосфера. В конце дня «на огонек» заходили наши общие друзья. За чашкой чая или кофе, за бутылкой вина велись теплые беседы, иногда переходящие в страстные дискуссии. Здесь читали свои «свежие», только что «испеченные» стихи Василий Федоров, Василий Журавлев, Алексей Марков, Сергей Смирнов, Егор Исаев. Бывали тут и писатели Всеволод Кочетов, Михаил Алексеев, Петр Проскурин, Ефим Пермитин, Владимир Чивилихин, из Ленинграда приезжал Сергей Воронин, с Дона — Виталий Закруткин. Да всех не перечесть. Частенько заглядывали к нам Александр Михайлович Герасимов и Евгений Викторович Вучетич, а также ветеран МХАТ народный артист СССР Алексей Васильевич Жильцов, адмирал Семен Егорович Захаров, герой штурма рейхстага генерал-полковник Василий Митрофанович Шатилов… Павел Федорович писал их портреты. Об одном из них хотелось бы рассказать несколько подробнее.
Как-то мне позвонил Е.В.Вучетич и по своему обыкновению шутливо-приказным тоном сказал:
— Через час у меня будет Шолохов. Приезжайте вместе с Судаковым.
С Михаилом Александровичем я был знаком, Судаков же встретился с писателем впервые. В результате этой встречи появились два портрета Шолохова, сделанные карандашом и углем.
Кажется, тогда же у Судакова родилась мысль написать портрет Леонида Максимовича Леонова. Позировать Леонов согласился не сразу и без особого желания. Сначала просто побывал в мастерской, познакомился с художником и его творчеством, отметил портреты отца и партизана. Павел Федорович сразу сказал писателю, что хотел бы сделать несколько портретов: углем и маслом. Леонид Максимович согласился. Я, чтоб не мешать их работе, зная необщительный характер Леонова, в мастерской появился в конце дня, когда писатель уехал. На мой вопрос, как прошел первый сеанс, Судаков ответил грустно:
- Предыдущая
- 11/93
- Следующая
