Кирклендские услады - Холт Виктория - Страница 60
- Предыдущая
- 60/64
- Следующая
У меня не было сомнений, что Дамарис участвует в заговоре против меня. Что еще я могла подумать, если она видела монаха вместе со мной, а потом отрицала это? Я еще раз взглянула на письмо. Не может быть, чтобы она действовала заодно с Саймоном... Но я должна посмотреть в лицо фактам и признать правду: я застала их вдвоем в рождественскую ночь, и то, что я услышала и увидела, глубоко меня потрясло. И все же подозревать Саймона было невыносимо. Что бы ни говорил мне разум, глупое женское сердце не соглашалось с ним.
Кто-то послал Дамарис в Забавы с этим письмом. Но кто? Люк? Он мог бы обойтись без посторонней помощи. Доктор Смит? Я всмотрелась в почерк, но он нисколько не напоминал почерк доктора, который был мне знаком. И тут я вспомнила о своем посещении их дома и о бледной женщине, которая так разочаровала доктора, что он всецело посвятил себя работе. Дрожащим пером могла водить слабая рука больной, особенно если она была чем-то встревожена.
Я положила письмо в карман, закуталась в теплый плащ и вышла из комнаты. Спускаясь по лестнице, я остановилась у двери на галерею менестрелей, приотворила ее и заглянула внутрь, ибо у меня было опасение, что там может кто-то прятаться.
Галерея была пуста.
Я продолжила свой путь, пересекла холл и вышла из дома. На меня набросился холодный ветер, но плотный плащ надежно защищал от непогоды. Я быстро зашагала прочь от дома, оглянувшись лишь один раз, чтобы убедиться, что за мной никто не идет. Я никого не заметила, однако это не означало, что из окна за мной не следят чьи-нибудь зоркие глаза.
Путь к дому Смитов я проделала, ни разу не остановившись. В этот раз дом показался мне еще более унылым и темным. Жалюзи на окнах были опущены, ветер шумел в ветвях высоких елей у входа.
На звонок, как и в прошлый раз, вышла горничная.
– Доктора нет дома, миссис Роквелл, – сообщила она.
– Я пришла навестить миссис Смит.
На лице горничной отразилось удивление.
– Сейчас я доложу ей о вашем приходе.
– Пожалуйста, скажите миссис Смит, что мне надо видеть ее по делу чрезвычайной важности.
Горничная удалилась с явной неохотой, я же стала соображать, что мне делать, если миссис Смит откажется меня принять. Тогда я поговорю с Дамарис и потребую, чтобы она призналась, от кого была записка, почему она отрицала, что видела монаха, и какова ее роль в заговоре против меня. Ей придется сказать мне правду!
Спустя несколько минут вернулась горничная.
– Миссис Смит вас примет, – объявила она и провела меня наверх, в уже знакомую комнату.
К моему удивлению, здесь находилась не только миссис Смит, но и Дамарис. Она стояла возле сидевшей в кресле матери, словно ища у нее защиты. Миссис Смит показалась мне еще более изможденной, ее огромные глаза горели какой-то непонятной мне решимостью.
– Доброе утро, миссис Роквелл, – тихим голосом приветствовала она меня. – Рада вас видеть.
Я приблизилась и пожала ее протянутую руку. Горничная вышла, прикрыв дверь, и мы остались втроем.
– Зачем вы пришли сюда? – быстро спросила она. – Это сейчас самое опасное для вас место.
Я вытащила из кармана письмо и протянула ей.
– Вы показывали его кому-нибудь еще?
– Ни единой душе.
– Почему же вы пришли ко мне?
– Потому что полагаю, что именно вы прислали мне эту записку. Я видела, как Дамарис выходила из Забав.
Она молчала. Не выдержав, я крикнула:
– Признайтесь, ведь это писали вы! Дамарис обняла мать со словами:
– Тебе нельзя волноваться. – Потом, почти вызывающе, она обратилась ко мне: – Вы расстраиваете маму.
– Уверена, что миссис Смит может помочь мне найти того, кто так усердно пытался расстроить меня!
– Не беспокойся, дорогая, – сказала миссис Смит дочери. – Разумеется, миссис Роквелл не следовало сюда приходить, но раз уж она здесь, я сделаю все, что в моих силах.
– Ты уже сделала...
– К сожалению, она не вняла моему совету!
– Какому совету? – осведомилась я.
– Уезжайте отсюда как можно скорее. Не теряйте ни минуты. Сегодня же возвращайтесь к отцу. Иначе... может быть поздно.
– Откуда вы знаете?
