Изумруды к свадьбе - Холт Виктория - Страница 55

• Предыдущая
• 55/79
• Следующая

Она спросила, куда мы направляемся, и я ответила. Когда мы поскакали дальше, Женевьева сказала:

– Уверена, что ей очень хотелось бы запретить нам ходить в гости к Бастидам. Она думает, что здесь хозяйка, но она всего лишь жена Филиппа. А ведет себя так, словно...

Ее глаза недобро сузились. Она не такой уж наивный младенец, как мы полагаем, и прекрасно понимает, что за отношения у Клод с ее отцом, подумала я...

Ив и Марго ждали нас и приветствовали громкими криками.

Я ела улиток первый раз в жизни, и все смеялись над тем, как я старалась побороть в себе чувство отвращения. Возможно, они действительно очень вкусны, но я не могла их есть с таким же энтузиазмом, как все остальная компания.

Дети без умолку болтали об улитках и о том, как они просят своих святых ниспослать дождь, который выгонит их наружу, а Женевьева с жадным интересом слушала. Она смеялась так же громко, как и все остальные, и даже стала подпевать, когда дети опять завели свою песню про улиток.

В самый разгар нашей трапезы появился Жан-Пьер. Я почти не видела его в последнее время, так как он с утра до ночи был занят на виноградниках. Он поздоровался со мной с присущей ему галантностью, и я с некоторой тревогой отметила, как изменилась Женевьева, едва он вошел. Казалось, она отбросила свою детскость, и мне стало ясно, что она жадно слушает все, что он говорит.

– Садитесь рядом со мной, Жан-Пьер! – закричала она, и он без колебаний подвинул стул к столу и втиснулся между нею и Марго.

Они стали опять говорить об улитках, потом Жан-Пьер спел для них. И все это время Женевьева следила за ним глазами, в которых сквозило неприкрытое мечтательное выражение.

Жан-Пьер поймал мой взгляд и тут же стал расспрашивать о том, как идет моя работа.

– А у нас в замке появились жучки, – вдруг громко произнесла Женевьева. – Я бы не возражала, если бы это были улитки. Интересно, а могут ли завестись улитки в замке? Стучат ли они когда-нибудь своими раковинами?

Она делала отчаянные попытки привлечь его внимание и добилась этого.

– Жучки в замке? – спросил Жан-Пьер.

– Да, и они стучат. Мы даже ночью ходили с мадемуазель Даллас смотреть, правда, мадемуазель? Мы спускались прямо в подземную тюрьму. Я испугалась, а мадемуазель нет. Вас, мадемуазель, ничто не может напугать, не так ли?

– Во всяком случае, не жучки, – ответила я.

– Но мы не знали, что это жучки, пока папа не сказал вам.

– Жучки в замке, – повторил Жан-Пьер. – Жук-могильщик? Готов поклясться, что это может привести графа в ужас.

– Вряд ли такое вообще возможно.

– О, мадемуазель! – вскричала Женевьева. – Как это было ужасно... там, внизу, в этой тюрьме, а у нас с собой только одна свеча. Мне казалось, что там кто-то был... кто-то следил за нами. Я чувствовала это, мадемуазель... Я говорю правду. – Дети слушали ее с широко раскрытыми глазами, а Женевьева не могла устоять перед соблазном продолжать привлекать к себе всеобщее внимание. – Я слышала какой-то стук... – продолжала она. – Я знала, что там, внизу, живет привидение. Это кто-то из умерших пленников, чья душа никак не может успокоиться…

Я видела, что она начинает чрезмерно возбуждаться. В ее голосе стали проскальзывать истерические нотки. Я поймала взгляд Жан-Пьера, и он понимающе кивнул мне.

– Послушайте, – воскликнул он, – кто будет танцевать «Марш улиток»? Мы так хорошо ими попировали, что надо бы исполнить танец в их честь. Давайте-ка, мадемуазель Женевьева, мы с вами откроем танцы.

Женевьева с готовностью вскочила, ее лицо пылало, глаза сияли. И, взяв за руки Жан-Пьера, она закружилась с ним по комнате.

Мы покинули дом Бастидов около четырех часов. Как только мы появились в замке, ко мне подбежала одна из служанок и сказала, что мадам де ла Таль хочет меня видеть и я должна как можно скорее пройти в ее будуар.

Я не стала переодеваться и пошла к ней прямо в костюме для верховой езды.

Постучав в дверь ее спальни, я услышала тихий голос, приглашающий меня войти. В изысканно меблированной комнате, где стояла кровать под пологом из переливчатого синего шелка, Клод не оказалось.

Тут я заметила открытую дверь, и в этот момент оттуда донесся ее голос:

– Входите, мадемуазель Лоусон.

Ее будуар представлял собой комнату, вдвое меньшую по сравнению со спальней. В нем находилось большое зеркало, сидячая ванна, туалетный столик, кресла и софа, и над всем этим витал крепкий запах духов. Сама она полулежала на софе в бледно-голубом шелковом платье, ее золотистые волосы красиво ниспадали на плечи. Я не могла не признать, что выглядела она невероятно красивой и соблазнительной.

Она разглядывала свою обнаженную ногу, выставленную из-под голубого платья.

– О, мадемуазель Лоусон, входите. Вы были у Бастидов?

– Да, – отозвалась я.

– У нас, конечно, – продолжала она, – нет никаких возражений против вашей дружбы с Бастидами. – Я удивленно посмотрела на нее, а она тем временем продолжала с улыбкой: – Конечно нет. Они делают для нас вино, а вы реставрируете наши картины.

– Я не вижу здесь никакой связи.

– О, уверена, что это не так, мадемуазель Лоусон. Вы найдете ее, если хорошо подумаете. Но я говорю о Женевьеве. Я уверена, что граф не хотел бы, чтобы она водила такую... близкую дружбу с... его слугами. – Я хотела было возразить, но Клод быстро продолжала, и тон ее голоса был почти нежным, словно она старалась причинить мне как можно меньше неприятностей: – Возможно, мы здесь стараемся оберегать своих детей больше, чем это делают в Англии. Мы считаем неразумным позволять им слишком свободно общаться с людьми из других социальных слоев. При определенных обстоятельствах это могло бы привести к осложнениям. Не сомневаюсь, что вы понимаете меня.

– Вы намекаете на то, что я должна была бы помешать Женевьеве посещать дом Бастидов?

– Вы согласны, что это разумно?

– Мне кажется, вы заблуждаетесь насчет моего влияния на Женевьеву. Я не в силах помешать ей делать то, что она хочет. Я могу лишь просить ее зайти к вам, чтобы вы сами высказали ей свое мнение.

– Но вы вместе с ней ходите к этим людям. Именно под вашим влиянием она...

– И тем не менее я уверена, что не могла бы остановить ее. Я скажу, что вы хотите поговорить с ней. – И с этими словами я покинула спальню мадам де ла Таль.

В тот вечер, придя в свою комнату, я легла спать, но еще не успела заснуть, как в замке поднялась страшная суматоха. Я услышала чьи-то гневные крики, вопли страха и, накинув пеньюар, вышла в коридор.

Пока я стояла у дверей своей комнаты, не зная, что предпринять, мимо пробежала одна из служанок.

– В чем дело? – спросила я.

– Улитки в постели мадам!

Да, таков был ответ Женевьевы. Она выслушала замечание Клод довольно спокойно – по крайней мере, так казалось, – но тут же решила отомстить, И из-за этого-то и разгорелся весь сыр-бор.

Я отправилась к ней в комнату и постучала в дверь. Ответа не последовало, я вошла и увидела, что Женевьева лежит на кровати и притворяется спящей.

– Это бесполезно, – сказала я.

Она открыла один глаз и рассмеялась:

– Вы слышали вопли, мадемуазель?

– Их слышали, наверное, во всем замке.

– Представляете себе ее лицо, когда она их увидела?

– На самом деле это не очень весело, Женевьева.

– Бедная мадемуазель. Мне всегда жаль людей, лишенных чувства юмора.

– А мне всегда жаль людей, которые откалывают такие номера. Как вы думаете, чем теперь все это кончится?

– Она будет знать, что ей следует заниматься только собственными делами и не совать нос в мои.

– Но все может обернуться совсем по-иному!

– Ох, ну не надо! Вы такая же плохая, как она.

Попытка запретить мне видеть Жан-Пьера и всех остальных ни к чему не приведет. Это ей не удастся.

– А если ваш отец запретит...

Она выпятила нижнюю губу:

– Никто ничего мне не сможет запретить!

– В любом случае надо отказаться от этих детских штучек с улитками.

• Предыдущая
• 55/79
• Следующая