– Я знаю слишком много... – устало бросила она.
– Так скажите, это ваша записка? Она кивнула.
– Вы должны бежать отсюда, если хотите, чтобы ваш ребенок увидел свет живым и здоровым.
– Почему я должна верить вам?
– Какой мне смысл лгать?
– Разве вы не видите, что я ничего не понимаю?
– Вижу. Вы упрямы. Вы не послушаете моего совета. Вам хочется раскрыть тайну. Вы слишком отважны, миссис Роквелл.
– Расскажите мне все, что вам известно, – потребовала я. – Вы обязаны это сделать.
– Мама... – прошептала Дамарис, и бесстрастная маска упала с ее лица. Я поняла, что она в ужасе.
– Вы должны рассказать мне, миссис Смит, – попросила я, взяв ее тонкую влажную руку. – Вы же сами это понимаете.
– Да, вы мне не поверите, пока я не открою вам всего. И не поймете.
– Так откройте же!
– Это долгая история... Она началась много лет назад.
– Я не спешу.
– Вот в этом вы ошибаетесь. Вам надо очень спешить.
– Все равно я не уйду, пока не узнаю всего.
– А если мне удастся убедить вас в том, что вам и вашему ребенку грозит опасность, вы уедете сегодня же?
– Да, если сочту это необходимым.
– Мама! – крикнула Дамарис. – Не надо! Не делай этого.
– Ты все еще боишься, Дамарис?
– Как и ты, мама. Мы обе боимся... всегда боялись...
– Да, – проговорила миссис Смит, – я действительно боюсь. Но я думаю о ребенке, и о жизни миссис Роквелл. Не можем же мы спокойно сидеть и ждать, что с ними станет, – как по-твоему, Дамарис? Сейчас не время думать о себе.
Я умирала от нетерпения.
– Скажите же мне, – умоляла я, – скорее!
Она еще немного поколебалась, потом с видимым усилием взяла себя в руки и начала:
– Я вышла замуж против желания своей семьи. Вы можете подумать, что моя история не имеет отношения ко всему этому, однако я хочу, чтобы вы поняли, откуда мне все известно...
– Да, конечно!
Она разгладила одеяло на своих коленях.
– У меня было небольшое личное состояние. Как вы знаете, когда женщина выходит замуж, ее деньги переходят в собственность мужа. Он нуждался в деньгах... и поэтому женился на мне. Мне казалось, он увлечен своей профессией, я хотела помогать ему. Пациенты боготворили его, он отдавал им всю душу. Но, видите ли, в нем жили два человека. На людях он был очарователен, заботлив, внимателен, а вот дома… Ему нравилась его роль, но не мог же он играть ее постоянно, – верно, Дамарис?
– Не надо, – пробормотала девушка. – Не делай этого. Если он узнает...
– Понимаете, – продолжила миссис Смит, – мой муж считал себя не простым смертным, подобным всем остальным. И действительно, он добился блистательного успеха, хотя начинал буквально с нуля. Я восхищалась им – поначалу. Но скоро он перестал притворяться передо мной. Это случилось еще до рождения Дамарис. А потом он очень негодовал, что она не родилась мальчиком, – ему хотелось сына, точную его копию, что в его глазах означало бы совершенство. Дамарис быстро научилась понимать его. Помнишь, Дамарис, – ты беспечно играешь, ты счастлива, ты забыла обо всем на свете – ибо дети легко забывают и потому счастливы. Вдруг в прихожей раздаются шаги, ты бросаешься ко мне и зарываешься в мои юбки, пытаясь спрятаться…
– Он жестоко обращался с вами?
– Не в физическом смысле – это не в его характере. Но он ненавидел меня. Да и как могло быть иначе? Получив мои деньги и разочаровавшись в возможности обзавестись сыном, он не видел во мне никакой пользы. О, эти тоскливые годы печали и страха... Не представляю, как у меня достало сил пережить их.
– Так значит, это доктор Смит пытался уничтожить меня... Но зачем?
– Об этом я тоже расскажу вам. Я встречалась с его молочной матерью, – она живет неподалеку отсюда в маленьком домике на пустоши. Однажды ей принесли младенца, рожденного цыганской девушкой, которая оставила свое племя и работала на кухне в Забавах. У нее был муж, цыган по фамилии Смит, но после рождения ребенка она ушла от него. Сэр Мэтью был неравнодушен к девушке. Не знаю, сделал ли он ее своей любовницей, однако Деверел в этом уверен. Он считает себя сыном сэра Мэтью. Теперь понимаете?
- Предыдущая
- 60/64
- Следующая